Валентина Пашинина - Неизвестный Есенин

• Название: Неизвестный Есенин
• Автор: Валентина Пашинина
• Издательство: Фирма «Деркул»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-581-912-7

«Неизвестный Есенин» — третье, исправленное и дополненное издание книги Валентины Пашининой. Такого Есенина, каким он предстает на ее страницах, мы действительно не знали. По-новому осмыслены многие факты жизни великого русского поэта, доказано авторство «Послания евангелисту Демьяну», которое сберегли и сохранили политзаключенные УхтПечЛага, среди которых был и Василий Петрович Надеждин, передавший стихотворение автору этой книги, за что ему — особая благодарность. Основываясь на огромном фактическом материале, как опубликованном, так и практически неизвестном широкому кругу читателей, B.C. Пашинина предлагает свой взгляд на многие события в жизни поэта, а также обстоятельства его трагической гибели.

Впервые биография Сергея Есенина развернута на динамичном фоне истории России, а не ограничена тесными стенами скандального кафе «Стойло Пегаса».

Книга рассчитана на широкий круг читателей, представляет несомненный интерес для тех, кто глубоко интересуется творчеством и судьбой любимейшего поэта России.

---

Все пролетарские поэты, полные задора и энтузиазма, писали стихи и считали себя поэтами. Мол, не Пушкины, конечно, но, во всяком случае, не хуже Есенина. Теперь это сравнение наивно и смешно, но в 1920-е годы Есенин тоже считался просто подающим надежды крестьянским поэтом. Молодых рифмоплетов (не в укор будет сказано!) и собрали отовсюду под своды Пролеткульта, чтоб хоть как-то залатать образовавшуюся брешь в литературе. И Надежда Вольпин была убеждена, что она рифмует не хуже Есенина. И Вениамин Каверин тогда писал стихи, считал себя значительным поэтом и перестал рифмовать, лишь услышав суровый приговор Осипа Мандельштама: «От таких как вы, надо защищать русскую поэзию».

«Рапповцев не любил»… Думаю, что они его тоже не любили, за то, что таким заносчивым и высокомерным был с ними, почитая себя первым и единственным после Пушкина. Обижались пролет-культовцы на Есенина и за то, что он стоял в стороне от всяких организаций.

А разве не раздражал Есенин всех «безродных космополитов» постоянным напоминанием: «Ищи родину. Найдешь — пан». «Безродины нет поэта». «Чувство родины — основное в моем творчестве».

А разве не раздражал этот деревенский аристократ пролетарских поэтов своим внешним видом?!

Пролетарские поэты, пришедшие с фронтов гражданской войны, с оружием в руках устанавливали в стране советскую власть. И что получили от советской власти? Старой потрепанной шинелькой едва прикрывали свой «срам». А этот «первый дезертир» и «попутчик», примазавшийся к советской власти, должно быть, только и делает, что переодевается: то деревенским пастушком представится, то в крылатке и цилиндре вокруг памятника Пушкину щеголяет, то английские костюмы по нескольку раз на дню меняет. Нечего говорить, каким щеголем из-за границы вернулся и сколько привез барахла, купленного на деньги Дункан. Так ведь сказал не только лучший друг Мариенгоф. За примерами далеко ходить не надо:

«Но вот Королевич окончательно разодрался со своей Босоножкой и в один прекрасный день снова появился в Москве, «как денди лондонский одет», — это голос Валентина Катаева. А вот — Ивана Старцева: «Выглядел скверно. Производил какое-то рассеянное впечатление. Внешне был европейски вылощен, меняя по несколько костюмов в день».

Быть франтом и щеголем в двадцатые годы, когда дамы довольствовались платьями из стареньких гардин, а зимнюю одежду шили из стеганых ватных одеял, было просто неприлично. (Читайте воспоминания Лизы Стырской, жены Эмиля Кроткого.)

А вот, казалось бы, лучший из мемуаристов — Юрий Либединский. Доброжелательно и тактично повествует он о своем длительном знакомстве с поэтом, между прочим упоминая: «Взять хотя бы годы нашего знакомства — 1923, 1924, 1925» (…) Три года знакомства — срок немалый — дают полное основание читателю верить написанному. И что следует из написанного? Посудите сами:

«Едва ли не с начала моего знакомства с Есениным шли разговоры о том, что он женится на Софье Андреевне Толстой, внучке писателя Льва Толстого».

Как же так: «с начала моего знакомства», «женится на Софье Толстой»? Так это же было под самый есенинский занавес! Ведь познакомился Есенин с Софьей Толстой 5 марта 1925 года. (В дневнике Софья Андреевна отметила 9 марта).

Еще из воспоминаний Либединского: «Мы собрались на «мальчишник» у той нашей приятельницы, которая и познакомила меня с Есениным».

Тот из есенинских «друзей», кто заведомо лжет в воспоминаниях, как правило, не называет имен и не указывает, когда происходит действие: «Мы собрались у нашей приятельницы», на «мальчишник». Иначе говоря, пишут «вне времени и пространства». Попробуй, проверь их!

Есенин будто бы «оплакивает» свою предстоящую женитьбу: «Не выйдет у меня ничего из женитьбы!» — жалуется он другу. Ю. Либединский продолжает:

«Я не помню нашего тогдашнего разговора, очень быстрого, горячечного, — бывают признания, которые даже записать нельзя и которые при всей их правдивости покажутся грубыми.

— Ну если ты видишь, что из этого ничего не выйдет, так откажись, — сказал я.

— Нельзя, — возразил он очень серьезно. Ведь ты подумай: его самого внучка! Ведь это так и должно быть, что Есенину жениться на внучке Льва Толстого, это так и должно быть!

Женился на громком имени и тотчас начал жаловаться: «Борода одолела. Куда ни взгляни, везде «борода». Хоть из дому беги!»

Надо хоть немного знать Есенина, чтоб со всей определенностью сказать: нет, это не Есенин. Это сатира (или клевета!), и сатира злая. Что значит художник слова и умелый подход к делу! Две маленькие сцены, и перед нами совершенно аморальный, разложившийся тип. И не сразу сообразишь, в чем же причина: в есенинском легкомыслии или в его аморальности?

И при том Либединский ни разу не упомянул о пьянстве Есенина! Наоборот. Ему достаточно одного намека, чтоб довершить его облик: «Мне могут поставить в вину, что я мало пишу о несчастной болезни Есенина». Вот, собственно, и все. Портрет готов! Все выверты Есенина, все несуразности, в том числе и его «женитьба на громком имени», — все от его несчастной болезни.

Не стоит цитировать и продолжать эти нелепости. Надо просто сказать: не было свадьбы, не было и «мальчишника». Был список приглашенных. Его составили Есенин и Софья. В этом списке фигурирует и фамилия Ю. Либединского. Включенный в комиссию по литературному наследству Есенина, Ю. Либединский не мог этого не знать. По мере написания мемуаров фантазия его «взыграла».

Свадьбы и «мальчишника» не было потому, что Есенин вынужден был бежать из столицы на Кавказ. По этой же причине не мог Есенин приглашать Ю. Либединского и на спектакль Мейерхольда и Н. Эрдмана «Мандат». Ведь премьера пьесы состоялась 20 апреля 1925 года, а Есенин в это время лежал в больнице «Водник» города Баку.

Между прочим, Есенин был на спектакле «Мандат», но был 16 октября вместе с Софьей Андреевной, а не «в теплый летний день» с Ю. Либединским. Это отмечено в ежедневном календаре Софьи Андреевны. И известно, что Есенин осудил интерпретацию Вс. Мейерхольда, а не бравировал, как о том написал Либединский.

Допустим, это мелочь. А главное в воспоминаниях Либединского — полуправда. А что это значит? А значит, например, что фраза о «великом старце» действительно есть, только не в «дружеском» разговоре с Либединским, а в письме Николаю Вержбицкому, у которого жил Есенин в Тифлисе и которому мог доверять некоторые интимные вещи.

Почему же не Вержбицкий цитирует эти деликатные подробности? Думаю, что Николай Вержбицкий и не видел, и не получал этого письма. Оно не «хранилось у адресата», как о том написано все в тех же злополучных комментариях к 5-му тому. И до сих пор «местонахождение автографа неизвестно»!

И это значит, что Юрий Либединский, войдя в комиссию по литературному наследству Есенина, использовал материалы в своих неблаговидных целях. И что это они, рапповцы, создали в воспоминаниях тот портрет Есенина, аморальный и безнравственный, который мы имеем на сегодняшний день. Это они приписали ему убеждения, которых он не имел.

Разве случайно, что в день гибели Есенина в 5-м номере гостиницы «Англетер» оказались одни рапповцы?

Верно говорят, мемуары бывают разные, и цели преследуются разные: одни пишут для истории, чтобы правдиво запечатлеть великого человека. Другие — чтобы показать себя на фоне великого человека и въехать с ним в историю.

Читатель сам разберется, кто есть кто. Ему нужны только факты. Факты свидетельствуют не в пользу Ю. Либединского. Это о рапповцах Есенин писал в 1924 году: «Бездарнейшая группа мелких интриганов и репортерских карьеристов выдвинула журнал, который паз. «На посту».

Как видим, многие характеристики подтвердились. Это о них через год напишет Воронский: «Не стало Есенина, «На посту» принялся за новую жертву, ибо своей специальностью избрали травлю попутчиков… Склоки между братьями-писателями растут. Нездоровая атмосфера».

В. Кузнецов в статье «Сказка об Англетере» (газета «Совершенно секретно») в 1998 году обратит внимание на то, что «практически вся компания свидетелей и понятых, поставивших свои подписи под документами о смерти Есенина, — сексоты ГПУ».

Понятно и объяснимо, что все рапповцы пришли на службу к большевикам и потому обязаны были выполнять свой долг. Политработник на фронтах гражданской войны Юрий Либединский оставался политработником и на литературном фронте. Но как понять, что лживые, беспардонные мемуары, написанные на политическую потребу, вновь переизданы в 1986 (в двухтомнике «С.А. Есенин в воспоминаниях современников», комментарий А. Козловского) и в 1988 (в книге «Жизнь Есенина. Рассказывают современники» под редакцией С.П. Кошечкина) годах? И не как-нибудь опубликованы, а с большевистским размахом — в 100 тыс. и 500 тыс. экземпляров! И опять Либединский представлен читателю лучшим другом Есенина.