Фредерик Коплстон - От Фихте до Ницше

• Название: От Фихте до Ницше
• Автор: Фредерик Коплстон
• Жанр: Философия

---

В поздних сочинениях Хайдеггера мы много слышим об открытости человека бытию и о необходимости ее сохранения, но едва ли можно сказать, что он преуспел в раскрытии бытия. Да он и не претендовал на то, что сделал это. По сути, хотя Хайдеггер заявляет, что мир в целом и философы в частности забыли бытие, он, кажется, не способен внятно объяснить, что именно они забыли или почему это забвение должно быть столь гибельным, как он об этом говорит.

487

(ii) Высказывания Хайдеггера о бытии, сделанные вне рамок его экзистенционального анализа человека, настолько напоминают пророчества, что не могут быть причислены к науке о бытии. Идея метафизики как науки о бытии с наибольшей ясностью провозглашается современными томистами, особенно теми, которые используют так называемый трансцендентальный метод. Инспирированный Кантом и в еще большей степени (поскольку Кант занимается только трансцендентальной дедукцией форм мысли) немецкими идеалистами, такими, как Фихте, трансцендентальный метод заключает в себе два главных момента. Для утверждения метафизики в качестве науки необходимо, так сказать, отступить к основанию, которое само не может быть поставлено под вопрос; и это редукционистская фаза или момент [1]. Другой момент состоит в систематической дедукции метафизики из предельного исходного пункта.

1 Некоторые философы, к примеру И. Б. Лотц в работах "Суждение и бытие. Основоположение метафизики" ("Das Urteil und das Sein. Eine Grundlegung der Metaphysik". Pullach bei Munchen, 1957) и "Метафизика человеческих действий, изложенная трансцендентальным методом" ("Metaphysica operationis humanae methodo transcendentali explicata". Roma, 1958), считали надлежащей точкой отсчета анализ суждения как акта абсолютного утверждения. Другие, к примеру Э. Корет в работе "Метафизика. Методико-систематическое основоположение" ("Metaphysik. Eine methodisch-systematische Grundlegung". Innsbruck, Wien, Munchen, 1961), выходили за пределы суждения к вопросу о предельном основании всякого познания и суждения.

Фактически трансцендентальный метод используется этими философами для утверждения томистской метафизики на надежном основании и для ее систематического выведения, а не для создания новой системы метафизики по содержанию и в еще меньшей степени - для открытия ошеломляющих новых истин о мире. Поэтому, по крайней мере для стороннего наблюдателя, кажется, что речь идет о наполнении новой бутыли тем же самым старым вином. В то же время очевидно, что вопрос о научном методе неизбежно имеет тенденцию к разрастанию и приобретению большей важности пропорционально акцентированию, как в нашем случае с томистами, задачи превращения нерефлексивного и неявного постижения бытия в систематически обоснованное развернутое знание.

488

Этот явно схематичный очерк некоторых течений мысли немецкой философии первой половины XX столетия не слишком способствует утверждению, что расхождения систем и тенденций были в итоге преодолены. Вместе с тем он наводит на мысль, что для оправдания претензии философии на то, чтобы быть чем-то большим, нежели простой служанкой наук, она должна быть метафизической. Если мы допускаем, что те аспекты мира, в которых он рассматривается конкретными науками, являются единственными аспектами, в которых его можно по праву рассматривать, то философия, если она вообще должна продолжить существование, обязана заниматься либо логикой и методологией наук, либо анализом обыденного языка. Ведь очевидно, что она не может конкурировать с науками на их собственной территории. Чтобы иметь собственную область, отличную от анализа языка наук или обыденного языка, она должна рассматривать сущее просто как сущее. Но если она ограничивается, как у Николая Гартмана, исследованием категорий различных уровней конечного бытия в их явленности в опыте, решающий вопрос о бытии или экзистенции сущего просто оставляется без внимания. Однако в той мере, в какой этот вопрос не исключается как бессмысленный, для такого игнорирования не может быть оправдания. Но стоит лишь допустить этот вопрос в качестве подлинного философского вопроса, на первый план вновь выходит проблема Абсолюта. И в итоге обнаружится правота утверждения Шеллинга о том, что нельзя представить себе более важной философской проблемы, нежели проблема отношения конечного существования к безусловному Абсолюту.

Эта ссылка на Шеллинга не равнозначна требованию возвратиться к немецкому идеализму. Имею же я в виду следующее. Человек есть дух-в-мире. Он есть в мире не только в качестве локально присутствующего в нем, но также в качестве вовлеченного в него по своей природе. Он обнаруживает, что зависит в мире от других вещей в том, что касается его жизни, удовлетворения потребностей, материала познания, деятельности. Вместе с тем самим фактом того, что он представляет себя бытием-в-мире, он выделяет себя из мира: он, так сказать, не поглощается без остатка мировым процессом. Он - историчное существо, но, если иметь в виду, что он может объективировать историю, он сверхисторичен. Разумеется, полностью разделить два этих аспекта человека невозможно. Он - бытие-в-мире, "мирское" существо, выделяющееся из мира; и он выделя

489

ется из мира как бытие-в-мире. Рассматривающийся в качестве духа выделяющимся из мира, он способен и даже вынужден поднимать метафизические проблемы, вести поиски единства за пределами или в основании субъект-объектного состояния. Рассматривающийся в качестве бытия, включенного в мир, он, естественно, склоняется к тому, чтобы считать эти проблемы пустыми и бесполезными. В эволюции философской мысли эти расходящиеся установки или тенденции возвращаются, принимая различные исторические и исторически объяснимые формы. Так, немецкий идеализм был одной из исторически обусловленных форм метафизической тенденции или стремления. Индуктивная метафизика была другой. И мы можем видеть, как та же самая фундаментальная тенденция вновь утверждает себя различными путями в философских учениях Ясперса и Хайдеггера.

На уровне философии каждая тенденция или установка ищет своего теоретического оправдания. Но диалектический процесс продолжается. Я не хочу сказать, что не существует средств для избирательной оценки предложенных обоснований. К примеру, в той мере, в какой человек может объективировать себя и рассматривать себя в качестве объекта научного исследования, он склонен считать разговоры о том, что он выделяется из мира или имеет духовный аспект, как совершенный нонсенс. И все же сам факт, что он сам объективирует себя, показывает, как хорошо понимал Фихте, что он не может быть совершенно объективирован и что сведение Я к феноменам некритично и наивно. И как только рефлексивное мышление уяснило это, начинается возрождение метафизики. Но возрождается и тяга "мирского" аспекта человека, и когда-то добытые интуиции теряются из виду только для того, чтобы оказаться найденными вновь.

Очевидно, что ссылка на две тенденции или установки, основанные на двойственной природе человека, была бы грубым сверхупрощением, если бы она рассматривалась в качестве единственного ключа к истории философии. Ведь при объяснении реального развития философии должны быть приняты во внимание очень многие факторы. И все же, даже если в истории нет простого повторения, нельзя не ожидать, что устойчивые тенденции должны постоянно возвращаться в разных исторических формах. Ведь, как заметил Дильтей, тот, кто понимает историю, сам историчен. Диалектика философии отражает комплексную природу человека.

490

Вывод об отсутствии особых оснований полагать, что мы сможем когда-либо достичь всеобщего и прочного согласия даже относительно границ философии, может показаться слишком пессимистичным. Но если фундаментальные расхождения проистекают из самой природы человека, едва ли можно ожидать чего-либо, кроме диалектического движения, возвращения определенных фундаментальных тенденций и установок в разных исторических обликах*. Так и происходило до сих пор, несмотря на предпринимавшиеся из лучших побуждений усилия остановить данный процесс. И вряд ли можно назвать чрезмерным пессимизмом ожидание, что этот процесс не прекратится и впредь.

ПРИМЕЧАНИЯ

С. 19. *Упомянутый шестой том вышел под заглавием "От Вольфа до Канта". В трилогии по философии Нового времени коплстоновской "Истории философии" ему предшествовали тома "От Гоббса до Юма" и "От Декарта до Лейбница".

С. 20. *В предисловии к восьмому тому "Истории философии" Коплстон так прокомментировал это обещание: "В предисловии к седьмому тому этой "Истории философии" я сказал, что надеюсь посвятить следующий том некоторым аспектам французской и британской мысли XIX столетия. Эта надежда сбылась лишь отчасти. Ведь настоящий том не содержит рассмотрения французской философии и посвящен исключительно британской и американской мысли в ряде их аспектов".

**Коплстон все-таки не удержался в пределах XIX в. В восьмом томе он уже более активно внедрился в XX в., а девятый том "Истории философии" вообще заканчивается изложением взглядов Клода Леви-Строса, нашего современника.