Василий Сахаров - Казачий край

• Название: Казачий край
• Автор: Василий Сахаров
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Альтернативная история

Альтернатива на тему Гражданской войны, будет дополняться, а возможно, что и полностью переделываться. Почти все, что хотел сказать, было сказано, а продолжение можно писать до бесконечности.

---

  Так я впервые увидел Василия Чернецова. Кое-что я про него уже знал, все же слухов о нем много гуляет, да и в местных газетах регулярно поминают. Есаулу Чернецову двадцать семь лет, родился в станице Калитвенской. Закончил Новочеркасское юнкерское училище, и выпущен хорунжим в 9-й Донской полк. Перед Великой Войной произведен в сотники и награжден Станиславом 3-й степени. На войне отличался лихостью и храбростью, был награжден многими орденами и Георгиевским оружием. Осенью 1915-го назначен командиром партизанской сотни. Неоднократно был ранен и в связи с ранениями отправлен на родину. Здесь принял под командование 39-ю особую сотню. Потом революция и от своей станицы он был избран представителем на Большой Войсковой Круг. С тех пор, он все время в движении, то шахтеров усмиряет, то мародеров вылавливает, а то и эшелоны с красногвардейцами разоружает. На данный момент командует одним из самых крупных и результативных партизанских отрядов.

  Чернецов приподнял руку, в зале наступила тишина и он начал говорить. В его речи не было столько красивости, как у Богаевского, и не было такой внушительности как у Каледина. Он говорил резко и яростно, брал не доводами, а пламенностью слов и верой в то, что говорил. Его слова зажигали в людях что-то, что заставляло их чувствовать свою необходимость обществу и в эту минуту, среди всей той большой массы офицеров, которые собрались здесь на зов Каледина, равнодушных не было. Есаул призвал офицеров записываться в ряды его отряда, который через два дня начнет наступление на большевиков, а закончил свою речь он такими словами:

  - Когда меня будут убивать большевики, то я хотя бы буду знать - за что, а вот когда начнут расстреливать вас - вы этого знать не будете, и погибнете зря, без всякой пользы и ничего не достигнув. Кому дорога свобода и честь офицерская, становись на запись в отряд.

  Чернецов указал на стол, который вытащили к сцене два юнкера и за который сели два писаря. После чего, спустился вниз и подошел к ним. Следуя его примеру, как телки за маткой, к столу потянулись офицеры: один, два, пять, и вот уже целая очередь выстроилась из желающих повоевать под началом прославленного есаула.

  Я посмотрел на Якова, который стоял от меня по правую руку. Старший брат нахмурился, как если бы думу тяжкую думал, и отрицательно покачал головой. Ну, нет, так нет, посмотрел налево и увидел, что нет Мишки. Приподнялся на цыпочках, и сквозь головы офицеров, спешащих стать на запись, заметил курчавую голову младшего, который склонился над столом и что-то подписывал.

  "Ну, сорванец, - думаю я, - сейчас задам тебе жару". Протискиваясь через толпу, я пробрался в голову живой очереди, начал оглядываться и выискивать младшего брата, когда мой взгляд столкнулся с голубыми и пронзительными глазами Чернецова, все так же стоящего возле своих писарчуков.

  - Желаете вступить в отряд, подъесаул? - спокойным и ровным тоном спросил он.

  В секунду у меня в голове промелькнула сотня мыслей, одна сменяла другую и, в тот самый момент я изменил свою судьбу. Один черт, против красных воевать собирался, а раз так, то, наверное, все равно где начинать, то ли здесь на Дону, то ли через пару недель дома, на Кубани.

  Выдержав взгляд знаменитого партизана, ответил ему коротко:

  - Да, желаю. Где подписаться?

Глава 5 Новочеркасск. Январь. 1918 год.

  После того как мы с Мишкой записались в отряд к Чернецову, в гостеприимный дом Зуева решили больше не возвращаться. Благо, лошади наши были здесь же, у здания Офицерского Собрания, оружие при нас, а вещей нам много и не надо. Попрощались с Яковом, который завтра отправлялся домой, передали приветы родным, и вместе с партизанами отправились в казарму Новочеркасского юнкерского училища, где те временно квартировали.

  В тот памятный вечер девятого января, из более чем восьми сотен присутствующих на сборе офицеров, в отряд храброго и лихого есаула записалось около полутора сотен человек. Сказать нечего, на порыве люди подписи ставили и, забегая вперед, скажу, что на следующий вечер, перед отбытием к месту ведения боевых действий, в расположение подразделения явилось всего только тридцать бойцов. Все остальные, растворились среди гражданского населения. Такие вот дела, такой вот патриотизм и такая вот офицерская честь.

  Парадокс, в двух городах, Ростове и Новочеркасске сейчас от восьми до двенадцати тысяч офицеров находятся, а воевали сплошь и рядом мальчишки, вроде моего младшего брата Мишки. Да, что он, позже случалось, что и двенадцатилетних ребятишек в строю некоторых партизанских отрядов наблюдал. Кто бы раньше про что-то подобное рассказал, так не поверил бы, а теперь, время такое, что и небывалое бывает.

  Уже поздним морозным вечером, обиходив своих лошадей и поставив их в конюшню, мы с младшим находились в общежитии отряда. Длинный и полутемный коридор с обшарпанными стенами и облупившейся шпаклевкой, с одной стороны ряды коек, а с другой свободное пространство. Взрослых людей почти нет, а вокруг только молодняк. Везде раскиданы книги, винтовки, подсумки, одежда, сапоги, а проход загромождают ящики с патронами.

  Шум и гам, кто-то постоянно передвигается, о чем-то разговаривает, смеются молодые голоса, а под керосиновыми лампами в углу, несколько человек производят чистку винтовок.

  "Вот это я вступил в партизаны, - мелькнула у меня тогда мысль, - и как все эти дети будут воевать, непонятно". Впрочем, как показала жизнь и дальнейшие события, этим мальчишкам не хватало только военной выучки и опыта, а вот в остальном, они показали себя очень хорошо. В бою партизаны не трусили, в трудную минуту не унывали, и всегда были готовы идти за своим командиром в любое огневое пекло.

  Что больше всего удивляло, это то, что вся партизанская молодежь, юнкера, семинаристы, гимназисты и кадеты, как правило, толком и не понимали, ради чего рискует своими молодыми жизнями, и за что воюют. Они плевать хотели на всю политику, но чувствовали, что так правильно, что именно так они должны поступить. Они делили мир просто и ясно, это белое, и оно хорошее, а это красное, и оно плохое. Они видели слабость своих старших товарищей, братьев и отцов, которые не могли встать против той чумы, что волнами накатывала на нас, и они вставали вместо них, шли в первые ряды и умирали на вражеских штыках. Однако умирали эти мальчишки не зря, так как именно их жизни выкупили драгоценное для Белой Гвардии и казачества время. Другое дело, как этим временем воспользуются генералы, и будут ли их поступки соответствовать делам юных партизан, но это все будет потом, а пока, подъесаул Черноморец и его шебутной брат, прибыли к месту дислокации своего отряда.

  Дневальный по казарме, щуплого телосложения гимназист в куцей и потрепанной форме, оставшейся на нем от прежней жизни, указал нам на две кровати в центре помещения и выдал по паре чистого постельного белья. Занимаем с Мишкой места, он отправляется бродить по казарме и знакомиться с будущими сослуживцами, а я, закинув руки за голову, решил поспать. Было, задремал, да куда там, ведь не выспишься, когда вокруг столько молодежи. Прислушался, рядом идет разговор и, конечно же, речь идет об очередном славном деле Чернецовского отряда. Один из бывалых партизан, старший офицер сотни поручик Василий Курочкин, круглолицый и невысокий человек со склонностью к полноте, рассказывает о декабрьском налете на узловую станцию Дебальцево, а собравшиеся вокруг него подростки, человек семь-восемь, раскрыв рты, внимательнейшим образом слушают его.

  - Мы тогда в авангарде шли, - говорил поручик, - и было нас меньше сотни. Почти весь отряд необстрелянные юнцы, а против нас больше трех тысяч штыков красного командира Петрова, которые с Украины на Дон наступали. Позади нас две сотни казаков 10-го Донского полка, сотня 58-го полка, около сотни партизан из 1-й Донской дружины, артиллерийский взвод и пулеметная команда 17-го Донского полка. Вроде как сила, а идти вперед казаки не хотели. Говорили, что на Дону с красными повоюем, а на Украину не пойдем. Так, вся работа по остановке отряда Петрова на нас и легла. Первым делом отряд занял станцию Колпакова, и красных там не оказалось, все в Дебальцево кучковались. К этой станции была выдвинута конная разведка, а мы, всем отрядом, купили билеты на проходящий поезд, все честь по чести, и направились навстречу врагу.

  - Неужели так и поехали? - прерывая речь поручика, спросил кто-то из парней.

  - Да, так и поехали, в самых обычных пассажирских вагонах и по билетам, - ответил Курочкин и продолжил: - На каждой станции высаживались, брали под караул аппаратный узел связи, снова садились в поезд и продолжали движение. Доехали до Дебальцевского семафора, разоружили часового и въехали на станцию. Представьте, ночь, на перроне останавливается поезд, а из него командир выходит. На станции красногвардейцев как селедок в бочке, а он один. К нему навстречу выходит самый храбрый из солдат, весь согнулся, на голове шапка барашковая рваная, а за спиной винтарь с примкнутым штыком стволом вниз висит. То еще зрелище.