Бернхард Шлинк - Прощание Зельба

• Название: Прощание Зельба
• Автор: Бернхард Шлинк
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01338-4

Впервые на русском языке издается серия из трех детективов Бернхарда Шлинка — автора знаменитого «Чтеца». «Прощание Зельба» — новый роман о частном сыщике Герхарде Зельбе, немного постаревшем, но не растерявшем ни грана своего терпкого юмора и мужского обаяния. Случайное дорожное знакомство с владельцем респектабельного частного банка приносит Зельбу новый, необременительный, судя по всему, заказ: ему предстоит отыскать затерявшийся после войны след так называемого негласного компаньона банка. Заурядное архивное расследование разрастается в нешуточную историю с финансовыми аферами и отмыванием денег, убийством и похищением, темными пятнами в прошлом и мафиозными разборками в настоящем. Такое не каждому молодому следователю под силу, но Зельб не привык останавливаться на полпути, даже если это дело грозит поставить точку не только в его карьере, но и в жизни.

---

Я застал Георга в суде.

— У меня лежит паспорт Урсулы Брок.

— Что у тебя лежит?

— Урсула Брок, внучатая племянница Лабана. У меня находится ее паспорт. Я только что прочел твою статью и…

— У меня заседание в два. Потом можно зайти?

— Да, я у себя в конторе.

Он пришел и не захотел ни кофе, ни чаю, ни минеральной воды.

— Где он?

Георг погрузился в изучение листков с фотографией, штампами и записями, потом дошел до пустых страниц, перелистал их так медленно и осторожно, словно надеялся извлечь из них какую-то скрытую информацию.

— Откуда он у тебя?

Я рассказал про Адольфа Шулера, его архив и как он тогда явился ко мне.

— Он отдал мне кейс с… с этим паспортом, сел в машину, поехал, налетел на дерево и погиб.

— Значит, когда она скрывалась, она обратилась за помощью сюда, в Шветцинген. Получается, ей оказали помощь? Веллер с Велькером раздобыли ей другой паспорт? А этот сохранили на потом, когда кончится война? — Он медленно и печально покачал головой. — Но у нее ничего не получилось.

— Ты пишешь только, что в тридцать шестом ее как еврейку отчислили из университета. Что она изучала?

— Разное. Родители были щедры и ни в чем дочку не ограничивали. Ее последним увлечением была славистика. — Он смотрел на меня так, как будто хотел о чем-то попросить. — Тебе нужен этот паспорт? Можешь отдать его мне? У меня есть фотография Вальтера Брока с женой и маленькими детьми, есть фотография Генриха в Лондоне, а вот ее снимка нет.

Он достал из портфеля конверт и разложил передо мной фотографии. Супружеская пара перед аккуратно подстриженной живой изгородью: он в костюме со стоячим воротничком, подпирающим подбородок, и с тросточкой в левой руке, она в длинном до полу платье с поводком в правой руке, другой конец поводка пристегнут к помочам, надетым на Генриха на манер конской упряжи. Генрих в матросском костюмчике и матросской шапочке, а Урсула, старшая и не привязанная, стоит рядом с отцом, на ней светлое летнее платьице и широкая соломенная шляпка. «Не шевелитесь», — только что сказал им фотограф, и они замерли с застывшим взглядом. Второй снимок запечатлел молодого человека на фоне Тауэрского моста, который как раз в этот момент поднимается, пропуская корабль.

— Это Генрих в Лондоне?

Георг кивнул:

— А это дом в Бреслау, где родился Лабан, это его дом в Страсбурге, на этой открытке изображено главное здание Университета имени Вильгельма в строительных лесах, а это…

— А это кто?

Из-под груды снимков я вытащил фотопортрет. Я знал эту массивную голову, выпуклый лоб, большие уши и глаза человека, страдающего базедовой болезнью. Первый раз я увидел его сквозь замерзшее стекло в горах, а в последний раз — уже в непосредственной близости, — когда мы ехали из больницы в Луизен-парк. Еще я видел его, когда мы вышли из машины и направились к месту обмена. Но никогда голова Самарина не производила на меня такого сильного впечатления, как во время той поездки, когда мы вместе сидели на заднем сиденье и он стоически смотрел перед собой, а я смотрел на него сбоку.

— Это Лабан. Ты что, никогда раньше не видел его портрета?

14 Центрамин

Итак, я снова поехал в Эммертсгрунд. В зелени растущих на горе деревьев пробивались первые желтые и красные пятна. Кое-где на полях горели костры, в одном месте дым добрался даже до автобана. Я опустил стекло и принюхался, мне хотелось узнать, пахнет ли дым так же, как раньше. Но в лицо мне ударил только влетевший в открытое окно ветер.

Дверь в квартиру старого Веллера была открыта, внутри никого не оказалось. Я вошел и некоторое время смотрел на цементную фабрику оттуда, где когда-то сидели мы с Веллером. Появились две уборщицы и, не обращая на меня внимания, начали мыть пол. Я удивился, зачем они это делают, когда еще не покрашены стены. Я спросил их про Веллера, но они не поняли, о ком речь.

В управлении мне сказали, что он умер от геморрагического инсульта неделю назад. Я никогда не интересовался медициной и впредь не собираюсь. Представил себе, как работал злой и хитрый мозг старого Веллера, работал безостановочно, запущенный в действие блеющим смехом — как периодически сбивающимся с такта мотором. Пока вдруг мотор не вышел из строя окончательно. Мне назвали место и время похорон; если я потороплюсь, то еще успею. Я вспомнил про похороны Адольфа Шулера. Вспомнил только сейчас, и теперь мне казалось, что я еще раз его не удержал, еще раз не помешал ему сесть в машину и наехать на дерево.

Старый Веллер охотно со мной разговаривал и охотно поговорил бы еще. Объяснил бы мне, как оно было во время войны. Что внучатая племянница его негласного компаньона погибла бы, если бы они с Велькером о ней не позаботились, дав ей другое имя. Что она настолько сошла с ума, что вдобавок ко всему еще и родила ребенка — позволила себя обрюхатить, так бы он выразился. Что они с Велькером сделали более чем достаточно, вырастив после смерти матери ее ублюдка. Его настоящее имя? Что это дало бы Грегору Самарину, если бы он узнал свое настоящее имя? Возомнил бы неведомо что! Тем более что Броки жили в Лейпциге.[17] Неужели ее ублюдку не лучше было жить на Западе под именем Грегора Самарина, чем в коммунистическом приюте? Да, именно так он бы со мной и разговаривал, один старый хрыч с другим старым хрычом. Я представил себе нашу беседу во всех подробностях. Если бы я напомнил ему, что Грегор Брок мог выдвинуть требования, на которые не мог претендовать Грегор Самарин, потому что ничего о них не знал, он бы живо поставил меня на место. Требования? Какие такие требования? После инфляции, мирового экономического кризиса и денежной реформы? Когда они с Велькером за все, что сделали для Урсулы Брок, легко могли угодить в концлагерь?

И я представил себе другой разговор, состоявшийся этой весной. Шулер ждал Велькера, чтобы рассказать про Самарина, про его происхождение и его махинации. В подвале он наткнулся на деньги, а разыскивая следы негласного компаньона, обнаружил паспорт. Паспорт Урсулы Брок, которую он знал исключительно как фрау Самарин. Возможно, он считал себя обязанным рассказать об этом и Самарину. Но Велькеры всегда стояли у него на первом месте, так что информация должна была в первую очередь попасть к Бертраму Велькеру. А Велькер пришел с Самариным, и Шулер не мог поговорить с ним так, как ему хотелось. Велькер сказал, что старик говорил загадками, и, наверное, он действительно говорил загадками, не столько о деньгах, сколько о Грегоре Броке. Возможно, это не у Велькера, а у Самарина был понос, и не Велькер, а Самарин часто выходил в туалет. Возможно, Шулеру все-таки повезло и он успел сообщить Велькеру о вновь открывшихся обстоятельствах.

Или наоборот, не повезло?

Я поехал в контору и вытащил лекарства, которые забрал из ванной Шулера. Взял пузырек катапрезана и отнес в аптеку имени Коперника, где четыре милые аптекарши давным-давно обслуживают меня настолько профессионально, что я почти никогда не обращаюсь к врачам. Я отдал пузырек заведующей. Она не знала, как скоро сможет им заняться. Но когда вечером по дороге из «Розенгартена» я заглянул к себе в контору, она уже успела проверить содержимое и оставила мне сообщение на автоответчике. Это были таблетки центрамина, безобидный препарат из магнезии, кальция и калия для стабилизации вегетативной нервной системы и профилактики сердечной аритмии. Я вспомнил: центрамин попадался мне среди медикаментов, которые доктор Армбруст выписывал Шулеру и которые я нашел у него в ванной. Кстати, таблетки центрамина но виду настолько похожи на таблетки катапрезана, что их легко можно перепутать.

15 Но главное — язык!

Я так и не успел продумать дальнейшие действия. Подойдя к дому и доставая ключ, я услышал: «Господин Зельб!» Из темноты в круг света от висящей над дверью лампы шагнул Карл-Хайнц Ульбрих. В костюме-тройке. Но жилетка была расстегнута, ворот тоже, галстук висел криво. Больше никаких попыток изображать банкира.

— Что вы здесь делаете?

— Можно мне подняться к вам?

Я на секунду заколебался, и он тут же улыбнулся:

— Когда-то я уже говорил, что ваш замок — детская игрушка.

Мы молча поднялись по лестнице. Я открыл дверь и, как в прошлый раз, пригласил его сесть в кресло, а сам сел в другое. Потом, решив не быть мелочным, встал, принес бутылку белого сансерского вина и налил в два стакана.

— Хотите вина?

Он кивнул. Пришел Турбо и снова потерся о его ноги.

— Какие мы совершаем ошибки, — начал он без всякого предисловия. — Как много всего мы не знаем! Конечно, можно научиться, но в пятьдесят лет очень тяжело учиться тому, чему положено учиться в двадцать, и недостаток, на который в двадцать лет не обращаешь внимания, в пятьдесят сильно бьет по нервам. Налоговые декларации, страховки, банковские счета, договоры, которые вы заключаете по всякому поводу и без повода, — мы ведь никакого понятия об этом не имели. Но главное — язык! Я до сих пор не понимаю, когда вы говорите искренне, а когда нет. У вас слова имеют совсем другое значение, не только когда вы просто врете, но и когда рассказываете о своей фирме, рекламируете свой товар или пытаетесь его продать.