Свт. Григорий Палама - СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. АНТИРРЕТИКИ ПРОТИВ АКИНДИНА.

• Название: СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. АНТИРРЕТИКИ ПРОТИВ АКИНДИНА.
• Автор: Свт. Григорий Палама
• Издательство: Издательство «Текст».
• Жанр: Религия
• Год: 2010
• ISBN: 978–5–903298–07–5

«Антирретики», то есть «Слова возразительные», в которых опровергается учение Григория Акиндина, — одно из самых интересных полемических сочинений святителя Григория Паламы и самое объемное его произведение. В нем мы находим продолжение полемики, с которой читатель настоящей серии имел возможность познакомиться в томе, посвященном избранным трактатам св. Григория. Следует отметить, что Антирретики против Акиндина, несмотря на всю свою полемическую заостренность, представляют собой одно из самых замечательных изложений православного богословия обожения в его связи с христологией и учением об умном безмолвии. Недаром преп. Никодим Святогорец — сам великий знаток паламитского наследия, подготовивший на рубеже XVIII и XIX вв. первое в истории Собрание творений св. Григория, к несчастью, так и не увидевшее свет, — в своем переложении книги «Духовные Упражнения» указывает на Антирретики как на наиболее глубокое и дерзновенное изложение тайны обожения человеческого естества и одно из лучших толкований на слова апостола Павла о том, что «Бог будет всяческая во всем». Книга предназначена для богословов, философов, историков и всех, интересующихся судьбами Церкви.

---

117. Ибо и из музыкальных инструментов, ударных и духовых, каждый вмещает не все человеческие энергии, но одну некую, и, более того, не всю, а из человеческой сущности — ничего. И каждый из освещаемых солнцем не все вмещает солнечные лучи, а сущности не приобщается никто. И как луч солнца, будучи неотделим от солнца, один лишь причаствуем освещаемыми солнцем, так же — как по смутному образу [данному] в чувственных вещах — и боготворящая благодать, причащающиеся которой обоживаются, есть некая божественная благодать, но не природа Бога: не как отсутствующая у облагодатствованных, по вздорной клевете Акиндина, — ибо природа Бога повсюду, — но как не являющаяся причаствуемой, поскольку ни одно из сотворенных сущих, как было прежде показано, не может участвовать в ней, так как и свет солнца неотделим от луча и им подаваемого тепла, но тем вкушающим, кто не имеет глаз, непричаствуем свет, и ими воспринимается от луча только тепло. Стало быть, как не бывает восприятия света теми, кто не наделен глазами, так в еще большей мере никому из всех не будет причастия сущности Создавшего. Ибо нет ни одного из творений, которое бы имело силу могущую вместить природу Создавшего.

118. Ибо и божественная энергия, и благодать, и сила, повсюду присутствующая, для непригодных по причине нечистоты к приятию света не причаствуема, как если бы она отсутствовала. Поэтому, как говорит Василий Великий, «для всех присутствует Дух святой, поскольку всяко не отсутствует собственная [Его] сила, ибо она неотделима, но чистым от страстей Он являет Свою силу, а имеющим владычествен{стр. 266}ное [начало души] расстроенным от пятен греха — нет» [1210], и снова: «Как изображения лиц не во всяком материале получаются, но в имеющих некую гладкость и прозрачность, так и не во всех душах [являет себя] энергия Духа, но в не имеющих [в себе] ничего искривленного и запутанного» [1211].

ГЛАВА 28

О том, что и та мудрость и доблесть, которую Бог подает пребывающим в Боге, есть божественная деятельность божественного Духа.

119. Такова и всякая добродетель: не та, что по природе присуща творениям, но действительно сущая и поданная единением с Богом тем, кто в Боге (τοις ένθέοις), по которой они и живут божественным образом, согласно вершине божественного хора апостолов, Петру, возвещая добродетели Призвавшаго я из тмы в чудный Свой свет [1212]. Поэтому и сильный в божественном Максим говорит: «Безначальна всякая добродетель, не имеющая времени, которое было бы старше ее, поскольку она присно имеет Бога своим единственнейшим родителем» [1213].

120. Итак, любы и радость, мир и долготерпение [1214], и тому подобное — присуще и от природы — или, иначе говоря, тварным образом — всем разумным [существам], словно отзвуки воистину сущих: поэтому и на зло может кто–либо ими воспользоваться, произволив отвергать божественные законы. А бывают и сверхъестественными и одному только Духу [присущими], которыми присно обладает Дух, как сказал великий Василий. Так что сподобившиеся благодати Духа вкушают этих плодов и причащаются Духа [1215]. Ибо и мудрость есть в нас от природы, занятиями приводимая в преуспеяние, а святым по евангельскому обетованию дается мудрость [1216] глаголющего через них Духа [1217], которая, по соломонову изречению, не обитает в телеси повиннем греху [1218], и если даже успеет вселиться, то при изменении к худшему, отлетит: Святый бо Дух наказания отъимется от помышлений неразумных [1219], — опять же согласно ему, сподобившемуся Божией мудрости и написавшему о ней.

{стр. 267}

Еще на написанное Акиндином против божественного света и общих божественных деятельностей Отца, Сына и Святого Духа слово возражения шестое.

ГЛАВА 1

Какова цель каждого вида каждой философии: той, что по миру, и той, что по Христу, и что в отношении слов для каждой предметом исследования является истина, отпавшие от которой необходимо поражаются ложью.

1. Целью мирской философии в отношении деятельности (περί πράξιν), с помощью которой к сиюминутной пользе нравы украшаются, искусства создаются и то, что касается [устройства] домов и городов располагается должным образом, является выгода настоящей жизни. Если же будет какое–либо дело, которое к этому не ведет, то оно будет справедливо названо напрасным трудом, самими прилежащему миру сему. А дело философии, которая в отношении слов, с помощью которой мы исследуем логосы природы и движения и аналогии, очертания и количества того, что нераздельно отделяется от материи, есть изучение истины в сущих. Если же кто–либо говорит вне достижимой истины, то если [он делает это] добровольно, он лукавый наветник слуха, а если невольно — то он чужд философии, безумен, и настолько более, насколько более он думает, что связан с философией, не сознавая даже своего собственного невежества.

А цель философии по Христу в делах взирает на то, чего око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша [1220], что ныне отчасти открывается одним лишь достойным как бы в качестве залога, а в нескончаемом веке является более совершенно. В словах же полезнее всего исследование божественных догматов, полагающее более наглядной, насколько это возможно, истину о воистину сущем, сверхвоздвигнутую надо всяким сущим, в отношении которой сильнее всякого доказательства и как бы некое недоказуемое начало священного доказательства есть вера, постоянное основание доверившихся (των πεπεισμένων) [ей] [1221], с которой Слово, разъясняя последующее, соединяет совершеннейшим образом и истину и утверждает [последнюю] в верных благодаря священному и соответствующему знанию, крепко связывая познавших с познанным [1222], так что, они, будучи и отсюда утверждены, более не будут удалены от священного очага веры [1223], ни изысканными и многоречивыми словесными убеждениями, ни страшными нападками мучителей, свидетельствуя единство благочестия непереубеждаемым тождеством [веры] [1224].

{стр. 268}

2. А отпавшие от этого единственного и единого благочестия, будучи несомы изменчивым и разнообразным вихрем заблуждения, с которым соединена ложь, отделяющая душу от поистине сущего, но и ни с чем из ложно представляющегося не доставляющая неизменного соприкосновения, но словно некое болезненное расстройство делает в душе, некое непостоянное и изменчивое ощущение (πάθος), очень часто приводящее уловленных [им] не только к иному, но и к противоположному злу. Поэтому всякое злославие отличается непоследовательностью, злоумышляет против себя самого и само себя обличает, и настолько более, насколько более оно является злословием и насколько причастием лжи преимуществует над стоящими в одном с ним ряду [другими лжеучениями]. Ибо и великий Афанасий назвал ложь общей всем еретикам, называя ложью притворство и [бывающую] от них клевету и что они одними словами отрицают то, что другими доказывают, так как каждому [их слову] свойственно отпадение во всех отношениях от правильного разумения, согласного благочестию [1225].

ГЛАВА 2

Об Акиндиновом, следовательно, ложном писании.

3. Для Акиндина, стало быть, изобилие слов лжи — доказательство величия собственного злословия. Ибо оно таково, что если бы кто, оставив в стороне его собственные новшества в отношении божественных догматов и клеветы на тех, кому он явным образом стремится противостоять, разнообразные искажения и перетолкования отеческих высказываний и мыслей, которые он выдвигает, и упоминаемые им, но не бывшие, судебные дела и заседания, и вообще всю его ложь, которая нуждается в изобличении другими, предложит [слушающим] одно лишь то, что изобличается его собственными словами, то не выдержит никакое ухо, если он, показав это вкратце, не решит не излагать большую часть этого. Ведь и Варлаама, самого своего наставника в заблуждении, в сфабрикованной к Собору речи, он называет злославным и хулителем, и отверженным, как иночествовавшего против божественного света, а устно иной раз даже и прямо предает его анафеме. А когда он писал к обретающемуся у латинян Лапине, или скорее отписывал [ему], спрашивавшему в своих к нему письмах, чем Варлаам, будучи в Константинополе, согрешил относительно догматов благочестия, говорит: «Я не могу сказать, что бы он согрешил в чем–то относительно догматов благочестия, будучи там». Так что и собор, в его присутствии голосованием осудивший [Варлаама] как хулителя, и вынесенные о нем на этом соборе решения — не понеся которые, тот удалился бегством — он снова отвергает.