Бойл Корагессан - Плотское познание

• Название: Плотское познание
• Автор: Бойл Корагессан
• Жанр: Проза

---

Я вышагивал по тротуару, чувствуя себя уязвимым, выставленным на всеобщее обозрение, но вышагивал все-таки - ради Алины, ради всех лисиц и куниц и ради себя самого тоже; я ощущал, как с каждым шагом гордость моя надувается воздушным шаром, как в меня вливается воздух святости. До сих пор я, как все, носил замшу и кожу - высокие ботинки, кроссовки на воздушной подошве, куртку военного образца, которая у меня еще со школы. И если в отношении меха я был чист, то потому только, что не испытывал в нем ни малейшей нужды. Жил бы я на Юконе - а иногда, клюя носом на рабочем совещании, я ловил себя на таких мечтах, - носил бы мех как миленький, без всяких угрызений совести.

Но теперь-то другое дело. Теперь я борец, демонстрант, защитник права любой распоследней ласки и рыси состариться и спокойно умереть, теперь я возлюбленный Алины Йоргенсен - сила, с которой нельзя не считаться. Хотя, конечно, ступни мои ныли, я обливался потом и молился, чтобы никто из сослуживцев не проехал мимо и не увидел меня на тротуаре с бесноватыми сподвижниками и грозным плакатом.

Шел час за часом, мы ходили взад и вперед и, наверно, уже ложбину в тротуаре протоптали. Мы кричали, мы скандировали, но, посмотрев на нас мельком, второго взгляда никто нашу братию не удостаивал. С таким же успехом мы могли быть кришнаитами, спортивными фанатами, противниками абортов или прокаженными - какая разница? Для остального мира, для убогих непросвещенных масс, к которым и я принадлежал всего двадцать четыре часа назад, мы были невидимы. Я проголодался, устал, пал духом. Алина не обращала на меня внимания. Даже женщина в кровавой маске слегка подвяла, ее голос сел до хриплого шепота, легко перекрываемого шумом машин. И вдруг, когда уже наступил вечерний час пик, у бордюра остановилась длинная белая машина, из нее вышла сухая седовласая дама, похожая на бывшую кинозвезду, или мамашу кинозвезды, или даже на первую смутно припоминаемую жену директора киностудии, и бесстрашно двинулась в нашу сторону. Несмотря на жару - 80 по Фаренгейту, не меньше, - на ней была длинная песцовая шуба, пухлая переливающаяся волнистая масса меха, ради которой в тундре пришлось опустошить едва ли не каждую вторую нору. Этого-то мы и ждали.

С пронзительными воплями и улюлюканьем пошли мы в атаку на одинокую старушку, как боевой отряд индейцев, спускающихся с гор на равнину. Парень рядом со мной встал на четвереньки и завыл собакой, Алина рассекала воздух своей ветхой норкой. Кровь бросилась мне в голову. "Убийца! - кричал я, распаляясь. - Палачиха! Нацистка!" На шее у меня взбухли жилы. Я орал сам не знаю что. Толпа галдела. Вокруг плясали плакаты. Старуха была так близко, что я чувствовал ее запах - духи, нафталин от шубы, - и он опьянил меня, с ума меня свел, я встал перед ней и преградил ей путь всеми своими ста восемьюдесятью пятью фунтами разгоряченных, воинственных мускулов.

Шофера я так и не увидел. Алина потом сказала, что он в прошлом был чемпионом по кикбоксингу, но его дисквалифицировали за жестокость на ринге. Первый удар обрушился с неба, словно пущенный из вражеского тыла снаряд; дальше пошло-поехало - точь-в-точь ветряная мельница в бурю. Кто-то вскрикнул. Передо мной вдруг возникли безукоризненные складки шоферских брюк, а потом все слегка затуманилось.

Я очнулся от монотонного шума прибоя и прикосновения Алининых губ. Казалось, меня колесовали, четвертовали, а потом опять составили из кусочков. "Лежи тихо", - сказала она и провела языком по моей опухшей щеке. Я смог только повернуть голову на подушке и заглянуть в глубину ее разноцветных глаз. "Теперь ты один из нас", - прошептала она.

На следующее утро я даже и не стал звонить на работу.

К концу недели я поправился настолько, чтобы тосковать по мясу, за что чувствовал глубокий стыд, и, надев виниловые сандалии, ходить в пикеты. Вдвоем или с разнообразными группами противников вивисекции, воинствующих вегетарианцев и защитников кошек мы с Алиной протопали по тротуарам, наверно, миль сто, малюя зажигательные лозунги на витринах супермаркетов и закусочных, понося кожевников, меховщиков, торговцев сосисками и птицей; между делом мы еще расстроили петушиные бои в Пакойме. Было весело, пьяно, опасно. Словно раньше я был обесточен, а теперь меня взяли и подключили к сети. Я ощущал свою правоту - впервые в жизни я стоял за общее дело, - и у меня была Алина, Алина прежде всего. Я был одержим ею, зациклился на ней, чувствовал себя котом, вспрыгивающим на второй этаж, не боясь торчащих внизу кольев забора. Тут, конечно, красота ее, торжество эволюции, счастливое сочетание генов начиная с пещерных людей; но не только это делало ее неотразимой - еще и сострадание к животным, нравственный взгляд на вещи, приверженность улучшению мира. Любовь? Со словом этим у меня всегда были трудности, но, думаю, да. Конечно да. Любовь, простая и чистая. Любовь во мне, я в любви.

- Знаешь что? - сказала Алина однажды вечером, стоя перед маленькой плитой и обжаривая соевый сыр с чесноком в растительном масле. Всю вторую половину дня мы демонстрировали перед пекарней, где в маисовые лепешки-тортильи клали животный жир как вяжущий компонент, а потом за нами три квартала гнался помощник управляющего из ресторана Вона - ему не понравилось, что Алина написала краской МЯСО - ЭТО СМЕРТЬ на витрине с образчиками деликатесов. От мальчишеской радости я прямо как пьяный был. Развалился на диване с бутылкой пива в руке и смотрел, как Альф ковыляет через всю комнату, ложится и начинает вылизывать подозрительное пятно на полу. Прибой грохотал, как гром.

- Что? - спросил я.

- Скоро День благодарения.

Секунду-другую я соображал, стоит ли мне пригласить Алину к матери на большую жирную птицу, фаршированную консервированными устрицами и толчеными сухарями в масле; потом до меня дошло, что это не совсем удачная идея. Я ничего не сказал.

Она взглянула на меня через плечо.

- Животным в этот день благодарить некого и не за что, это уж точно. Просто мясные магнаты получат повод угробить лишнюю пару миллионов индеек, вот и все. - Она помолчала; на сковородке трещало горячее масло.

- Я думаю, настало время немного прокатиться. Можно будет твою машину взять?

- Конечно, но куда мы едем?

Она улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды.

- Да так, кой-каких индюшек повыпускаем.

Утром я позвонил начальнику и сказал, что у меня рак поджелудочной железы и поэтому я несколько дней еще пропущу; мы побросали вещи в багажник, помогли Альфу забраться на заднее сиденье и дунули по пятому шоссе в сторону долины Сан-Хоакин. Мы ехали три часа через такой плотный туман, что окна словно ватой были обложены. Алина больше помалкивала, но была возбуждена - я видел. Я понял только, что мы должны встретиться с неким Рольфом, ее старым другом и большим человеком в мире защитников природы и прав животных, после чего совершить отчаянный и противозаконный поступок, за который индейки будут вечно нам признательны.

Знак поворота на Кальпурния-спрингс был загорожен стоящим грузовиком, и мне пришлось резко тормознуть и вывернуть руль, чтобы не вылететь с полотна. Алину подняло с сиденья. Альф шмякнулся о подлокотник, как куль с провизией, но все обошлось. Через несколько минут мы уже ехали через призрачно-пустой городок, огни проплывали мимо в туманном ореоле - розовые, желтые, белые, - а потом остались только черное асфальтовое шоссе и белесая пустота вокруг. Проехали миль десять; тут Алина сказала ехать потише и начала что-то выискивать справа за окном острым, пристальным взглядом.

Дорога шла то вверх, то вниз. Я, не отрываясь, смотрел на мягкий плывущий свет моих фар. "Здесь, здесь!" - закричала она, я крутанул руль вправо, и нас затрясло по ухабистой грунтовой дороге, которая забирала от асфальта круто вверх, как протоптанная на склоне горы козья тропа. Через пять минут Альф привстал на заднем сиденье и заскулил, и вот в окутавшей нас хмари начала вырисовываться грубая некрашеная хижина.

Рольф встретил нас на крыльце. Он был высокий и сухой, лет пятидесяти с гаком, с копной волос и морщинистым лицом, этакий Сэмюэл Беккет. На нем были резиновые сапоги, джинсы и выцветшая, раз сто стиранная короткая куртка. Альф по-быстрому справил нужду на стену дома, потом заковылял вверх по ступенькам и стал кататься у ног Рольфа и ласкаться к нему.

- Рольф! - крикнула Алина, и слишком уж много было в ее голосе радости, слишком много близости, на мой вкус.

Одним прыжком Алина взлетела на крыльцо и кинулась ему на шею. Я смотрел, как они целовались, и не был это отцовско-дочерний поцелуй, хоть убейте. Этот поцелуй что-нибудь да значил - в общем, не понравился он мне. Рольф, подумал я, что за имя такое?

- Рольф, - выдохнула Алина, все еще запыхавшаяся после стремительного броска, словно предводительница болельщиков, поздравляющая победителя, познакомься с Джимом.

Вот и моя очередь подошла. Я поднялся на крыльцо, протянул ему руку. Рольф взглянул на меня глубоко посаженными глазами и стиснул мою ладонь крепким мозолистым пожатием, пожатием плотника и лесоруба, освободителя индюшек и лабораторных мышей.