Петр Боград - От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945

• Название: От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945
• Автор: Петр Боград
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4391-4

Генерал-майор Петр Львович Боград относится к тем фронтовикам, которые прошли Великую Отечественную войну от первого до последнего дня. Юношей, в начале жизненного пути, П. Л. Боград оказался в эпицентре жестокого противостояния. Удивительно сложилась судьба молодого лейтенанта, выпускника военного училища, 21 июня 1941 г. прибывшего по распределению в Прибалтийский особый военный округ. Вместе со всеми он сполна испытал горечь первых поражений: отступление, окружение, ранение. Уже в 1942 г., благодаря незаурядным способностям, П. Л. Боград был выдвинут в командиры стрелкового батальона. В 22 года он стал начальником штаба полка, а войну закончил подполковником, исполняющим должность начальника штаба стрелковой дивизии. Его воспоминания о сражениях, участником которых он был, потрясающих эпизодах боев и обычной жизни на фронте отличаются точностью и масштабом видения событий.

---

С силой инерции на скорости более шестидесяти километров в час трудно спорить. Девчата цепляются за меня, нас троих бросает влево-вперед, словно теннисные мячи. Я лечу за борт и приземляюсь на камни дороги вначале левым боком, затем головой. Тут же мне на грудь падают, одна за другой, девочки.

Помню ошеломляющую боль, чувствую – сердце от двойного удара (падение на каменистую дорогу и встречный вес двух крепких женских тел) останавливается. Сознание сохранилось, но в теле полное бессилие, ничего невозможно сделать, даже пальцем не пошевелить. Как я мог в тот момент предположить, что чудо уже произошло, что все обойдется потерей нескольких участков кожи? У девочек-то случилась мягкая посадка, не на дорогу приземлились, и сверху на них ничто не обрушилось, так они лишь ремонтом одежды отделались. Да и неуправляемая водовозка – как ее колеса промчались мимо, не задев никого из лежащих на дороге?

А наблюдатели происшествия единодушно решили, что я погиб, и отправили меня в районную больницу в качестве трупа. По моей колонне тут же разнесся слух о гибели прораба Бограда, попавшего между «молотом и наковальней».

Вот так двенадцатикилометровый участок пути мог стать для меня последним. То был первый в моей жизни случай, когда линия судьбы могла оборваться от внешнего физического воздействия. И этот случай поставил точку в моей гражданской биографии. Через месяц меня призвали в армию, и с октября 1939 года началась служба красноармейцем в железнодорожных войсках Дальнего Востока, в бригаде полковника Кабанова[5]. Того самого Кабанова, который в послевоенные годы стал генерал-полковником, начальником железнодорожных войск страны.

2 октября 1939 года я был призван Полтавским районным военным комиссариатом Челябинской области, на территории которой размещалось управление экскаваторной колонны ПЭК-2, и спустя 25 дней оказался в Приморье, на станции Манзовка, покрыв за это время в товарном вагоне на нарах путь от Южного Урала до почти Владивостока. Более 20 дней в пути. Везли строго, как арестантов, правда, кормили два раза в день и каждую неделю мыли в бане. Все эти строгости были связаны с событиями в Монголии в районе реки Халхин-Гол.

С октября 1939 года началась служба в железнодорожных войсках Дальнего Востока. Службу я начал в отдельном строительном путевом батальоне железнодорожных войск. Наш батальон занимался строительством и эксплуатацией железнодорожных веток в сторону китайской границы, а также в сторону океана, через уссурийскую тайгу.

На первых порах меня назначили преподавать своим же солдатам устройство железнодорожного пути. Вскоре был замечен начальством – военным комиссаром батальона старшим политруком Галареевым, который позднее, в первый месяц войны, погиб на станции Фастов, недалеко от Киева. Он предложил мне перейти к нему на комсомольскую работу – помощником по комсомолу с присвоением звания младшего политрука. Я отказался (опять боязнь рассказать о том исключении из комсомола и т. д.).

В это время, то есть в конце 1939 года, шла война с Финляндией. 18 декабря был выходной день, у нас был прием военной присяги, и здесь же объявили о записи добровольцев в лыжный батальон на финский фронт, и я записался – это для меня был выход из положения, позволивший отказаться от предложений комиссара и оправдать мои действия.

Время формирования лыжников тянулось очень долго, и лишь в начале февраля нас погрузили в эшелон, и начался обратный ход, как говорят на Дальнем Востоке, в Европу.

В дороге нам объявили, что всех нас оставят в Свердловске и направят во вновь формирующееся пехотное училище. И действительно, в первых числах марта нас выгрузили в городе Камышлове и разместили на базе военного городка бывшей 110-й стрелковой дивизии Уральского военного округа, ушедшей на финский фронт.

Итак, в первых числах марта 1940 года по воле судьбы я стал курсантом, а буквально через неделю – старшиной 7-й роты Камышловского пехотного училища. Время шло быстро, обучали нас офицеры – участники Финской войны. Командиром роты был капитан Григорий Паздников, а командиром взвода – лейтенант Юрий Хрипченко. Учеба была тяжелой, почти все время обучения – около 90 процентов – проходило в поле на учениях, на стрельбище, марш-броски со стрельбой, форсирование водных преград вплавь или на подручных средствах. Зимой на лыжах, ночевка в лесу, по-бивуачному, у костра. В зимнее время мы в месяц проходили на лыжах до 600–700 километров. Все в большинстве своем стали замечательными лыжниками.

Однажды взвод курсантов, в штате которого я состоял, принял участие в обычных тогда соревнованиях. Нам предстояли: марш-бросок на 25 километров, форсирование водной преграды на подручных средствах, стрельба по мишеням, рукопашный бой, преодоление двухсотметровой полосы препятствий. Все это – без остановок и перекуров.

Напряжение всех сил, проверка воли и выносливости, готовности помочь товарищу. Жара, комары и мошка, едкий пот, прилипшая к горячей коже гимнастерка. В ходе марш-броска я замыкал походный порядок взвода и тащил на себе, кроме собственного вооружения, еще и винтовку младшего сержанта. Тот выбыл из игры. Внезапно из-за опушки леса выскакивает всадник, лошадь со всего карьера наезжает на меня и опрокидывает; от столкновения я падаю и случайно вспарываю штыком мышцы правой руки. Шок, боль, кровь, замешательство во взводе. И тут командир взвода резко командует: «Старшина! Встать! На ходу оказать себе помощь! Продолжать движение!»

У меня в тот момент и мысли не было поступить как-то по-другому. Ведь взвод из-за меня мог проиграть соревнования. Преодолевая боль, я бежал дальше. После марш-броска вместе со взводом в полной выкладке переплыл реку, преодолел полосу препятствий, выиграл штыковой бой на эластичных штыках и заработал в итоге приличную сумму баллов. Взвод занял первое место в училище. А для меня тогда это была великая победа над собой, проверка не только физической выдержки, но и силы воли.

Вот так ковался в Красной армии военный характер, так готовились будущие офицеры – как морально, так и физически – к приближавшейся войне. Выучка тогда была настоящая. Кадровые войска, которые в первое время войны были на передовой и сумели остановить немцев. Но мы положили эти войска, они своими телами закрыли немцам дорогу.

На следующий после соревнований день мне исполнилось 20 лет. День рождения я встретил в окопе полного профиля, который закончил оборудовать к рассвету. Рука, конечно, болела здорово. Но я был чрезвычайно горд тем, что дух мой преодолел слабость плоти. Тогда все казалось прекрасным: юность, все удавалось, невозможно было представить, что мы стоим на пороге страшной войны.

Первые дни войны

Наступила весна 1941 года, обстановка в мире сгущалась, ежедневно радио передавало о передвижениях войск, о якобы железнодорожных маневрах и т. д. У нас в училище стали поговаривать о досрочном выпуске. В апреле сфотографировали в форме лейтенанта и сняли мерку на обмундирование, шинель, плащ и сапоги. В конце мая, отобрав 50 процентов лучших курсантов роты, стали изучать новое оружие, винтовки и автоматы, при этом не выпускали за пределы городка в ожидании приказа об окончании училища.

10 июня с утра были проведены срочные построения, где приказали отправиться поротно на склады и получить офицерское обмундирование. После обеда все выпускники училища – более 800 человек – были построены на плацу. Нам был зачитан приказ наркома обороны о присвоении нам первичного офицерского звания – лейтенант. Правда, тогда еще говорили не «офицерского», а «командирского» звания. В списках зачитали мою фамилию, и впервые мое имя-отчество стало звучать вместо Пейсах Лейбович – Петр Львович. По-видимому, кому-то из кадровиков не понравилось мое еврейское имя и отчество. Правда, я не возражал.

Одну ночь мы переночевали в училище лейтенантами, а на второй день нас распределили по командам. Я получил команду в 36 лейтенантов с назначением в Прибалтийский особый военный округ (ПрибОВО), в 204-й стрелковый полк, дислоцировавшийся в городке Плунге (Литва) на самой границе с Германией. В этот же день вечером нас погрузили в товарные вагоны, и начался наш путь в Прибалтику, по сути, на войну, хотя мы об этом еще не знали. По маршруту движения эшелона с выпускниками, на станциях больших и малых собирались люди и кричали нам: «Ребята, на войну? Не подкачайте!» Мы все тогда беззаботно смеялись.

Поздно вечером 21 июня (в субботу) 1941 года наш уже небольшой эшелон прибыл на станцию Рига. Пока разобрались, что нам предстояло следовать дальше, до Шяуляя, наступила ночь, и мы все уснули. Проснулись рано. Я вышел из вагона – а их уже было только два, – увидел, что мы в тупике и одна за другой мчатся электрички то в одном, то в другом направлении. Время было 4–5 часов утра. В воздухе барражируют два новых истребителя. Все казалось подозрительным. Я спросил железнодорожников, поедем ли мы дальше или нет. Ответа не было. Я поднял свою команду (36 лейтенантов), и электричкой мы отправились на главный рижский вокзал.