Осип Черный - Немецкая трагедия. Повесть о К. Либкнехте

• Название: Немецкая трагедия. Повесть о К. Либкнехте
• Автор: Осип Черный
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1982

Герой повести «Немецкая трагедия» Карл Либкнехт — выдающийся деятель немецкого и международного коммунистического движения — дан на фоне острых политических событий. Книга рассказывает о юности Либкнехта, о его подпольной работе, о деятельности по формированию групп спартаковцев. Она — и о том, как в ходе исторических событий меняются роли политических деятелей.

---

— Когда?! Какую?! Что я им навязал?!

— А что ты провозгласил в своей речи?

— А-а, республику, — ответил Шейдеман спокойнее. — Что же еще, по-твоему, надо было провозгласить?

— Ты предвосхищаешь волю будущего Национального собрания?!

Мимо проходила официантка. Шейдеман, влив в свой голос елейность, спросил, нельзя ли заменить остывшее второе более горячим.

— О да, — сказала она, — я постараюсь. Вы выступали с речью, мне сказали. Я спрошу у директора разрешения.

— Вы всегда внимательны к нашему брату, благодарю вас.

— Стараемся, господин Шейдеман.

А Эберт стоял с мрачным лицом, будто исполнял роль в шиллеровской драме.

— Ничего я не предвосхищаю, Фридрих. И… — он оглянулся на всякий случай, — не валяй дурака, ты не на трибуне.

— Когда я стоял на трибуне, то знал, что мне надо сказать.

— Ну и, пожалуйста, говори! Ведь рейхсканцлер ты, а не я!

— Чувство ответственности должно быть у каждого! — Это он произнес спокойнее: напоминание о его ранге пришлось кстати.

От столика Шейдемана он отошел, занятый мыслями гораздо более важного свойства.

XI

Несмотря на призывы социал-демократов разойтись по домам и довериться новой власти, в столице весь день продолжались бурные демонстрации. Народ не мог упиться досыта завоеванной свободой. Тут было все: надежды на мир, на скорое возвращение солдат-кормильцев, на справедливые порядки и на лучшую жизнь.

Тем временем в ставке происходили события иного рода. Приверженец кайзера Тренер вместе с Гинденбургом принуждены были взять на себя тяжелую миссию: явившись к Вильгельму, выразив ему обычные знаки своей преданности и уважения, они доложили, что спокойствие в стране требует, чтобы его величество сделал выводы, глубоко опечаливающие их самих.

И оскорбленный и разгневанный экс-кайзер потребовал для себя поезд, который доставил бы его под покровом ночи в Голландию.

В то же время один из лидеров партии центра — Маттиас Эрцбергер, входивший в состав кабинета Макса Баденского, получил задание пересечь линию фронта и в качестве парламентера прибыть в ставку союзников, чтобы выслушать условия капитуляции. В тот день ему предстояло испить чашу унижений полностью. Но Эрцбергер был господин, способный переварить не только это.

К исходу субботнего дня положение начало несколько проясняться. Одна часть населения, поверив социал-демократам, решила, что революция привела к полной победе и теперь надо предоставить все новой власти. Другая склонна была внять предостережениям Либкнехта. Выступая в течение дня много раз, он призывал берлинцев к бдительности: пусть знают, что шейдемановцы как обманывали народ, так и будут обманывать впредь.

Одним словом, к исходу девятого ноября сформировались две силы: одной явился кабинет во главе с Эбертом, другой же — Совет рабочих и солдатских депутатов, созданный ранее.

Независимые и спартаковцы призвали трудящихся направить в Советы своих депутатов. Так должна была сложиться народная власть. Эберт быстро сообразил, что поставить себя в зависимость от Советов было бы для него величайшей бессмыслицей.

Советы следовало обезвредить, то есть добиться, чтобы большинство мест досталось в них его людям, партийным функционерам.

Опасность угрожала не справа, а слева. Все, что было левее его, можно было назвать анархией и большевизмом.

Пугая опасностью братоубийственной войны, социал-демократы призывали массы довериться руководству и передать ему все права. Революционные старосты, образовавшие Советы депутатов, как раз и несут опасность междоусобицы. Вот какой козырь был пущен в ход.

Кроме того, Эберт решил: если правительство будет составлено из социал-демократов и независимых, оно обретет в глазах народа доверие.

Независимые не были непримиримы к шейдемановцам и в то же время заявляли себя сторонниками Советов. На этой пестрой канве можно было ткать узоры самые разнообразные.

В среде независимых были, как уже говорилось, правые и левые. Первые готовы были откликнуться, пусть с оговорками, на приглашение шейдемановцев. Вторые оспаривали у спартаковцев влияние на радикальные группы рабочих, но в ряде случаев согласны были действовать заодно с ними.

Одни лишь спартаковцы выдвинули в первые же часы ясные требования: вся власть в руках Советов, и правительство, подчиненное только им, свободное от шейдемановцев.

Социал-демократы обратились к независимым с предложением: раз правительство должно стать общенародным, значит, не хватает только вас; вступайте в кабинет Эберта, и вопрос будет разрешен.

Независимые запросили, кого же Эберт готов включить в свой кабинет.

Вопрос о личностях не играет роли, ответил он. Как это не играет?! А если ему предложат Либкнехта? Очень хорошо, пусть приведут его, и они договорятся.

Впрочем, привести Либкнехта не удалось. Но днем, когда он забежал в рейхстаг в помещение фракции, его обступили делегаты от солдат и рабочих, толпившиеся с рейхстаге. Они стали доказывать, что он, как признанный всеми вождь, должен участвовать в руководстве страной. Группа социал-демократов вместе с Шейдеманом пришла сюда же вести переговоры с независимыми. Со стороны они наблюдали, как разыгрывается сцена уговоров Либкнехта. Похоже было, что ему нечего возразить: слишком неотразимы доводы за вступление его в правительство. В нынешних условиях это представляло большой соблазн: войди Либкнехт в состав кабинета, и можно будет говорить, что Эберт сплотил вокруг себя все революционные направления.

В большой комнате фракции царили неразбериха и шум, демон искушения витал над головой Либкнехта. То и дело являлись новые делегации и принимались доказывать, что его долг — принять на себя ответственность за судьбу страны.

Шейдеман и его группа стояли в углу в роли молчаливых наблюдателей.

Положение было двусмысленное: столько времени он повторял, что шейдемановцы предают народ, а теперь согласиться с ними сотрудничать?!

— Но речь ведь идет о мире и крови, — твердили ему. — Антанта не станет вести переговоры с нами, если в ближайшие дни не будет сформирована новая власть.

— Речь идет о единстве рабочих, — говорили другие.

— Речь, наконец, о том, что без вас ни одно правительство не может считаться народным!

Положение Либкнехта было нелегким. Надо было в течение нескольких минут взвесить обстоятельства. Чутье искушенного революционера говорило ему, что готовится очередная ловушка: имя его шейдемановцы используют для маскировки. Перед ним был пример России: что представляла бы собой Советская власть, если бы большинство Совнаркома состояло из меньшевиков?

— Итак, вы ждете ответа? — сказал Либкнехт.

— Еще бы, конечно! Притом положительного.

— Я готов согласиться, но ставлю свои условия.

Тут даже Шейдеман изменил позиции молчаливого наблюдателя:

— Я полагаю, наша партия примет их, сколь бы стеснительны они ни были.

— Нет, сначала ознакомьтесь с ними.

И Либкнехт начал говорить. Чем дальше, тем все более отчужденным становилось выражение лица Шейдемана: приветливый сатир вновь превратился в ловкого политика, способного быстро оценивать условия игры.

Либкнехт потребовал ни больше ни меньше, как передачи всей власти Советам, полного подчинения кабинета воле Советов и вывода из него всех буржуазных министров. И даже не скрыл своего резко отрицательного отношения к так называемым шейдемановцам. Нет, он нисколько не изменился!

Дослушав с непроницаемым лицом его требования, Шейдеман холодно заявил:

— Мы обсудим это. И вскоре дадим ответ.

Делегаты, обступившие Либкнехта, почувствовали себя обескураженными: идея единства готова была воплотиться, казалось, при них, тут же. И вдруг иллюзия рассеялась. Они не знали, кто прав. Одни готовы были последовать за Либкнехтом, другие продолжали мечтать об идиллическом объединении.

А Либкнехт стал доказывать, что в революцию вошли силы, мечтающие скорее ее погасить и ради этого готовые на все. Сегодня революция совершает лишь первый шаг, и надо трезво видеть опасности, которые ее подстерегают.

Когда Шейдеман вернулся в помещение «Форвертса», Эберт спросил, к чему привели переговоры.

— Вот его условия, — решительно сказал Шейдеман, как будто кладя лист бумаги на стол. И изложил требования Карла Либкнехта.

Эберт подумал. В мозгу его складывались всевозможные комбинации.

— Он приемлем для нас только на наших условиях, а так — нет. Нет, не пройдет!.. Но аппетит у него недурен: сбросить нас с пьедестала, а?! И даже не стесняется! Не так оно просто. — И выжидательно посмотрел на Шейдемана.

…В этот же час в ставке готовился поезд для его величества, бывшего кайзера. Поезд должен был на рассвете доставить его к голландской границе. Человек, еще недавно мнивший себя чуть не властелином мира, расхаживал крупными шагами в последней своей резиденции.