Алексей Коркищенко - Внуки красного атамана

• Название: Внуки красного атамана
• Автор: Алексей Коркищенко
• Жанр: Прочая детская литература

---

Афоня шел к амбару, держа винтовку под мышкой. На красной, опухшей от частых пьянок роже блуждала улыбка. Он зашел за амбар слева. Егор передвинулся к боковой стене:

Афоня мочился в реку с обрыва. Гриня, вытаращив глаза, зашептал:

- Жаба, жаба, на тебе дулю... Афоня за угол не заглянет - опасно: почва под углами амбара со стороны реки обрушилась. А если выглянет, держась за угловые связки досок, то увидит или не увидит, что дверь открыта?.. Доски на боковой стене амбара плотно пригнаны - ни одной щелочки. "А что, если Афоня Господипомилуй заглянет в амбар спереди через щель в двери?" - подумал Егор, и у него враз запекло в желудке.

Афоня вдруг завыл, подпевая эсэсовцу:

- Майне либе Ганс...

За стеной послышался неровный топот, шаги удалялись все дальше, дальше, в сторону весовой, и Егор свободно вздохнул.

- Приспичило ему! - сказал он, пряча пистолет в кобуру. - Берись, Гриня, за брезент. Пошли!

Они загребали брезентом "арнаутку", как бреднем рыбу, волокли к невысокому порогу, и она перехлестывала через него, стекая золотым потоком в роду. Егор подгребал зерно с боков, вычищал его из пазов между досками. От непрерывной работы тело наливалось тяжестью, руки деревенели, пальцы сводило судорогой. Обливаясь потом, тяжело дыша, он шептал:

- Давай, Гриня, давай!.. Не будет проклятому Гитлеру гостинца от донских казаков, дулю с маслом получит он!

И лилась, лилась в воду драгоценная "арнаутка" Уманского.

Егор вдруг остановился, внимательно оглядел пол вокруг вороха и стал выковыривать ножом деревянные затычки, забитые когда-то в широкие щели между досками пола.

- Зачем ты это делаешь? - спросил Гриня.

- Да надо же спасти хоть немного "арнаутки" на развод. Зерно натечёт под амбар - он ведь стоит на каменных блоках, под ним пустота - а потом затычки поставим на место, и они, гады, ни о чем не догадаются Давай нагребем зерна на дырки, пусть вытекает потихоньку. Позже, когда все утихнет, мы его отсюда достанем и спрячем.

А в это время Митенька в который уже раз проходил мимо двора Ненашковых, подпрыгивая, заглядывая через новый забор, сбитый из колхозных досок. В кухне Масюта ругался со своей невесткой, матерью Витоли.

- Куда ты, вонючий козел, послал моего сына?! - кричала она. - Зараз же разыщи его!

Что отвечал Масюта - Митенька не мог разобрать: речь старика была гугнива, невнятна. Он отчетливо произносил лишь ругательства.

Атамана Гордея дома не было. Он находился в управе. Переборов нерешительность и робость, Митенька постучал в калитку.

Звякнул засов. Масюта осторожно выглянул из-за двери. Митенька поклонился:

- Доброго здоровьечка, Максим Варламович! Здравствуйте, уважаемый! Я вот Витольда Гордеевича пришел проведать.

Масюта, вытянув губы, зачмокал.

- А-а, это ты, куршивый Митенька! А Витольда нет. Отсутствует, значится.

Белесые глаза Масюты бегали, ни на чем не останавливаясь, усы и борода дико встопорщены.

- Не вернулся еще, - с притворным разочарованием сказал Митенька.

- А куды он ушел? - с подозрительной поспешностью спросил Масюта и, распахнув калитку настежь, втащил Митеньку во двор. - Куды он ушел, ты знаешь? А ну скажи!

Поведение Масюты напугало Митеньку, но он, глуповато улыбаясь, ответил, подделываясь под слог Масюты:

- Вчерась под вечер он мне сказал: собираюсь, грит, Митенька, мой слуга и друг закадычный, пойти в одно место по сурьезным делам. Я молил его, ажник на колени становился, просил взять с собой. А он - ни в какую!.. Грит, ты, Митенька, до этого не дорос.

Отпустив его руку, Масюта опять распустил губы в самодовольной ухмылке:

- Ишь ты! Он такой, в меня удался... И не сказал, куды пошел?

Митенька горестно покачал головой:

- Не сказал, отослал домой. Иди, грит, Митенька, и помолись господу богу за мою удачу.

- Гм, не сказал. Секретный он. Весь в меня, - пробормотал Масюта рассеянно.

Он думал о чем-то другом или, может быть, совсем потерял нить мысли, забыл, о чем говорил с Митенькой. Уставившись на него пьяными глазами, вытянул кадыкастую, морщинистую, как у стервятника, шею и сказал дыша самогонным перегаром:

- Ты щево не кланяешься мне, дерьмо собачье? Обнаглела, дрянь голопузая... Пошел вон!

Митенька выскочил на улицу, задыхаясь от ненависти и отвращения к гнусному старику. А тот грохнув запором, закричал во дворе:

- Уважай меня, почитай! У меня все сыны - фашисты. И я сам себе фашист.

Митенька шмыгнул в кусты бузины, спустился в балку и по ней - к Дашиному двору.

Даша, как вернулась, вместе с матерью и ее подругами, надежными женщинами, обежали станицу, передали девчатам: прячьтесь, иначе увезут в Германию на рабство. Потом Даша и Надежда Ивановна стали ждать...

- Да-ша-а, - послышался протяжный тоненький голосок у дверей.

- Митенька!.. Наконец-то! - Даша выбежала из комнаты, привела Митеньку. Ну, говори, где они? Успели забраться?

- Успели, успели!.. Я видел, как они... Им не дали поговорить. Во дворе залаяла собака. Около двора остановилась автомашина. Кто-то закричал:

- Хозяйка, где ты?!

- Это рябого Бардадыма черт принес! - сказала Надежда Ивановна и отозвалась: - Туточки!

В горницу вошли немецкий солдат и старший полицай Поживаев, которого уже окрестили Бардадымом.

Митенька тотчас вытянул шею, словно проглотил кость, и стал улыбаться, как дурачок, кротко и задумчиво.

- Надежда, есть работа на благо великой Германии, - с ухмылкой сказал Бардадым. - Гостинец отгрузить Гитлеру надо, "арнаутку" Уманского.

- Да, да, тетка! - сказал немец. - Аллес ком, ком!.. Арбайтен бистро.

- Вы тоже, - полицай показал пальцем на Дашу и Митеньку - Берите ведра с собой, не жменьками же будете грузить пшеницу на машины.

Митенька едва нашел силы сдвинуться с места и подняться в кузов автофургона. Там уже было полно женщин и подростков Туманилась голова. Слабо трепыхалась единственная мысль: "Наврал, проклятый Витоля! Говорил, автомашины придут завтра.."

Даша, чувствовавшая себя не лучше Митеньки, обняла его за плечи,

За автофургоном в сопровождении вооруженных мотоциклистов ехала легковая автомашина. В ней сидели Штопф, его помощник Пауль и атаман Гордей.

Возле амбара стояли еще два автофургона. У дверей перекуривали немцы и Афоня Господипомилуй.

Почти в беспамятстве видел Митенька, как к дверям амбара подошел Штопф, как перед ним вытянулся Афоня. Штопф достал из кармана ключ, воткнул его в большой висячий замок. Повернул. Его негромкий щелчок прозвучал для Митеньки оглушительным выстрелом.

Подобострастно, пьяно улыбаясь, Афоня распахнул дверь и широким гостеприимным жестом пригласил Штопфа войти в амбар.

Немец вошел широким шагом, за ним последовали остальные. И остановились, ошеломленные, озираясь. Афоня попятился, онемев от ужаса: амбар был пуст. Пол был подчистую вылизан. Еще одно успел заметить Митенька: двустворчатая дверь от реки была закрыта и заперта на большой ржавый крючок.

- Майн готт! - завопил Штопф, выкатывая глаза. - Вас ист дас? Во ист "арнаутка"?

Лицо его побагровело до синевы. Он повернулся к Афоне, выдирая короткими пальцами вальтер из черной кобуры:

- Во ист "арнаутка" Уманский?! Партизанен?! Расстрелять!

Солдаты из охраны ворвались в амбар, клацая затворами автоматов. Другие оттеснили женщин и Митеньку от амбара.

Афоня упал на колени перед Штопфом: тот топал ногами и целился ему в лоб.

- Я не партизан... Господин комендант, не убивайте! Я сердечно предан немцам!..

Штопф изо всей силы ударил его сапогом в лицо. Хлюпая кровью, Афоня ловил ноги Штопфа, пытался поцеловать сапоги:

- Я не виноват, господом богом клянусь!.. Господин Пауль Максимович, кланяюсь в ножки вам. Спасите! Я заплачу... У меня золото есть. Много! На Среднем острове спрятано...

Пауль что-то сказал Штопфу быстро, негромко Тот, перестав кричать и топать ногами, с минуту постоял в отупении, затем сказал своим охранникам, показав на Афоню и эсэсовца, который охранял амбар.

- Взять! На допрос!

Пауль приказал солдатам гнать прочь людей. Солдаты закричали:

- Вэк! Нах хаузе! Шнель[10]!

Оглянувшись, Митенька увидел, как Пауль, с перекошенным от злости лицом, подошел к сгорбившемуся от страха брату Гордею и залепил ему такую пощечину, что у того мотнулась голова.

Даша и Митенька побежали впереди женщин. Им не терпелось встретиться с Егором, Гриней и Васюткой и рассказать о том, что произошло в амбаре.

Глава двенадцатая

Весть об исчезновении "арнаутки" быстро распространилась по станице. История, передаваемая из уст в уста, обрастала невероятнейшими подробностями.

Егор, Митенька и Даша сидели за столом под грушей около кухоньки. Панёта угощала их борщом с молодым петушком.

- Не иначе как отвели глаза Афоне добрые люди, - говорила она. Замки-запоры целы, а "арнаутку" кубыть корова языком слизала. Может, освободится таперича Фрося от своего благоверного.

Егор посмеивался, подмигивая Митеньке и Даше, с редким аппетитом ел борщ. Все обошлось как нельзя лучше. Правда, пришлось ему понервничать, когда стал накидывать крючок обратно на петлю. Одеревеневшие пальцы едва удерживали нож, которым он поддевал крючок. А тут на старый ток подъехали автофургоны. Гриня уже далеко отплыл с мешками колосьев, связанных веревкой. А он все никак не мог набросить крючок. Ноги дрожали, чуть было не сорвался с выступа балки. А так хотелось накинуть крючок на петлю, запереть дверь, чтобы поломали голову фашисты. Наконец ему удалось это сделать. Он спустился вниз, на подводный порог, утопил остаток веревки и нырнул. Кобура с пистолетом и ножом тянула под воду, и ему, сильно уставшему, пришлось крепко напрягаться, грести из последних сил, чтобы не пойти на дно. Выбрались на берег с Гриней благополучно. Васютка с одеждой ждал их в условленном месте. Мешки с гибридами спрятали в Федькином яру, там, где лежали части с трактора и молотилки...