Митрополит Макарий - Период разделения Русской Церкви на две митрополии

• Название: Период разделения Русской Церкви на две митрополии
• Автор: Митрополит Макарий
• Издательство: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря
• Жанр: Религия
• ISBN: 5-7302-0793-X

В пятую книгу многотомного «История Русской Церкви» высокопреосвященного Макария, митрополита Московского и Коломенского, вошел том его «Истории Русской Церкви», посвященный истории Западнорусской митрополии.

---

Настало, наконец, время для действительного введения унии, которая подготовлялась столь долго. Тут иезуиты отодвинулись на второй план, а на первый выступили новые ревнители унии: латинские прелаты и сам польский король, а с другой стороны, некоторые из русских и преимущественно владыки. Около половины 1588 г., когда Цареградский патриарх Иеремия проезжал через Литву в Россию, два человека, один латинянин, другой православный, Луцкий бискуп Бернард Мациевский и брестский судья Адам Потей, имели между собою свидание. Последний с величайшею настойчивостию убеждал первого, чтобы латинские епископы и богословы воспользовались проездом патриарха для привлечения русских к унии, вызвав его на религиозные прения, и уверял, что многие знатные русские уже готовы принять ее. И Мациевский с радостию приглашал к тому же и папского нунция. Воспользовались ли в самом деле латиняне пребыванием Иеремии в Литве, довольно продолжительным, которое случилось уже на возвратном пути его из России в следующем, 1589 г., и как воспользовались, имела ли их попытка успех и исполнилось ли сколько-нибудь желание Потея, с достоверностию неизвестно, хотя патриарх от собеседований с ними о вере уклонялся, но все это послужило как бы приступом к действительному введению унии. Дело продолжалось около семи лет и совершалось большею частию скрытно, но, насколько обнаруживалось, прошло в своем поступательном движении четыре главных фазиса.

В 1590 г. иезуит Скарга вновь издал свою книгу О единстве Церкви и здесь прямо говорил, что заботиться об унии есть долг не одного католического духовенства в Литве и Польше, но и долг самого короля и католических панов, долг и русских панов и особенно русских иерархов. В следующем году четыре русских епископа с Терлецким во главе заявили королю свое желание принять унию на известных условиях со стороны короля и папы. Еще в следующем, т. е. 1592 г., король отвечал этим епископам полным своим согласием, полною готовностию исполнить их желание, а львовское православное братство извещало патриарха, что многие русские ввиду крайних беспорядков в своей Церкви положили совет предаться папе. Еще в следующем Адам Потей сделался епископом Владимирским и Брестским и сам князь Острожский убеждал его своим письмом хлопотать об унии, хотя понимал ее в особом смысле. А к маю 1594 г. король с своими сенаторами, духовными и светскими избрал и уполномочил двух русских владык, Потея и Терлецкого, ехать в Рим для принятия унии – фазис первый!

К концу 1594 г. Потей и Терлецкий составили декрет от имени всех русских епископов стараться всеми мерами о введении унии; четыре епископа подписали в Сокале особый приговор о своем согласии на унию, изложив ее условия, и затем сам митрополит письменно выразил такое же свое согласие и свои условия. В начале следующего (1595) года Поместный Собор духовенства во Львове под председательством Гедеона Балабана определил подчиниться папе и просить митрополита и владык, чтобы они окончили дело об унии с Римскою Церковию без отлагательства. А в первых числах июня явились два важнейших документа: подробные «артикулы», или условия, унии и соборное послание об ней к Римскому первосвященнику. В этих документах митрополит и владыки уполномочивали и с своей стороны избранных королем депутатов, Потея и Терлецкого, ехать в Рим для принятия унии – фазис второй!

Как только огласилось это решение митрополита и владык, тотчас раздались против него сильные протесты православных: в Львове, Новогродке, Вильне и других местах, и во главе протестовавших стал могущественный князь Острожский. Король старался успокоить недовольных своими грамотами, убеждениями, обещаниями, угрозами. Митрополит силился уверить всех, что он вовсе не причастен делу об унии, что он ревнует о православии, и в то же время преследовал наиболее выдававшихся противников унии духовными наказаниями. Волнения между православными не только не прекращались, но еще увеличивались. Но, несмотря на то, по воле короля уполномоченные его, митрополита и владык Потей и Терлецкий поехали в Рим и 23 декабря приняли там унию – фазис третий!

По возвращении уполномоченных из Рима (в начале марта 1596 г.) поднялись новые протесты против унии отвсюду, где только обитали православные. Земские послы, избранные на провинциальных сеймах, явились на генеральный сейм в Варшаву, подали просьбы королю вместе с князем Острожским и затем торжественно заявили на сейме от лица всех православных, что они не хотят унии и что Потей и Терлецкий как изменники и отступники должны быть лишены сана и своих епархий. Король счел нужным утвердить вновь своими грамотами за Потеем и Терлецким их епархии, старался ограждать митрополита от восстаний против него и оскорблений, издавал строгие указы на противников унии и наконец повелел митрополиту созвать в Бресте Собор. В Бресте образовались (6–9 октября) два Собора: один – из православных, другой – из ревнителей унии. На первом уния была отвергнута, на последнем торжественно принята – фазис четвертый и последний!

Кого ж следует назвать виновником церковной унии в Литве? Не одного, а многих виновников имела церковная уния, под влиянием которых она в продолжение почти ста пятидесяти лет подготовлялась и, наконец, насаждена. Это были, с одной стороны, Константинопольские патриархи, а с другой – польские короли, с одной – русское, а с другой – латинское духовенство, и особенно иезуиты в Литве и Польше.

Патриархи Царьграда считались верховными архипастырями над Западнорусскою Церковию, но не обращали на нее почти никакого внимания, не имели о ней ни малейшего попечения. Как ни горестно было их собственное положение, как ни далеко от них находилась Западная Русь, но это не освобождало их от священнейшей обязанности по отношению к подведомой им митрополии. Лишь изредка, когда здесь нужен был новый митрополит, патриархи по предварительной просьбе из Литвы присылали свое благословение избранному митрополиту или своих экзархов для посвящения его, получали денежную благодарность, и тем дело оканчивалось. Во весь длинный период до самого патриарха Иеремии II едва можно указать пять-шесть патриарших грамот, присланных в Литву к какому-либо митрополиту (Иосифу Болгариновичу) или в какой-либо монастырь (Киево-Печерский, Супрасльский), и то грамот по частным случаям и предметам, а не по общим потребностям Церкви. Ни разу ни один патриарх не посетил лично своей литовской паствы, чтобы ближе видеть ее нужды и удовлетворить их, не присылал даже от себя какого-либо нарочито уполномоченного, который бы пожил здесь достаточное время и принял какие-либо меры против непрестанно усиливавшихся беспорядков. Часто приходили сюда греки духовного сана из Цареградской патриархии, как и из других, ради собственных нужд, для собирания милостыни, и нередко вмешивались здесь в церковные дела, но своими вмешательствами производили только новые беспорядки, и за эти вмешательства справедливо осуждены впоследствии самим патриархом Иеремиею II, а за свои притязательные требования милостыни, за свои поборы с церквей и монастырей заслужили от здешних иерархов имя грабителей. Этот самый Иеремия был лучшим патриархом для Литовской митрополии и более всех сделал для нее своими посланиями и наставлениями относительно нового календаря, учреждением в ней двух главнейших братств, львовского и виленского, и при них училища и типографии, и некоторыми дальнейшими своими распоряжениями и грамотами, касавшимися общих потребностей местной Церкви. Он первый из патриархов решился посетить ее лично, но – надобно говорить правду – посетить не столько ради ее нужд, сколько ради нужд собственных: он крайне нуждался в деньгах для построения себе нового патриаршего храма взамен прежнего, отобранного турками и обращенного в мечеть. Наделенный богатою милостынею и великими дарами в Москве, где поставил первого патриарха, Иеремия возвратился в Литву с тою же главною мыслию, с какою предпринял вообще свое дальнее путешествие. Он посвятил здесь нового митрополита, чрез несколько времени потребовал от него платы. Странными кажутся и некоторые другие действия патриарха, если в основе их не предположить такой же платы и приношений со стороны тех, к кому действия относились. Странно, что два самые богатые епископа в Литве, Луцкий и Владимирский, получили от патриарха такие достоинства, какие прежде никогда не существовали в Русской Церкви: один возведен в звание экзарха, или кардинала, другой – в звание прототрона. Еще страннее были отношения патриарха к епископам Гедеону Балабану и Кириллу Терлецкому. Сначала патриарх поверил всему, что сообщил ему Гедеон о разных преступлениях Кирилла, и подписал несколько грозных грамот против Кирилла, но, как только явился Кирилл, патриарх начал верить ему, назвал Гедеона клеветником, отменил все свои грамоты против Кирилла, говоря, что подписал их по незнанию русского языка, и объявил Кирилла оправданным и прощенным на всю его жизнь. А отношения патриарха к львовскому братству и епископу Гедеону? То поддерживал патриарх братство, наделял его своими грамотами и привилегиями и охранял его от притязаний Гедеона; то уничтожал все эти грамоты и привилегии и отдавал братство под власть Гедеона, к изумлению самого братства; то снова вооружался за братство против Гедеона и не давал ему никакой пощады. Не напрасно литовские епископы, в том числе Терлецкий и Балабан, близко видевшие действия патриарха, говорили потом на съезде в Сокале, что патриархи приезжают в Литву затем только, чтобы собрать побольше денег, и понадавали здесь грамот на братства ради своих прибытков. Недаром и благочестивый воевода новогродский Скумин, услышав об уклонении Гедеона в унию, сказал, что в этом, без сомнения, виноват и сам патриарх, который своими непрестанными грамотами за львовское братство против Гедеона довел его до того, что он должен был броситься в такое отщепенство. Да, патриархи Цареградские могут быть названы виновниками унии в том смысле, что они своим нерадением о Западнорусской Церкви допустили ее дойти до такого внутреннего расстройства, при котором ее легко могли одолеть иноверцы, а своим своекорыстием как бы отталкивали от себя ее сынов, и в особенности ее иерархов, и заставили их искать себе другого верховного архипастыря.