Бернард Корнуэлл - Свинцовый шторм

• Название: Свинцовый шторм
• Автор: Бернард Корнуэлл
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Триллер
• Год: 1977
• ISBN: 5-218-00403-0

В жизни героя войны на Фолклендских островах Ника Сендмена наступила черная полоса. Отец сидит в тюрьме за мошенничество, бывшая жена вымогает у него последние деньги, а сам он после пулевого ранения страдает от жутких болей в спине. Нет ни средств к существованию, ни здоровья, ни реальных перспектив на будущее. Одна лишь яхта под названием «Сикоракс» скрашивает серые будни Ника — яхта и мечты уплыть на ней куда-нибудь подальше, к новой жизни. Ради денег Ник соглашается принять участие в откровенно авантюрном проекте звезды британского телевидения Тони Беннистера, задумавшего пуститься на своем океанском гоночном судне «Уайлдтрек» в рискованное плавание из Англии к берегам Ньюфаундленда.

Но опасности холодных вод Северной Атлантики меркнут перед лицом угрозы со стороны корабельного магната Кассули, который не остановится и перед убийством, лишь бы отомстить ненавистному конкуренту...

---

Корпус яхты реставрировали любовно и с почти утерянным ныне мастерством. Я помогал конопатить и смолить остов судна и привык к шедшим словно из глубины веков ударам деревянного молотка, которые эхо разносило по всему заливу. Мы обмазывали корпус дегтем, обклеивали бумагой, а поверх клали медь, так что он засверкал у нас как золотой. Мы вновь удлинили корму, чтобы разместить бакштаги для новой бизани, заново покрыли палубу тиком и соорудили еще одну каюту, в которой старательно установили всякие приборы, собранные отцом.

Для мачт мы тщательно отобрали ели из северной части леса, чтобы сердцевина дерева шла строго по оси, а не смещалась бы в сторону солнца, как у деревьев в южной части. Я помогал обтесывать стволы, пока те не превращались в абсолютно гладкие и блестящие мачты. Мы пропитывали новое рангоутное дерево льняным маслом и парафином, а затем покрывали его слой за слоем лаком. До сих пор, закрывая глаза, я вижу готовую грот-мачту, лежащую на подпорках, поблескивая на солнце, прямую, как портняжная линейка.

Сшили новые паруса, пропустили через них шкоты, отполировали керосиновые лампы — и вот на стапеле Девонского дока вновь ожила яхта. На новом транце выгравировали ее прежнее имя — «Сикоракс» и буквы позолотили. Дизель установили в «брюхе» кормовой части, и наконец настал день, когда яхту подняли на тросах и спустили на грязную воду дока. Ее еще нужно было оснастить, но я смотрел, как яхта покачивается на приливной волне, и поклялся себе, что, пока я жив, она будет моей.

Отец не мог понять моей любви к «Сикоракс». Сам он, как только ее спустили на воду, утратил к ней всякий интерес. Безусловно, по части внешнего вида яхта не имела себе равных, но в то же время она не была тем тихоходным послушным судном, о котором мечтал мой родитель. Ему нужна была лоханка, на которой можно было бы расслабиться с девушками в ленивые часы заката, а «Сикоракс» была чересчур своенравна. Она умела стойко противостоять морским ветрам, но киль ее был слишком велик для спокойных прогулок по реке. Отец продал бы судно, но не в его правилах было расставаться с красивыми вещами, а «Сикоракс» была потрясающе красива, и отец пришвартовал ее рядом с домом, чтобы яхта служила садовым украшением. Иногда мой папаша запускал мотор и совершал небольшие прогулки вверх по реке, но поднимать на яхте паруса любил только я. Мы с Джимми Николсом выводили ее в море, навстречу большим волнам, идущим с Атлантики. Она могла и взбрыкнуть, но, по словам Джимми, лучшей яхты еще не сходило с девонских стапелей.

— Она упрямится, только когда ты пытаешься подчинить ее, — говорил мне Джимми со своим ирландским акцентом. — Положись на нее, и она тебя не подведет.

Через шесть лет после того, как «Сикоракс» вновь была спущена на воду, я собрался в армию. Ярость моего отца не имела границ.

— Черт побери! — возмущался он. — В армию?! — и добавил с ноткой надежды в голосе: — В гвардию?

— Нет, не в гвардию.

— Тогда почему же не на флот, черт возьми? Ты же так любишь море, или я не прав? По-моему, это единственное, что тебя занимает. Море да бабьи юбки.

— Мне не нравятся большие корабли.

— Ты растрачиваешь жизнь впустую!

Я был лишен особых способностей, но отец считал, что я мог бы зарабатывать на жизнь, будучи банковским служащим, или брокером, или прибегая к каким-нибудь иным завуалированным формам воровства, в чем он сам и мой старший брат так поднаторели.

Я ушел в армию, но иногда, приезжая в Девон, вытаскивал из эллинга холщовые жесткие паруса и выходил в море на «Сикоракс». Я женился. Мелисса и я ездили на выходные в Девон, но со временем все реже заставали отца дома. Позднее я узнал почему. Он занимал суммы, которые никогда не мог вернуть, под честное слово, которое никогда не сдерживал. Чтобы хоть как-то добыть денег, он продал мне «Сикоракс» вместе с причалом. Его борьба за выживание становилась все более безнадежной, и в конце концов он проиграл ее. Отца приговорили к семи годам. Приговор был жесткий, видимо, судья хотел подчеркнуть, что преступление, даже совершенное бизнесменом в своем офисе, все равно остается преступлением. Но я к тому времени уже плыл по Южной Атлантике в составе британских войск, и жизнь моя стояла на пороге перемен.

Только «Сикоракс» оставалась неизменной, она была всем, что я имел и хотел иметь.

* * *

— Ты помнишь меня?

У моей кровати возник высокий человек с мертвенно-бледным лицом, одетый в потрепанный серый костюм. Он выглядел гораздо старше своих пятидесяти. У него были желтые зубы, налитые кровью глаза и редкие седые волосы. На его физиономии, сплошь покрытой порезами от бритья, застыло скорбное выражение.

— Конечно помню, — ответил я. — Детектив сержант Гарри Эббот, обаятельный, как всегда.

— Теперь уже инспектор Эббот. — Ему было приятно, что я его узнал. — Как дела, Ник?

— Лучше не бывает. — Боль в груди мешала мне четко выговаривать слова. — Пожалуй, если не будет дождя, я отправлюсь на велосипедную прогулку.

— Дождя как раз-таки нет, — мрачно заметил Эббот. — Уже почти весна. Ничего, если я закурю? — Он зажег сигарету и выпустил дым в сторону. Эббот обычно играл в гольф с моим отцом — тот всегда старался поддерживать дружеские отношения с местными блюстителями порядка. Он давал им повод посплетничать, а сам мог рассчитывать на их снисходительность, когда бывал пьян за рулем. Отцовские гулянки были слышны на милю вверх по реке, но пока местная полиция благоволила к нему, никаких жалоб не поступало.

— Ты здесь читаешь газеты? — осведомился Эббот.

— Нет.

Он продемонстрировал мне заголовок в какой-то бульварной газетенке: «Нападение на героя Фолклендов, награжденного Крестом Виктории, в гнездышке Тони с телевидения». Тут же красовалась моя армейская фотография, большой портрет Тони Беннистера и снимок дома.

— Черт побери, — только и сказал я.

— Господин Беннистер в это время был в Лондоне. — Эббот сложил газету и убрал ее. — Значит, избил тебя не он.

— Это был южноафриканец.

— Догадываюсь. — Эббот не выказал ни удивления, ни интереса. Он сорвал виноградинку с кисти, лежавшей на тумбочке, и сплюнул косточки на пол. — Здоровенный, черт!

— Огромный, как баржа.

Гарри кивнул.

— Фанни Мульдер, профессиональный шкипер, — издевательски заметил он.

— Фанни?

— Френсис, но все зовут его Фанни. Он уже, конечно, дал деру. Сейчас где-нибудь во Франции или Испании, а может, вернулся на родину. В любом случае он где-то отсиживается, пока здесь все не уляжется и ему можно будет вернуться. — Эббот пристально посмотрел на меня. — Славно он тебя отделал.

— Он стащил кошелек, сумку и раздел мой катер.

— Он ведь пытался убить тебя, правда? — В голосе Эббота не ощущалось никакого беспокойства по этому поводу. — Фанни бросил тебя на берегу, надеясь, что ты захлебнешься во время прилива. Тебя нашел какой-то зубной врач. Господин Беннистер заявил, что ты вломился к нему на баржу.

— Черт побери, там была моя шлюпка! — Я возражал слишком яростно, и по моему телу словно пропустили ток. Я закашлялся так, что на глаза навернулись слезы.

Эббот подождал, пока кашель успокоится.

— Господин Беннистер, конечно, не желает никакой шумихи и, безусловно, добьется своего.

— Неужели?

— Как, по-твоему, это скажется на его карьере? Он не хочет, чтобы грязные газетенки трубили о том, что одна из его обожаемых горилл избила героя войны. Для него главное — сохранить имидж. Он из тех, кто лезет в бутылку из-за любой мелочи. Ты ведь знаешь их, все эти треклятые лондонцы, что приезжают на выходные в провинцию, чтобы утереть нос местным дуракам.

— Но он же блестящий яхтсмен!

— Это его жена. Была. Собственно, она и настояла на покупке дома в Девоне. Часто бывала здесь и всегда выходила в море. Я ее, честно сказать, недолюбливал. Американка. — Он произнес последнее слово так, словно оно объясняло его неприязнь, и выдохнул дым в сторону капельницы. — Ты знаешь, я скучаю по твоему отцу, Ник.

— Неудивительно, если вспомнить его пожертвования полицейским сиротам и щедрые вливания шампанского.

Эббот неодобрительно хмыкнул.

— Ник, а ты навещал своего отца?

— Мне было некогда, — ответил я и, чтобы сменить тему, спросил: — А когда Беннистер купил этот дом?

— Пару лет назад. Именно столько потребовалось суду, чтобы разобраться со всеми делишками твоего папаши.

— Это Беннистер вытащил мою яхту из воды?

— Бог его знает. — Эббота, по-видимому, это ничуть не заботило. — Это мог сделать любой. Зимой на реке орудовали жулики. Обычное дело. Воровали приемники и эхолоты.

— Это все Мульдер, — заметил я. — На барже было навалом этого добра, кстати, и мои приборы.

— Там они не залежатся, — небрежно обронил Гарри. — Фанни все барахло сплавляет Куллену. Помнишь Джорджа?

— Еще бы.