Максим Коробейников - Подробности войны

• Название: Подробности войны
• Автор: Максим Коробейников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Ну что тебе? Чего будишь? - спросил я недовольно.

- Слушай, а может быть, и в самом деле не Злобин? У меня на фамилии память плохая. Кроме того, я ведь в саперной роте был, а он в стрелковом батальоне. Как ты своего замполита называл?

- Зобнин.

- У него еще на сына похоронка пришла. Только на фронт пришел, и убили. Ты меня извини, не обижайся, пожалуйста. Может, и Зобнин...

Раненый умолк, и я снова уснул, чтобы через какое-то время проснуться от его крика:

- Слушай-ка, я забыл тебе сказать! Понимаешь, которую ночь не спится: обо всем передумаешь. Вспомнил. Комиссар-то этот, который трубку курил, Героя Советского Союза получил: За Одер!

Помолчал, повозился в постели, повздыхал.

- Комбата у них убило, понимаешь. А заместителя и начальника штаба ранило. В общем, мясорубка была, он один остался за всех.

Так вот он вместе с разведчиками на тот берег перешел. Один дот захватили, а в соседних никого не было - резервов у противника, говорят, не хватало, замполит за ночь весь батальон по льду мелкими группами на тот берег перевел. А когда противник подошел, так там, на плацдарме-то, уже наши сидели. Нас с товарищем на их участок послали минировать.

Замполит этот задачу ставил. Ходит, говорит, а трубку изо рта не вынимает. Ночью холодновато было... Я еще думал, что он этой трубкой пальцы и нос греет. И все время будто усмехается. А чего, казалось бы, смеяться, когда немцы утром обязательно в контратаку пойдут?

- Ну а где он сейчас?

- А я откуда знаю? Неделю они отбивали контратаки противника. А когда нас туда послали проходы в минных полях проделывать, так в эту же ночь мне руки оборвало. Тут уж ни до кого было... Вполне погибнуть мог, комиссар-то, бои тяжелые шли. А мог и живым остаться. Не всех же убивало.

С тех пор я не расстаюсь с мыслью: может, там действительно Степан Данилович был? И до сих пор хочу, чтобы это был наш комиссар. Такое желание и такая надежда не покидают меня, а со временем все больше и больше крепнут. Почему-то для меня сейчас особенно важно, чтобы это был именно он.

ПЕРЕД КОНЦОМ ВОЙНЫ

Когда я впервые попал на фронт, ординарец, фамилию и имя которого я, к сожалению, забыл, сказал мне:

- Ну, вам повезло, товарищ лейтенант. Сейчас воевать можно. Не то, что в самом начале!

Когда через несколько лет после войны я встретился в Горьком с Анатолием Михеевым, тот сказал:

- Э, вам не повезло, товарищ полковник! После того как мы перешли границу с Германией, это без вас уже, война совсем не такой стала. Помните, мы с вами одну за другой высотки брали, иной раз даже деревушки, а крови сколько пролито было? После вас-то мы уже в большие города врывались, столицы захватывали. Входили как освободители. Вспомнишь - дух захватывает. Откровенно, жалел, что вас в это время не было с нами... Это все равно, что посеял, а жать не пришлось.

При этом он проводил рукой по наградам. Ему было чем гордиться: две "Славы", полученные после меня, и три "За отвагу" - при мне. По тем временам немало.

А я в это время, о котором говорил ординарец, выйдя из госпиталя, учился на курсах "Выстрел" - из меня хотели полководца сделать. Там и встретил великий День Победы, испытав при этом, если откровенно говорить, некоторый осадок горечи на самом дне торжествующей души. Жалко и обидно было, что недотянул.

После Дня Победы из головы не выходил вопрос: а что же было на фронте после меня? Я смотрел на солдат и офицеров, которые возвращались из Европы, как на людей, которые прикоснулись к чему-то такому, о чем мы, не сумевшие дотянуть, в свое время и мечтать не смели. Может, такое отношение и привело меня к знакомству с очень интересным человеком, прибывшим на курсы прямо из Берлина, для которого война там и закончилась.

Генерал-майор Маслов был человек складный, энергичный и сильный. Он чем-то напоминал сжатую пружину. Прибавьте к этому бронзовый загар лица, не сходивший даже зимой, быстрый, решительный орлиный взгляд, в котором угадывалась готовность действовать в любой обстановке моментально и без колебаний, и вы можете представить себе, какого человека имеют в виду, когда говорят, что он хорошо скроен и крепко сшит.

Военная форма очень шла к нему, он был словно влит в нее. Может, поэтому я не видел его никогда в штатской одежде, хотя знакомство наше было довольно продолжительным. Не случайно, очевидно, он и запомнился мне в парадном, для строя, мундире цвета морской волны. Множество орденов и медалей, советских и иностранных, закрывало полностью его мощную грудь, которая, казалось, была специально сделана такой широкой, чтобы носить весь этот "иконостас". Шитый золотом ремень, тяжелая пряжка с гербом и блестящие погоны из золотого галуна составляли как бы единый ансамбль.

Генерал Маслов, к сожалению, был невелик ростом. Этот обидный изъян в своей фигуре он умело и незаметно скрывал высокими каблуками всегда начищенных до блеска жестких сапог, похожих на черные бутылки.

Если к описанию внешнего вида генерала прибавить еще сияние Звезды Героя Советского Союза, непременное позвякивание наград на каждом шагу и при каждом движении, а также легкую и бодрую походку уверенного в себе человека, то портрет полководца Великой Отечественной войны, с которым меня свела, судьба в молодости, будет закончен..

Я питал к генералу симпатию, - мне казалось, на Маслова нельзя было не любоваться. Он, видимо, скоро почувствовал мое отношение. Когда, окончив учебу, я остался работать на курсах, мы ближе сошлись с Василием Тимофеевичем: так звали Маслова.

Мне льстило его внимание. Конечно, когда тебе немногим больше двадцати, то человек, которому за сорок, кажется пожилым, опытным, мудрым, много знающим. Тем более такой, как генерал Маслов, прошедший не одну войну.

Не скажу точно, что его привлекало во мне. Может, молодость и особый неистребимый интерес к жизни, который появился, когда я понял, что чудом остался в живых. Конечно, имело значение также то, что во время войны мы с ним в пехоте хлебнули лиха полной мерой: он на фронте командовал дивизией, я - взводом, ротой и батальоном.

Мы с Василием Тимофеевичем часто вели задушевные разговоры. Он особенно любил рассказывать истории, которые с ним случались на войне. Я слушал его с интересом, и он это не только высоко ценил. Мое внимание распаляло его. Видимо, он не мне первому рассказывал их, потому его рассказы были похожи на новеллы и запоминались легко. Две истории засели в моей памяти навсегда. Я хочу все рассказать примерно так, как он их излагал сам,

ПЕРВАЯ ИСТОРИЯ

Ну когда мы в Германию вошли, в самое логово врага, как тогда говорили, и на дорогах повсюду указатели появились по-русски: "На Берлин!", каждому стало ясно, что скоро войне конец.

Веселее, бесспорно, стало, а отсюда и легче. Во-первых, наше превосходство по всем статьям. В Германию два с половиной миллиона наших солдат вошло, а сколько танков, артиллерии, минометов - не счесть! В два-три раза больше, чем у фашистского командования оставалось в то время на нашем театре военных действий.

В воздухе, куда ни посмотришь, только наши орлы. Ну и, конечно, если бой завяжется, так смотреть приятно, как вражеские самолеты падают да горят. Асов-то у них уже не видно было. Не то, что в сорок первом или сорок втором, когда они господствовали в небе, издевались и хулиганили, за каждым бойцом гонялись, бочки пустые сбрасывали. Прострелят ее и бросят. Она летит и визжит, и воет, и дребезжит так, что сердцу становится холодно, ужас охватывает.

Сейчас уже им было не до этого. И на море уже. наши полностью инициативу взяли в свои руки.

Во-вторых, каждый солдат увидел, что по чужой земле, а не по нашей горе-то человеческое пошло. И не то чтобы мы были злопамятны. Нет, этого мы были лишены напрочь. Просто солдат наш стал не только бодрее, увереннее, насмешливее (это у нас всегда было), а даже как-то великодушнее, что ли. Уж очень каждый из нас жалостливый, память на зло у нас короткая.

Кроме того, почти каждый если не с орденом, так с медалью ходил. Один перед другим начистит, чтобы блестели, и ходит. Ну не хвалятся, а все-таки гордость любого берет, когда на груди что-нибудь имеется. По себе знаю.

Я первый орден за Испанию получил, молодой еще был. Так петухом только что не пел. И даже когда на фронт попал, не снимал. Если на груди что-то есть, то это совестливого человека ко многому обязывает.

Ну каждый солдат, естественно, гордился и считал, что коли у него орден или медаль, то выходит, что и его вклад в нашу общую победу имеется.

Не подумай, что война в это время в прогулку превратилась. Нечего говорить, потери в войсках были уж не такие, как прежде: воевать научились. Когда на своей территории шли, и отходили, и наступали, то мы своей кровью обильно полили землю русскую. Не тебе об этом рассказывать.

По моим подсчетам получается, что на каждом квадратном километре нашей земли, которую когда-то немецко-фашистские войска оккупировали и с которой мы их потом выбивали, примерно пять-семь наших солдат похоронено. Потом ученые все это подсчитают, но уверен, что в каждый километр полдесятка наших ребят легло.