Владимир Короленко - Яшка

• Название: Яшка
• Автор: Владимир Короленко
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- Ты податей не платишь? -- спросил я, начиная догадываться о ближайших причинах Яшкина заключения.

-- Государственные платим. Сполна великому государю вносим. А на земские мы не обязались. Вот беззаконники и морят, под себя приневоливают. Кресты с церквей посняли.

-- Ну, кресты-то на церквах есть.

-- Не настоящие... Настоящих не стало... И крещение не настоящее-щепотью... Все их дело, их знамение.

-- Постой, Яков! Как это ты рассудишь: ведь и великий государь в те же церкви ходит?

-- Великий государь,-- ответил Яшка тоном, не допускающим сомнения,-- в старом прав-законе пребывает... Ну, а царь Польский, князь Финляндский... тот, значит, в новом...

Оказывалось, что будущее принадлежит новым началам. Уступая давлению этих начал, великий государь издал циркуляр, в котором написано: "Быть по тому и быть по сему", что значит: кого успеют слуги антихриста заманить,-заманивай. Над теми он властен, на тех подати налагай и душами владей. А кто не обязался, кто в истинном прав-законе стоит крепко, того никто не смеет приневолить.

Новые начала берут силу все более и более. "Беззаконники" пошли против какого-то циркуляра и стали под свою руку приневоливать насильно. Становится все труднее... Пущены в ход всякие средства...

-- На тридцать на шесть губерен пущено тридцать шесть лисиц. Честью да лестью все пожгут... народу погубят-- страсть!..

Нигде нет защиты. Государственное начало с осьмиконечным крестом меркнет. Государственные власти "стоят плохо". Народ подается, не видя опоры. "Пишутся, правда, циркуляры-те, да что уж..." Суды пошли гражданские, тихие...

Тихие суды с шестьдесят первого года, то есть именно с тех пор, как в жизнь стала вторгаться гласность! Я не утерпел и попытался разрушить Яшкину фантасмагорию, для чего стал излагать основания нового гласного судопроизводства. Яков слушал довольно внимательно.

-- Постой,-- перебил он меня наконец.-- Думаешь, я не сужден? Сужден, как же! Безо всякого преступления судебною палатою сужден. Не признаю я ихнего... Ну, все же-- судили. Вот набольший-то судья и говорит мне: "Не найдено твоей вины ни в чем. Расступитесь, стража!.. От суда-следствия оправлен". Ну, думаю, вот меня на волю выпихнут, вот выпихнут... А они тихим-то судом эвона выпихнули куда!

Я понял: суд гласно оправдал Якова, администрация его выслала... Яшка полагает, что гласный приговор -- хитрость антихриста, что, кроме этого приговора, был еще другой, тихий. "Видишь вот, на каки хитрости идет". И все это, конечно, имеет определенную цель: судебная палата, министры, губернаторы, тюремный смотритель, Михеич... все они в заговоре, чтобы предать антихристу Яшкину душу...

Вследствие всего этого на миру "жить стало не можно". "Вместе отец с сыном, обнявши, погибнет". Общественные связи нарушены. Приходится душу блюсти в одиночку, вразброд. Победа "слугам антихриста" почти обеспечена. Бросил Яшка семью, бросил хозяйство, бросил все, чем наполнялась его труженическая земледельческая жизнь, и теперь он один во власти "беззаконников".

-- И пошто только мучают? -- удивляется Яшка. -- Невозможно мне от истинного прав-закону отступить. Не будет этого, нет! Наплюю я им под рыло. Вот взял -- приколол, только и есть, а то... морят попусту! -- Он был вполне уверен, что если до сих пор его еще "не прикололи", то лишь потому, что живая Яшкина душа доставит антихристу большее удовольствие.

Но даже и это положение казалось Яшке лучше того, которое ожидает "на миру" всех, принявших печать антихриста. Новые порядки грозят всеобщею неминучею бедой.

-- Что дальше, то и хуже будет. Худа ждать надо, добра не видать,-- в "Сборнике" писано... Земля на выкуп пойдет.

-- Да ведь и теперь земля идет на выкуп,-- заметил я.

-- То-то, и теперь идет,-- отвечал Яшка невозмутимо.-- А там и еще хуже будет. У кого двенадцати тыщей будет, тот и землей владеть станет. А и кто тыщу-другую имеет, и те без земли погибнете. Верно я тебе говорю. Молод ты еще, поживешь -- вспомнишь.

-- Как же, Яков, неужто можно думать, что антихрист сильнее бога? Неужто божия правда не сладит с кривдой?

Яков подумал. Я заметил на его лице следы усиленной умственной работы. Он почерпнул откуда-то определенный ответ:

-- Ну, -- сказал он,-- не бывать тому. Поработают, да и погибнут... Верно!..-- повторил он через минуту. -- Поработают, да и погибнут. А только не увидать нам с тобой правды....

V

-- Ты, Яков, не признаешь гражданского суда. А государственный признаешь? -- допытывал я в другой раз.

-- Признаю государственный.

-- Какие же, по-твоему, государственные власти? Например, генерал-губернатор?

-- Енерал-губернатор -- государственный... От великого государя. Правильный.

-- Значит, его решение правильное?..

-- Давно велел отпустить меня. Да вот, видишь ты...

-- Постой. Ну, положим, твое дело стал бы судить генерал-губернатор.

-- За что меня судить? Не за что.

-- Погоди! Ты, вот, говоришь: не за что, а гражданские власти говорят: есть за что. Надо ведь кому-нибудь рассудить. Государственные власти ты признаешь? Ну, вот, они и судят, и решают твое дело против тебя...

-- Не могут они... Они должны правильно...

-- Да ты обдумай хорошенько. Говорят тебе гражданские власти: пусть, мол, рассудит генерал-губернатор твое дело. Ведь он имеет право решать дела, так ли?

-- Ну? -- сказал Яков, видимо, ожидая, что из этого выйдет.

-- Ты ему должен подчиниться, как правильной государственной власти?..

-- Нн-у-у? -- протянул Яков, осторожно избегая ответа, и, очевидно, заинтересованный возможностью некоторой новой комбинации.

-- Ну, вот, и выходит от него решение: подчиняйся, Яков, новым порядкам, неси земские повинности...

Яшка смутился.

-- Эвона! Видишь ты... Вот...-- подыскивал он ответ.

-- Теперь отвечай мне: покоришься ты или нет?

-- То-оно (То-оно... в этом слове сказывается уроженец Пермской или Вятской губернии. Оно употребляется в тех местах каждый раз, когда говорящий испытывает затруднение и не находит подходящего выражения)... Видишь ты... Где уж, поди... Нет! -- отрезал он наконец.-- Где, поди, покориться. Како коренье... Невозможно мне...

И на лицо его легло то же выражение непоколебимого сурового упорства.

-- Слушай, что я тебя спрошу, Володимер,-- сказал он мне однажды.-- Ты какого прав-закону будешь? Нашего же, видно?

Чтобы испытать Яшкину терпимость, я резко отверг свою солидарность с Яшкиным прав-законом и поставил перед этим фанатиком "старого прав-закону" основания совершенно несродного ему учения. В выражениях, понятных для Якова, я развил известный кодекс практической нравственности с основами братства и равенства. Злоупотребляя несколько его невежеством в догматике и св. писании, я опирался на изречение: "по делам их познаете их" и на подходящих, текстах из Иоанна, совершенно отвергая обрядность и ставя на ее место "дела", то есть практическое стремление к осуществлению формулы любви. Все это я выдал за свою религию.

Яшка слушал внимательно, но, к моему удивлению, вовсе не заметил самого существенного в моем исповедании.

-- Что ж? -- удивил он меня. -- Это и по-нашему так: все от Адама.

Я поставил вопрос яснее и обрушился со своею критикой на двуперстное знамение.

-- Читал ты в писании: "Поклонитесь в духе и истине"?.. А что такое персты: дух или плоть? Тут Яшка понял.

-- Сказано тоже...-- медленно заговорил он, -- поклонитесь душою и телом...

-- А где это сказано? -- спросил я. Яков задумался и не ответил.

-- Что ж? Это тоже хорошо...-- сказал он в раздумьи, -- конечно, всяк по своему разумению.

И, вздохнув, прибавил со странным выражением:

-- Всяк по-своему с ума-то сходит...

VI

Спустя две недели после нашего прибытия в острог, перед вечером,-- но еще задолго до поверки,-- арестантов стали загонять в камеры. Коридоры опустели, и в подследственном отделении воцарилась тяжелая, будто выжидающая тишина, по которой мы привыкли уже угадывать приближение высшего тюремного начальства. Вскоре громыхнула дверь дальнего коридора, послышалось звяканье оружия, шаги многочисленной толпы.

Ближе и ближе. Толпа ввалила в наш коридор. Шаги отдавались отчетливо и смолкали у Яшкиной двери.

Лязгнули запоры, дверь отворилась. Несколько секунд стояло гробовое молчание, затем раздался голос старика -- "помощника":

-- Выходи, Яков... на волю.

-- Врешь! -- послышался в ответ суровый голос Якова.-- Врешь, обманываешь, беззаконник! Не те времена, чтобы на волю меня...

Конвойные бросились в камеру: послышался шум борьбы, что-то грузно повалилось на пол.

-- По душу! -- вскрикнул Яков подавленным, как будто задыхающимся голосом.-- По душу пришли, господи!.. Смерть, смерть моя! -- кричал он все громче и громче. В его голосе, то сдавленном, то резком и громком, слышалась глубокая тоска и страх смерти.

Сердце у меня сильно билось... Мною начинала овладевать Яшкина фантасмагория в связи с комментариями реалиста Михеича: "У них это живо!" Яшку вязали, чтобы свезти в дом сумасшедших, где царили известные упрощенные приемы лечения. Яков отбивался в последней степени отчаяния.