С. Прожогина - О берегах отчизны дальней...

• Название: О берегах отчизны дальней...
• Автор: С. Прожогина
• Издательство: Радуга
• Жанр: Публицистика
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002380-7

Предисловие к избранным сочинениям алжирского писателя Мухаммеда Диба.

---

А древний Портал должен был рухнуть. И Азраил — властелин, карающий все земное смертью, — должен был свершить свой страшный Пляс на его руинах.

От раздумий над смыслом войны и революции, от романа, подводящего итоги целой эпохи в алжирской истории, Диб переходит к осмыслению процессов, связанных с созиданием нового общества. Взору художника открывалась бурлящая, развивающаяся, полная противоречий реальность, где люди упрямо искали тот «единственно верный» путь, который способен был бы вывести страну из хаоса, руин, отсталости и нищеты. Писатель попытается отразить эти процессы в двух взаимодополняющих произведениях — «Бог в стране варваров» (1970) и «Повелитель охоты» (1973), как бы стягивая множество проблем к основным, противостоящим друг другу силам, обнажая таким образом главные противоборствующие тенденции, смысл духовных исканий нового Алжира, озабоченного настоящим и будущим своего народа.

Однако вне зависимости от черт, различающих обе части дилогии, общей связующей их основой остается их главная цель: Алжир, выбирающий путь. И от того, по какому руслу потечет его дальнейшее развитие, зависит и путь каждого из героев, отстаивающих каждый свою «правду». Рабы или хозяева своей судьбы? Накатанный путь «неполной» независимости — или возможность по-своему распоряжаться собственными «ресурсами» (материальными и духовными), обеспечивающая право своего отличия, непохожести своей на других? Сохранение «недр» извечной народной души, духа нации — или обеспечение рационального Порядка, укрепление основ «современного» общества во имя его прогресса? Сохранение сути народной жизни, ее корней, ее естественных тяготений и вековых моральных ценностей — или обезличивание традиционных устоев жизни во имя утверждения технической цивилизации? К какому берегу пристать обретшему свою свободу и независимость народу? Туда, где еще лежит, не истлев, груз прошлого, или туда, где в заманчивости своей неизвестности ожидает багаж будущего?

Порядок, Разум, Развитие, отбросив все сомнения, выбирает «совершенный» Камаль Ваэд. (Духовное дитя Запада, хотя и сознающее драматический для него парадокс «тайны» своего продвижения по дороге знания: ведь оплаченное «покровителем» образование, полученное Ваэдом в Европе, по сути своей связано с тем же «мистическим» жестом воздаяния человеку из «боговой доли», т. е. от предписанного каждому мусульманину священного «отчисления» от своих доходов. И тайная помощь доктора Бершига — что звено той же цепи, что связывает «нищенствующих братьев», хотя и звено своеобразное, как бы потенциально подключающее и сам «прогресс» к великому делу освобождения и духовного обновления страны и народа…)

Хаким Маджар («мудрец», «близкий людям»), в прошлом соученик, а в настоящем — противник Камаля Ваэда, уповает на «пробуждение» тех, кто снова забыт Историей, хотя еще недавно был ее «опарой», ее дрожжами, ее основной силой. Надеется на пробуждение недр, в которых бродят «соки земли», ее подлинная суть, преданная забвению во имя обновления земного облика. Феллахи, забытые «богом цивилизации», новые «варвары» (так когда-то назвали завоеванных северо-африканцев римляне, посчитавшие «тарабарскими», «барбарскими» — отсюда и берберы! — или варварскими обычаи, язык и нравы завоеванных народов) и становятся главным объектом «нищенствующих братьев». Но принесут ли они ей, этой древней Берберии — Варварии, спасение и избавление от нищеты и отсталости? Обратив феллахов в свою «веру», установят ли «нищенствующие братья» на земле справедливость и счастье? Оросит ли та «вода», на поиски которой устремились «братья», иссохшую от вечной «жажды» Землю, обратится ли она в живительную влагу, дарующую новое Рождение, новую Жизнь?

Наделяя образ вождя «нищенствующих братьев» (а точнее, «воздающих народу богову долю») сакральным смыслом, феллахи в романе Диба сами превращаются в собирательный образ, с которым связана возможность Преображения Земли, забывшей своего главного Бога — человеческую добродетель…

Атмосфера ожидания пришествия «человека, который будет защищать эту Землю», разлитая в романе «Бог в стране варваров», разряжается в дилогии своеобразным апокалипсисом, в котором новый «бог», воцарившийся над страной, — Порядок — свершает свое возмездие, карая «нищенствующих братьев», снова заливая кровью пришедшие в движение Горы, «охотясь» за «смутьянами», за теми, кто не пошел «прямым» путем за новым «богом». Но Власть в лице Камаля Ваэда защищала не только завоевания Революции и идею прогресса, она спасала страну от движения вспять. И, с ее точки зрения, не феллахам, охраняющим изначальные ценности, предназначена роль в сотворении Нового. Таким образом, Ваэд защищает обездоленных как бы от самих себя, во имя их будущего. И не случайно, что именно Жан-Мари Эмар (француз, носитель западной «цивилизации»), сочувствующий Хакиму Маджару, не видит «противоположности» в целях Революции и «нищенствующих братьев»: «Они могли бы дополнить одна другую…» И не только потому, что путь, «проложенный предками», по которому ведет за собой феллахов Хаким Маджар, — путь, изначально проложенный именно на этой земле, а значит, и «слитый» с ней, но и потому, что идущие и по этому пути, и по пути Цивилизации, прокладываемому Камалем Ваэдом, преследуют одну и ту же великую цель: «утоление жажды»…

Но, по-разному понимая эту жажду, люди не идут навстречу друг другу и даже не расходятся в разные стороны, но превращают предназначенный им общий Путь в загон, где Властелин-охотник преследует свою добычу…

В романном времени Повелителем Охоты становится Камаль Ваэд, а Хаким Маджар по образу и подобию Спасителя, претерпевая земные муки и страсти, разделяет участь гонимых и преследуемых. И наступает великая Ночь Солнца, и туча пыли закрывает Око надежды. Однако сама смерть Хакима окутана тайной. Возможно, что он и не похоронен, но «скрывается где-то». Для Тиджани и его «братьев» это означало, что он еще «вернется». Что отныне он «словно растворен» в окружающем…

Таким образом свершается как бы и время «запредельное», в котором и происходит преображение Хакима из добычи в Охотника. Все больше удаляясь от событийности в царство озарений, предчувствований, все больше становясь внеличностным («Безымянный говорит»), даже превращаясь в голос потусторонний (Хакима), повествование все больше «стягивается» к единой точке, собирая в нее, как в каплю, все предшествующее разнообразие голосов. И становится очевидным смысл «исчезновения» Хакима как искупительной жертвы, принесенной человеком самой Земле, «где так еще много зла», во имя очищения ее; и смысл все разгорающегося зноя, который также сродни очистительной силе огня. Недаром возникает в конце дилогии и образ полога, раскинувшегося над землей: конечно же, он призван не только скрыть, рассеять повсюду, сделать невидимыми тех, кого ищут и кто воздает народу «богову долю», но и спасти сами человеческие души… Вот именно в этой точке — торжества преображенного Хакима — «мистическое время» и начинает раскручиваться в реальное, наполняться не божественным, но гуманистическим, земным смыслом. Потому что само понимание высшей Цели, Новой Веры у Диба очевидно сопряжено с ее прежде всего земным истоком — Человеком. Во имя этого Человека — Спасителя земли, Человека — Будителя народа, Человека — Защитника людей, Человека — Властелина мира и совершают свое подвижничество люди Хакима. Не случайно в своем пророчестве Лабан, предвидя торжество в мире «свободных людей», сказал: «Я в пути, я пляшу». И не случайно в последних словах Хакима — тоже желание «отпраздновать торжество». Так, подспудно прозвучав, своеобразно трансформированной вернулась на круги своя тема «Пляски» — но не Властелина Смерти, а Жизни, Человека — Повелителя Свободного царства свободных людей…

Искусство Диба, приобретая символическую глубину, сосредоточивалось на главных моментах национальной жизни, на тех ее сущностных началах, которые позволяли художнику искать перспективы ее движения. Берега Отчизны не отдалялись, но врезались в память, в сердце, и бегущая по волнам внутреннего моря, связующего художника с родной землей, мысль, всегда устремляясь на встречу с ними, обретала их. Казалось бы, чем дольше длится жизнь Диба вдали от Алжира, тем естественнее потребность осмыслить окружающее, запечатлеть то, что близко, рядом. Однако и не столь давние произведения Диба — роман «Авель» (1977), сборник стихов «Прекрасный Огонь» (1979) и роман «Террасы Орсоля» (1985) — свидетельствуют о том, что и на западную действительность художник продолжает смотреть прежде всего через призму Алжира. Расширяя изображаемый им реальный контекст до метафорического обобщения, Диб и «чужеродный материал» заставляет звучать, только подчинив мелодии своего сердца. А оно продолжает воспевать Родину.