О'Санчес - Осенняя охота с Мурманом и Аленушкой

• Название: Осенняя охота с Мурманом и Аленушкой
• Автор: О'Санчес
• Жанр: Сказка

Решил написать рассказ, а он вдруг вырос в маленькую повесть.

Это своего рода продолжение, пусть и не прямое, романа-сказки «Нечисти» и, в меньшей степени, романа-сказки «Я люблю время». Место действия — леса, поля и Питер. Время действия — наши дни, Лёхе уже под тридцать… Получилась ярко, однако, надеюсь, не в ущерб иным достоинствам.

---

Несколько лет тому назад в Санкт-Петербургском бестиарии завелась вроде как новая фигура… И не с теми она, и не с этими, и вообще бессловесная… фауна, типа, монстр. Поселилась под землею, колобродит по коллекторам да подвалам, в старом городе… Жрет все подряд: крыс, кикимор, домжей, призраков, домовых, вампирами не брезгует, людишек пожирает, кто пьян и бездомен… Одним словом, змея! И огроменная! Ребята питерские, в основном колдуны да оборотни, пытались время от времени на нее подземные облавы устраивать… Весь полученный результат — четверо погибших только за последний год, это не считая людишек и мелкой низкой нечисти… По слухам, и адовые пропадали, но их никто не считал и не жалел. Коварна, чутьиста и увертлива. Так и сяк народ судил да рядил, только одно и получается: тварь из древнего разряда, очень древнего, явно, что бесхозная, и что без высокого разума… Холода, химии, грязи не боится. Силища в ней исполинская и никаким колдовством ее не взять. То есть, понятное дело, поддается на чужую силу, реагирует и на заклинания, но чтобы сдохнуть или пополам порваться — никак нет! Сама живет — других жует. У покойного Чета была точно такая, а потом еще у… гм…

— У меня. Змея Алёнушка была, не спорю. Сбежала от меня еще лет де… давно, короче говоря. В свое время Чет сам ее с улицы подобрал, укротил… и мне подарил… на добрую память… По описаниям — похожа, да и по масти, что господин Эдуард нам обрисовал — типичная анаконда. Относительно типичная. Всё сходится. Итак, друзья мои, вы предлагаете мне самому ехать в Питер и разбираться со своим бывшим движимым имуществом? Я правильно понял, Борис Иванович?

Делегаты оробели, неожиданно для себя… Вроде бы и не сказали ничего такого обидного, да и слова у хозяина мирные… а вдруг холодно стало в груди, словно не чай пили, а лед кусали. Или показалось?.. Голос-то у нового старшого рассудительный, без накала.

— Истинно так. Вернулась, откуда взяли. Ну, сам посуди, Алексей Петрович, ну что это за жизнь, словно в военное время… Только, вроде бы, утихло все — на тебе! Если что, мы и сами справимся, все равно убьем гадину ползучую, не младенцы, чай, но… Сомневались мы до сего дня, мало ли — замыслы у тебя какие насчет нее, нам не известные, по скромности нашей… А мы вдруг, не спросясь — наотмашь!..

Борис Иванович умолк и разговор прервался. Ирина Федоровна ни единым словом, ни разу в беседу не вмешивалась, делегаты уже сказали все, что хотели сказать, а Лёха крепко задумался. Всем видно было, что он честно размышляет, как поступить, что решить, подыскивает слова ответа, потому и тишина не была в тягость никому из присутствующих.

Ехать в Питер Лёха категорически не желал. Он боялся этого, но не робостью труса, а страхом государственного деятеля перед необратимостью, которая может наступить для… многих, для всех, в результате ошибки, допущенной им, Лёхой, им и только им. Всё ему чудилось, что люди, нечисти, времена и обстоятельства подманивают Лёху туда в Питер, чтобы… чтобы… чтобы… если не убить его, то превратить в нечто противоположное тому, какой он есть сейчас… Вражеская приманка может быть любой: жадность к знаниям, жажда всемогущества, ненависть, любовь, жалость к малым сим, чувство мести…

Отказать? Хорошо бы. Можно и не обосновывать причины отказа, ничего и никому не объяснять, сил для этого достаточно… И отказал бы Лёха, но перевесила во внутреннем споре крохотная, никому, кроме него, не значимая деталь: ареал обитания этого монстроуза, предположительно змеи Алёнки, был обозначен весьма строго и не выходил за пределы Казанского острова, очерченного, как известно, с трех сторон — Крюковым каналом, каналом Грибоедова и речкой Мойкой… Еще бы немного к северо-востоку, где Летний сад… и Карпиев пруд… там, где когда-то, в одно страшное утро, обуглилось Лёхино сердце… — и он бы смалодушничал.

Лёха тряхнул головой и улыбнулся.

— Поеду, разберусь. Очень и очень не хотел бы, и есть у меня на то весомые резоны и мотивы, но — уважу народное мнение. Поеду один, послезавтра. Встречающих не надо, подстраховки не надо, проводников не надо, сам ее учую в указанных прериях, сам найду. Борис, Эдик, Андрей, договорились?

Все пятеро, включая Ирину Федоровну, встали со своих мест. Совещание закончено.

Лёха терпеливо, не упуская улыбки, выслушал благодарственные слова от «членов делегации», пожал каждому руку и отошел к дивану. Теперь можно и брякнуться вольно, сюда, на свое любимое место, здесь он еще мальчишкой любил сиживать, дожидаясь, пока бабушка Ира домашнего вкусненького ему поднесет, леденцов или хворосту печеного…

— Тогда… Ира Федоровна!.. За угощение сердечно благодарствуем — и мы помчались. В гостях хорошо… а домой пора.

— Боря, судари мои, да куда же это вы, после баньки-то?.. Я вам каждому постель приготовила, мягко бы застлала, даже и Эдику, если что…

— Нет, Фёдоровна, полночь уже на пороге, а месяц в своем чертоге, самое подходящее время нам скорости набрать, ресурсы позволяют. Да мы через час уже в Питере будем, коли поспешим, ведь мы, честно сказать, не рассчитывали на столь скорое решение нашей проблемы…

Лёха вздохнул и счел нужным подать голос с дивана:

— Решение воспоследует только в начале той недели, господа. Всё, чем могу…

Гости были настроены к отъезду решительно, да и бабушка уговаривала только для порядку, из вежливости: конечно, в своих краях-то сердцу привольнее, да и народ занятой, да и ночь для нечисти всегда хороша, лучше не бывает, какого рожна ее в перинах топить?

Лёха проводил гостей до крыльца, а бабушка до самой калитки, заодно этих проверить… мохнатых да хвостатых…

Когда бабушка вернулась со двора, Лёха уже полулежал на своем любимом месте, а лоб-то у любимого внука морщинами собрался…

Ирина Федоровна остановилась посреди комнаты, осмотрела неубранное застолье.

— Вот нанесли забот!.. Давай, Лешенька, еще чайку подолью?

— Можно.

Ирина Федоровна повелительно поманила когтистым пальцем — серебряный заварочный чайник зашевелился на самоварной конфорке, по бокам его затрепетали-зашелестели крылышки, словно бы вырезанные из серебряной же фольги — и вот уже он уже в бабушкиных ладонях. Бабушка охнула растерянным басом, а Лёха поспешил объяснить:

— Бабушка, это я, я крылышки приделал, вижу, что ты чайник зовешь, ну и пошутил… Думаю: что ему без крыльев летать, нелогично ведь? Прости, пожалуйста!..

— А-а! То-то я смотрю, то ли я из ума выжила, что не помню своего же колдовства, то ли… — Ирина Федоровна даже рассмеялась своему недоумению… — Что значит — сын своего отца! Силыч, земля ему пухом, тоже был горазд на ровном месте выдумки творить… В него ты, не в Лену… Не завтра поедешь?

— Да, послезавтра, с утречка. Завтра надо прибраться, собраться, то, да се… Мурмана тебе оставлю, мало ли…

Бабушка огорченно промолчала. Она и без слов навострилась понимать своего ненаглядного внучка Лёшеньку: если Мурмана оставляет, а не с собою берет — значит, опасается за него… и за себя, если на диване угнездился — значит, у бабушки ночевать останется, а не у себя… и не где еще, по холостому-то делу… Значит, смута у него на душе… И ведь редко когда поделится ею, все сам, все молчком… Гости уехали, платок можно снять. Бабушка тряхнула головой — седые волосы, заплетенные в четыре плотные косы, каждая о пяти прядях, упали за спину, едва ли не до подколенок. Волосы для колдуньи — дело важное, полезное… Чем бы внука-то рассеять, от грустного отвлечь?

— Шуз какой-нибудь присмотрю, взамен стоптанных, заодно перчатки для чоппера… тебе не надо ли чего-нибудь купить, баб Ира, только скажи?

— Нет. Лешенька, все есть. Может, телевизор включим?

— Потом, бабушка, попозже, когда я спать уйду, ладно? Нет настроения в ящик пялиться, ты уж извини. Я сегодня даже в Сеть не заходил, как чувствовал с самого утра, что город по мою душу заявится…

Бабушка только вздохнула, жалеючи. Что тут скажешь, чем поможешь — жизнь есть жизнь.

— Когда планируешь вернуться?

— Послезавтра и вернусь, наверное, к вечеру, к ночи. И так уже охоту отложил… из-за некоторых рептилий… Мурман узнает — то-то крику будет… Нормально они там?..

— В меру. Двор пока не разнесли. Я тебе в сарае стелю?

— Угу.

Простому человеку в сарае бы холодно показалось проводить ноябрьскую ночь, но Лехе нравится вдыхать сквозь сон запахи пыльного сена, вот он и предпочитает сарай всем остальным лежбищам, возможным в бабушкиных владениях. Сквозняки он законопатил одним коротким заклятием, подбавил тепла до комнатной температуры — здесь тоже не велик труд набубнить…

Бабушка лежит в своей постели, но знает: сегодня и до утра не будет рядом ни кота Васьки, ни домового Прокопыча, ни кикиморы Мульки… Знает и не сердится на перебежчиков: она — дай ей волю — и сама бы не спала, внуку сон берегла… И туман вроде бы прошел. Встать, что ли, да пойти прогуляться в лес, авось поймает лунный свет на поздние травы?.. Пожалуй, да — а что толку лениться, древнею колодою лежать?..