Юрий Герман - Наши знакомые

• Название: Наши знакомые
• Автор: Юрий Герман
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

От издателя

Первый том собрания сочинений Юрия Павловича Германа включает хорошо известный широкому читателю роман «Наши знакомые», созданный автором в 1932–1958 годах. Роман запечатлел переломную эпоху в истории нашей страны — годы первых пятилеток. Героиня романа Антонина Старосельская мечтает о счастье. И настоящее счастье приходит тогда, когда ей удается найти свое дело в жизни.

---

Трилогия Германа — явление, характерное для литературы 50—80-х годов. Здесь постановка сложных проблем сочетается со способностью осмыслить их с партийных позиций и с потребностью исследовать прошлое в перспективе пути, пройденного народом.

Тесная связь с современной литературой определяет и художественные искания писателя. Напомним, что многие литературные жанры, получившие ныне широкое развитие, пробивали, себе дорогу в 50—80-х годах. Именно тогда заметно увеличился в литературе удельный вес лирической, «исповедальной» прозы, путевого очерка, очерка-размышления. Герману казалось, что эта тенденция чревата потерями для литературы. Не однажды в статьях и выступлениях он высказывал беспокойство по поводу того, что многие сейчас пишут «про ничего»: «В чрезвычайном ходу нынче ищущие себя молодые люди, которые нанимаются в геологические партии, дабы обрести свое социальное я». Со свойственной ему решительностью в выводах Герман утверждал, что с этими «ищущими себя героями читателю, прежде всего скучно»[17]. Здесь писатель выступает не против «поисков себя» — его беспокоит оторванность героев многих произведений от насущных вопросов жизни, его тревожит позиция автора. «Талант многих бесспорно талантливых людей уходит в песок, в шелуху многозначительных слов, намеков, философствований, за которыми нет ни мысли, ни любви, ни бережности к человеку, нет активного приятия или неприятия окружающего мира, нет борьбы и нет страсти»[18]. Художника — равнодушного наблюдателя жизни Герман не приемлет. «Больше всего люблю читать книги, из которых ясно, за что писатель и против чего…»

Здесь отстаиваются и свое понимание задач литературы, и собственные творческие принципы. На протяжении всего писательского пути Герман обращался к существенным вопросам современности, открыто высказывался, «за что» он и «против чего». Позиция его становилась все более наступательной. Защищал он, когда настойчиво напоминал о наследии классической литературы, и свою приверженность к «традиционным» литературным формам.

Но «традиционная» проза Германа была современной в лучшем значении этого понятия. Ее публицистический характер, смелая постановка писателем существенных проблем народной жизни были знамением времени. Основные тенденции развития искусства писатель улавливал чутко — особенно те, которые были ему внутренне близки. Напомним, как много внимания в своих романах он уделял «делу» человека, его профессиональным интересам. Новый этап решения этой главной темы писателя отразился в трилогии. Здесь профессиональной деятельности героев отдано в повествовании центральное место. Это было связано с системой эстетических воззрений писателя. С сарказмом рассказал Герман в одном из своих выступлений, как ему довелось «прочитать повесть из жизни печи, в которой обжигают некую глину… Из-за этой печи разводятся, страдают, мучаются, на этой печи и вблизи нее зарождаются и развиваются, а также и, разумеется, благополучно, завершаются конфликты между героями».

Производственные, технологические процессы не являются, по мысли писателя, предметом искусства. Но без глубокого проникновения в мир интересов человека, в проблемы, связанные с делом его жизни, современное искусство существовать не может. Герман неоднократно критиковал деятелей кино за «приблизительное видение того, о чем сочинен фильм». В статье «Дело, которому мы служим…», говоря о вреде «приблизительного изображения деятельности персонажа»(«этот будет у нас физик, этот химик, этот медик…»), писатель спрашивал: «Что из этого образуется? И зачем тогда профессия?» Герман подчеркивал, что без дела, «которое и есть смысл его существования», в герое не выявишь человеческого. Здесь, помимо размышлений общего характера, подытожен опыт работы над трилогией.

В повествовании о судьбе врача Владимира Устименко ярко проявились особенности художественной палитры Германа. Чувство времени, умение воссоздать конкретные обстоятельства жизни героя, показать в поведении человека, в строе его мыслей особенности того или иного периода истории страны блистательно продемонстрированы в трилогии. Стоит вспомнить деда Мефодия — и за этой колоритной фигурой видятся целые пласты действительности, определенный жизненный уклад. В маленьком эпизоде, когда взбалмошная Варя раскрашивает себе ноги «под ажурные чулки», оживает перед нами быт послевоенных лет.

Как отмечалось, в романе сильнее зазвучал голос публициста. Это углубило бытовые картины и характеристики, придало им обобщающий смысл. Интересно подчеркнуть, что, выступая против наметившегося в 60-х годах «личностного» характера литературы — против стремления многих писателей не только пристальней всмотреться в героя, но и поглубже заглянуть в собственную душу, — Герман в своей художественной практике, идя другим путем, двигался по существу в ту же сторону. В его открыто публицистической позиции выявлялось стремление высказаться самому, выразить свое отношение к событиям и людям. Как ни парадоксально, это была другая ипостась «исповедальной» прозы. Так внешне, казалось бы, далекие друг от друга художественные явления сопрягались в общем процессе движения литературы.

Внимание писателя к свойствам личности героя, способность исследовать характер в его сложном единстве, умение показать, что в «деле» не только реализуются интеллектуальные возможности человека, но и выражается его общественная позиция, выявляя свойства его личности — это сделало трилогию заметным явлением современной литературы и позволило Герману внести свою лепту в решение темы, обретающей ныне все большее значение. Речь идет о деятельности человека науки, об ответственности ученого перед обществом. С начала 60-х годов в литературе наметились поиски нового подхода к этой теме (напомним хотя бы о романах Д. Гранина) — на первый план выдвинулось исследование нравственной позиции ученого. Герман, которого эта тема занимала и волновала давно, в трилогии рассматривает деятельность ученого в ее нравственном и социальном аспектах. Оригинальность решения темы определяется тем, что многие герои трилогии сознательно отказываются от пути в науку, исходя из интересов практической деятельности; но те же интересы в конце концов приводят их к необходимости научного поиска.

В многоплановом произведении тема ответственности человека «за все» выкристаллизовалась в качестве главной, когда писатель работал над последним романом. Известно, что название «Я отвечаю за все» родилось не сразу (был обещан роман «И вечный бой») — оно было найдено, когда тема ответственности, поставленная вначале как проблема призвания, обрела более широкий смысл. В последней части трилогии писатель рассматривает вопросы о характере и мере ответственности человека за выбранную позицию в самых разных аспектах. Рисуя разноликих людей, исследуя их сложные судьбы, Герман подводит читателя к выводу о личной ответственности человека за происходящее с ним, вокруг него, в мире. В этом смысле название, которое так долго искал писатель, очень точно выражает тему произведения. Здесь значителен каждый член формулы: «Я отвечаю за все». Но при всей важности составляющих ее частей Я выделено как бы курсивом. Так писатель выразил найденное им за долгие годы раздумий и творческих исканий.

* * *

Над последним романом трилогии Герман работал, зная, что тяжело, неизлечимо болен. Он понимал, что пришла пора подводить итоги. Быть может, поэтому сильнее ощущал потребность в прямом обращении к читателю. Часто этот пафос публициста помогает автору высветлить то или иное явление. Но иногда слишком пристрастное отношение к персонажу мешает художническому видению писателя. В качестве примера можно назвать Веру Вересову. Во второй части трилогии Вересова, оказавшаяся в трудные дни возле Устименко, выписана достоверно — кистью художника. В последнем романе эпопеи слишком заметно прорываются чувства автора к персонажу, и это ведет к потерям — живописец берет в руки перо фельетониста. В очень сложном образе доктора Цветкова тоже заметны смещения, совершившиеся при переходе от второго романа трилогии к ее последней части. Да и в картине жизни Унчанска, изображенной в третьем романе, иногда сгущены краски — когда слишком явно проявляются чувства, владеющие автором. Так, в истории Штуба звучат порой мелодраматические ноты. А черты «злодеев», столь щедро приданные Горбанюк и Палию, в известной мере мешают трезвой социальной оценке явления.

Но Герману важно было высказаться. Он обращался к читателю не только на страницах романа. В статьях последних лет, докладах, выступлениях он стремился как можно полнее выразить свой символ веры, определить свои взгляды на жизнь, на искусство, на задачи художника. И в публицистике иной раз сказывались издержки слишком эмоционального отношения к предмету разговора. Скажем, в воспоминаниях о Мейерхольде Герману удалось воссоздать живой образ выдающегося режиссера. Но когда писатель оставляет своего героя и обращается к читателю в качестве публициста, он не может сдержать напора обуревающих его чувств. Подчеркивая новаторское значение Мейерхольда в истории советского театра, призывая написать о нем правдивую, «честную и чистую» книгу (эти книги, кстати сказать, в 60—70-х годах были изданы), Герман высказывается с таким волнением, с такой экспрессией, что читателю, мало с ним знакомому, это может показаться излишней аффектацией… Немало мыслей, вложенных автором в уста героев трилогии, мы находим в статьях и выступлениях Германа: в ответе «за все» чувствовал себя и писатель. Особенно много размышлял он в это время о «центральном характере» эпохи (термин заимствован у Тургенева), о типе человека, который должен быть главным героем искусства. Статьи «Центральный характер», «Дело, которому мы служим» и посвящены раздумьям о том, чего ждет от художника читатель и зритель. Герман считает особенно важной активную позицию героя, его способность защитить, отстоять свои убеждения: «Советский человек мне лично интересен не в состоянии покоя, а в состоянии движения, подразумевающего борьбу». Характерно, что обращение к проблеме «центрального характера» времени писатель аргументирует ссылками на реальных людей (Долецкого, Баирова[19]), на их пути в жизни и науке.