Салман Рушди - Гримус

• Название: Гримус
• Автор: Салман Рушди
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

«Гримус» — это первый роман Салмана Рушди, автора знаменитых «Сатанинских стихов». Он совершенно не похож на более поздние произведения писателя, такие, как «Последний вздох мавра» или «Дети полуночи». «Гримус» — это фантасмагория в лучшем смысле слова, увлекательный рассказ о странствиях молодого индейца по имени Взлетающий Орел, которому было суждено обрести бессмертие и сделаться равным богам. Для многих западных поклонников философии «нью-эйдж» это произведение стало культовым.

---

— Думайте только о сегодняшнем, дорогой мистер Орел, вот мой вам добрый совет, — сказал Виргилий Джонс. — О том, что может быть и что происходит где-то, не здесь, беспокоиться не стоит. Забудьте о прошлом. Не думайте о будущем. Посвятите мысли собственным мозолям и ближайшему обеду. Вот что в жизни действительно важно.

— Вы обещали ответить на мои вопросы, когда я поправлюсь, — проговорил тогда Взлетающий Орел. — Я поправился и жду ответа.

— Поговорим об этом завтра утром, — торопливо ответила Долорес О'Тулл. — Прежде стоит хорошенько выспаться.

— Но завтра не существует, есть только сегодняшний день, — возразил Взлетающий Орел.

— Завтра, — с мольбой в голосе повторила Долорес О'Тулл.

Взлетающий Орел глубоко вздохнул.

— Я ваш гость и живу здесь благодаря вашей доброте, — проговорил он. — Хорошо, завтра так завтра, оно придет довольно скоро.

Виргилий Джонс решил разрядить обстановку.

— Давайте отпразднуем ваше выздоровление, — предложил он. — Думаю, сегодня на ужин мы вполне можем зарезать цыпленка. Мистер Орел, ввиду того, что мы с миссис О'Тулл чистим сейчас овощи, не могли бы вы взять это на себя? Будьте так добры.

Взлетающий Орел не мог отказать этим добрым людям; он взял предложенный ему нож и вышел во двор, отметив, что это его первая целенаправленная прогулка на острове Каф со дня прибытия.

Едва гость вышел за порог, миссис О'Тулл оставила овощи, подошла и встала рядом с мистером Джонсом.

— Ты… ты ведь не уйдешь с ним, правда?

В ее глазах был страх.

Вместо ответа Виргилий Джонс молча взял ее за руку; Долорес отчаянно сжала его ладонь. Это было первое проявление их чувств, выстраданное за нескончаемые дни сдержанности и утаивания.

— Я не могу потерять тебя, я этого не вынесу, — выдохнула она.

Взлетающий Орел поднял голову и посмотрел на гору Каф, вокруг которой медленно сгущались сумерки. Прямо от хижины склон горы круто уходил вверх, скрываясь за переплетениями свежей зелени густых зарослей. Просвет намечался только где-то наверху, там, где предположительно находился город К. Гора Каф: столь же чуждая ему, сколь и весь известный ему мир; и тем не менее меж ними было сходство, у них были общие черты, у мира людей и у горы, у этого окруженного кольцом туманов острова и исхоженных им вдоль и поперек континентов. Мрак медленно окутал гору, и он перестал различать ее. Все исчезло в темноте, остались только лица его сестры и незнакомого бродячего торговца, которых он должен был либо найти, либо забыть навсегда.

— Цыпленок, — попросил он цыпленка, — позволь убить тебя.

В его руке был нож, и птица находилась в его власти; но он медлил, ибо в душе его поднялось уже привычное противоречие. Никогда прежде он не желал быть гордым одиночкой, всегда стремился оказаться принятым и понятым, угодить и пойти навстречу, и эти усилия привели к тому, что его сердце разделилось надвое. Не будь у него веских причин, он, может быть, и не возражал бы сколько-нибудь пожить с мистером Джонсом и миссис О'Тулл. Он почти не сомневался, что им будет приятно его общество — он и сейчас им нравится; для него же самого это был шанс сойтись с людьми, насладиться желанной переменой в своей судьбе вечного странника. Жизнь в хижине обещала мир и благодать. Но для этого он должен был отказаться от своих поисков…

Он зарезал цыпленка, поскольку тому на роду была написана смерть под ножом.

За обедом долго царило молчание. Долорес О'Тулл была погружена в свои невеселые думы; время от времени она приходила в себя и, спохватываясь, торопливо и путано предлагала мистеру Джонсу и Взлетающему Орлу взять еще кусочек цыпленка. Взлетающий Орел заметил, что глаза женщины светятся по-новому; понять значение этого света он не мог, но ничего подобного раньше определенно не было. Сам он больше думал о загадочной горе Каф, о ее затянутой облаками вершине.

Виргилий Джонс предпринял робкую попытку завязать разговор.

— Согласитесь ли вы, мистер Орел, с тем, что человеческие страхи по большей части следствие игры воображения?

— И да и нет, — задумчиво отозвался Взлетающий Орел.

Мистер Джонс нахмурился; он понимал, что следует подыскать менее серьезную тему, но в рассеиваемых свечами сумерках ничего не шло ему на ум. Они устроились на корточках вокруг шаткого низенького столика. Взлетающий Орел уже снял платье и переоделся в свой просохший костюм, мистер Джонс ради ужина снял котелок. Оба были невеселы, и каждый думал о своем.

— В это время суток вид на гору превосходный, — снова попытался начать Виргилий Джонс, но в ответ получил лишь несколько невразумительных междометий.

— Да, хм, пожалуй, — отозвался Взлетающий Орел, за что миссис О'Тулл ожгла его испепеляющим взглядом.

— Не сомневаюсь, что пение птиц также доставило вам удовольствие, — решил не сдаваться мистер Джонс. — Воистину имя им легион. Вас никогда не удивляло, как часто названия птиц используются для аналогий при описании человеческого поведения?

— Нет, я никогда об этом не задумывался, — признался Взлетающий Орел.

— Ага. А напрасно. Вот послушайте. Птичье царство не раз замечательно служило выдумщикам разнообразных легенд и мифов. Птицы занимают иную, чем человек, среду обитания, однако во многом обнаруживают замечательные параллели с нами — у птиц есть язык, есть разделение по сословиям, семейные узы и тому подобное. Люди и птицы весьма далеки друг от друга, и потому проводить абстрактные аналогии между теми и другими можно без особого риска, но в то же время пернатые достаточно вездесущи, чтобы эти аналогии были всем понятны. Взять хотя бы жаворонка. Или соловья. Или ястреба. Имя птицы имеет не просто описательное назначение; имя птицы есть символ. Идем далее — вспомните, как много было богов с птичьими именами и обличьем в античном мире. Первый — Феникс. Далее птица Рух. Хома. Гаруда. Бэнна. Железноклювый Ючер. Гасилинга с силой пяти слонов. Керкер. Грифон. Норка. Священный дракон. Фенг. Кирни. Орош. Сёна. Анкуа. И конечно же, верховный повелитель всех птиц, сам Симург. По-моему, примеров вполне достаточно. Вполне достаточно.

Взлетающий Орел промолчал.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но Орел символизирует в мифологии индейцев очень важное и любопытное понятие. Насколько я помню, Орел означает Разрушение, верно? Разрушение быстрое и ужасное. Любопытно, почему вы выбрали себе именно такое имя?

— Не я выбрал имя, — отозвался Взлетающий Орел. — Имя выбрало меня.

— Понятно, — ответил Виргилий Джонс и переплел пальцы.

Глава 11

Полночь или около того. В маленьком домике-хижине на узкой каменистой площадке на самом краю прибрежного утеса царит тишина. В темных лесах на дальних склонах таинственной горы тоже все тихо. Все, и море и небо, спокойно.

Взлетающий Орел спит; но не спит уродливая женщина на соседней циновке, ее глаза широко раскрыты.

Прикрытый тонким истертым одеялом Виргилий Джонс сидит, возвышаясь бесформенной грудой плоти, в своем кресле-качалке. Редкие, но отчетливые поскрипывания качалки свидетельствуют о том, что он тоже далек от сна. На несколько мгновений его глаза закрываются, но затем неумолимо распахиваются вновь, и он видит перед собой Долорес, сутулое тело, облаченное в ночную рубашку из грубого полотна, тощее и тихо дрожащее. В ее глазах можно безошибочно прочитать обещание. Несколько мгновений они смотрят друг на друга, ожирение и истощение, соединенные общей пуповиной желания. Потом губы Виргилия быстро вздрагивают и неуверенно пытаются сложиться в улыбку; он извлекает из недр кресла свое тело, усталое тело, внутри которого нервы натянуты как струны. Идет к двери и, подняв полог из мешковины, с неловкой галантностью отступает в сторону, пропуская миссис О'Тулл вперед.

Во дворе перед хижиной, среди спящих цыплят, они снова неуверенно останавливаются, поскольку полупарализованные члены отказываются служить их возбужденной, но еще сомневающейся относительно того, как дать разрядку этому возбуждению. Язык Виргилия высовывается наружу и быстро проделывает привычный маршрут, обегая пересохшие губы; руки Долорес О'Тулл, висящие вдоль тела, время от времени слабо всплескивают, отчего она очень напоминает искалеченного воробья.

— Виргилий.

Имя вырвалось у нее непроизвольно, пробравшись наружу в обход паралича; Долорес прошептала его с чувственностью женщины, расстающейся с последним, потаенным, сокровищем. Пронизав покровы его старой ночной рубашки, это слово проникло в Виргилия Джонса, и внезапно он почувствовал себя более уверенно.

— Ох, Виргилий.

Второй призыв; его взгляд начал перемещаться и наконец повстречался с сияющими глазами Долорес. Свет этих живых очаровательных глаз обещал нежность и ласку, и неожиданно он почувствовал, что покорен.