Джером Джером - На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра

• Название: На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра
• Автор: Джером Джером
• Издательство: «Эй-Ди-Лтд»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1994
• ISBN: 5—85869—070—X

«На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра» (On the Stage — and Off: The Brief Career of a would be Actor, 1885) — первая книга Джерома К. Джерома, в которой он делится своим опытом игры на сцене. Перевод Л. И. Соколовой 1900 года в современной орфографии.

---

Но хотя мой первый провинциальный ангажемент продолжался очень короткое время, я все-таки успел хорошо ознакомиться с тем, как играют на провинциальной сцене. Вот выдержка из одного моего письма, написанного после того, как я две недели проиграл на провинциальной сцене, когда в этом театре перестали давать балеты.

…Балетов больше давать не будут. Я не большой до них охотник, но мне жаль только одного: дело вот в чем, — пока их давали, не нужно было учить роли, ходить на репетицию, у нас весь день был свободен, мы могли веселиться, сколько душе угодно, и действительно веселились. Но теперь уже мы не можем кататься на коньках целым обществом, не можем делать больших прогулок, кататься в экипаже или прочесть в один день целый роман! Мы каждый вечер играем, по крайней мере, две новых пьесы, а иногда и три. Многие из здешних актеров уже знают свои роли так твердо, как азбуку, для меня же это все новое, и мне приходится страшно зубрить. Я никогда не могу сказать накануне, что я буду играть на следующий день. Распределение ролей вывешивается каждый вечер на двери, ведущей на сцену, и если у вас нет книги, то вы должны просить у режиссера его тетрадку и выписать из нее вашу роль. Если окажется, что она нужна и еще какому-нибудь актеру и он выпросит ее раньше, то вы получите ее, может быть, только на другой день утром, и вам остается около восьми часов времени, в которое вы должны отлично выучить роль, состоящую из шести или семи «длин» («длиною» называется сорок две строки).

Иногда бывают ссоры из-за распределения ролей. Второй комик-буфф не хочет играть стариков. Это совсем не его амплуа, его пригласили не для того, чтобы играть стариков. Пусть попробуют сначала дать другим актерам какие ни попало роли. Первый Старик хочет знать, почему думают, что он будет играть роль Второго Старика. Его еще никогда и никто так не оскорблял. Он играл с Кином, с Мэкреди, Фельпсом и Мэтьюсом и никому из них и в голову не приходило просить его играть такую роль. Jeune premier видал много курьезов, но он готов поклясться чем угодно, что никогда не видывал, чтобы роль характерного комика давали когда-нибудь «Гостю». Он сам во всяком случае откажется играть данную ему роль, — она годна только для какой-нибудь «полезности». А «Гость» говорит, что это не его вина и что ему решительно все равно. Ему была назначена эта роль и он ее взял. Jeune premier знает, что это не его вина и не осуждает его, он обвиняет режиссера. По мнению jeune premier'a, режиссер — идиот. В этом все с ним согласны и выказывают полнейшее единодушие.

Когда случаются такие истории, то они обыкновенно оканчиваются тем, что ту роль, о которой идет спор — какова бы она ни была — взваливают на меня, как на актера, играющего «ответственные» роли. От меня требуют уж слишком большой ответственности. Когда хотят, чтобы я сыграл какую-нибудь особенно трудную роль, то мне очень нравится, каким образом мне ее предлагают. Говорят, что тут «представляется мне случай показать себя». Если они подразумевают под этим случай пробыть на ногах весь вечер и не присесть ни на минуту, то я с ними согласен. Я вижу тут случай выказать себя единственно в таком смысле. Неужели же они думают, что можно составить себе самостоятельное понятие о характере действующего лица и вдуматься в него, если роль увидишь в первый раз вечером, накануне представления?

Ведь даже нет времени подумать о смысле тех слов, которые повторяешь. Но предполагая, что каким-нибудь образом изучишь характер действующего лица, то все равно это ни к чему не поведет. Актеру не позволят провести свои собственные идеи. По-видимому, для каждой роли существуют определенные правила, с которыми актер обязан сообразоваться. В провинции оригинальность не имеет никакого значения.

Дождался я, наконец, того, что нашего режиссера обругали, осадили, совсем уничтожили. Он здесь, в провинции, уж очень поднял нос и до того доважничался, что его можно было счесть, по меньшей мере, за начальника станции, а теперь он похож на пузырь, из которого выпустили воздух: к нему приехала его жена.

Число женатых актеров в нашей труппе все увеличивается. Теперь у нас три женатых парочки. Жена нашего комика-буфф, «поющая служанка» — очень хорошенькая собою женщина (отчего это у безобразных мужей всегда бывают хорошенькие жены?). Недавно я играл роль ее любовника, и мы должны были поцеловаться два или три раза. Мне это понравилось, в особенности потому, что она не сильно гримируется. Когда в рот набьется пудра или кармин, то это бывает очень неприятно.

В субботу я удостоился первого «вызова», — в этот день театр был совершенно полон. Конечно, я был в высшей степени польщен, но мне было очень страшно выходить на авансцену, когда поднялся занавес. Мне все думалось: «А что если это ошибка и публике нужен совсем не я». Однако, как только я появился на сцене, мне сейчас начали хлопать, и тут я совсем ободрился. Меня вызвали за комическую роль Жака в «Медовом месяце». Я всегда гораздо лучше играю комические роли, нежели какие-либо другие, и мне все говорят, что их-то мне и следует держаться. Но мне самому не хочется играть таких ролей. Мне хотелось бы блистать в высокой трагедии. Я не люблю комедии-буфф. Я желал бы лучше заставить публику плакать, нежели смеяться.

Когда я играю в настоящее время комические роли, то мне приходится считаться с маленьким неудобством: если я слышу, что публика смеется, то мне и самому хочется смеяться. Я думаю, что со временем отделаюсь от этого недостатка, но теперь, если мне удается быть комичным, то это смешит меня совершенно так же, как и публику; я мог бы сохранить серьезный вид, если бы зрители не смеялись, но когда они захохочут, то мне так и хочется присоединиться к ним. Но меня смешит не одна только моя собственная роль. Если на сцене играется что-нибудь смешное, то это меня забавляет, несмотря на то, что тут замешан и я. Я недавно играл роль Фрэнка вместе с нашим комиком-буфф, который был майором де Бутс. Он был замечательно хорошо загримирован и очень смешон, и я почти не мог играть своей роли, потому что смеялся, глядя на него. Конечно, если пьеса дается довольно часто, то она скоро перестает казаться забавной; но в здешнем театре, где каждая пьеса дается только два раза, шутки не могут прискучить.

Между городскими жителями есть один такой человек, который, с самого дня открытия театра, посещает его аккуратно каждый вечер. Балеты давались целый месяц, и он не пропускал ни одного. Я знаю, что они надоели мне до смерти еще задолго до того, как их совсем перестали давать, а потому решительно не понимаю, что бы я стал делать, если бы мне пришлось высиживать в театре с начала до конца представления. Впрочем, многие из наших покровителей посещают театр довольно часто. Городских жителей, которые ходят в театр, немного, но это всё одни и те же лица. Наша публика, видите ли, приходит сюда для того, чтобы позабавиться. На прошлой неделе пришла какая-то толстая женщина, но оставалась недолго. Здесь все такие толстые, что никто не обратил на нее внимания.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ «Сумасшедший Мэт» пользуется благоприятным случаем

Я прожил один день в Лондоне, прежде чем отправился попытать счастья на новом месте и заглянул в тот театр, где играл прежде. В труппе были все новые лица, но рабочие и статисты, по большей части, те же самые, какие были и в мое время. Милый старый Джим был в своем обычном настроении и весело приветствовал меня следующими словами:

— Ба! Это вы! Вы, должно быть, очень любите наш театр. Какой черт принес вас сюда?

Здесь был также и «сумасшедший Мэт». На сцене шла пантомима, и Мэт, надев картонную голову, играл демона. Из того, что он мне сказал, можно было понять, что нынче его очень обижают. Его вызывают аккуратно после каждой сцены, в которой он появляется со своими собратьями, демонами, и комик сшибает их с ног, но дирекция не позволяет ему опять выходить на сцену и раскланиваться.

— Они мне завидуют, — сообщил мне Мэт шепотом, когда мы шли с ним в «Родней» (актер, встретившись с кем-нибудь из знакомых, кто только в состоянии пить, считает своим непременным долгом угостить его), завидуют, — вот от чего все это происходит. Я начинаю входить в славу, и они боятся, чтобы я их не затмил.

Очевидно, бедняга окончательно сошел с ума, но в то время, когда я об этом думал, он повернулся ко мне и сказал:

— Вы считаете меня за сумасшедшего? Скажите мне откровенно.

Когда какой-нибудь маньяк поставит вам напрямик вопрос, считаете ли вы его за сумасшедшего, то вы чувствуете себя очень неловко. Но прежде чем я мог придумать, что сказать ему в ответ, он продолжал:

— Часто говорят, что я — сумасшедший, — я сам слышал, что люди так говорят. Но даже если я и в самом деле сумасшедший, то, ведь, нельзя же говорить этого человеку прямо в лицо; но только я не сумасшедший, совсем не сумасшедший. Ведь вы не думаете, что я сумасшедший.