Александр Кожев - Введение в чтение Гегеля

• Название: Введение в чтение Гегеля
• Автор: Александр Кожев
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-026788-0

---

«Логика», таким образом, вторая часть «Системы», цик- лична в себе самой. Но это еще не все, ибо вся «Система» в целом — это вечный цикл.

Действительно, начало «Логики» — это слово: «Sein». Но, Кант прав: без самого по себе Sein слово пустое (бессмысленное); a Sein без слова — слепое (немое, или не-раскры- тое). Следовательно, «Логика» подразумевает некую дуальность или оппозицию (Entzweiung) Sein и его Понятия. В самой «Логике» эта двойственность «снимается» в Идее и Идеей /dans et par/. Но для того чтобы «движение» могло привести к Идее, нужно, чтобы оно началось. А для того чтобы оно могло начаться, нужно, чтобы уже был, чтобы имелся заранее, некий дуализм Понятия и Бытия. Понятие же Бытия, которое противостоит Бытию в Бытии, — это Человек. Точнее, это отрицающее Желание, порождающее двойственность или образующее разрыв (Entzweiung) в бытии се- бетождественного Бытия, или вечной Идеи. Желание, которое превращает эту Идею в Sein [Бытие], противостоящее Nichts /Ничто/, и в Объект, противостоящий Субъекту. Так вот, в этом Желании и берет начало «движение», описанное в «Феноменологии духа», оно — начало Истории, которая, в конце концов, приведет к созданию «Логики», после того как История будет концептуально освоена и раскрыта себе самой внутри и посредством «Феноменологии духа».

Подойдя к концу «Логики», мы оказываемся отброшенными к ее началу (т. е. к Sein) — и цикл повторяется. Но цикл «Логики», взятый целиком, отбрасывает нас к своему собственному источнику — к «Феноменологии духа». И вся целиком «Система» оказывается, таким образом, вечным /perpe'tuel/ циклом.

Остается посмотреть, не является ли «Феноменология духа», т. е. первая часть «Системы», также цикличной внутри самой себя. Так вот, относя цитируемый текст к «Феноменологии», мы убеждаемся, что так оно и есть.

Действительно, реальная История (а значит, и ее ракры- тие в «Феноменологии духа» и посредством «Феноменологии духа») приходит к абсолютному Знанию, т. е. к Мудрецу, или воплощенной Науке, — к «Логике», налично бытующей в Мире в виде Книги. В этой Книге и посредством нее Дух «достигает Понятия». Это значит: Дух и Понятие совпадают в ней абсолютно и совершенно; Бытие оказывается полностью раскрытым в Понятии, которое развертывает смысл Книги, а Понятие полностью осуществлено в Бытии благодаря существованию Книги. Тем не менее сохраняется различие /difference! (Unterschied) между Мудрецом и Книгой. Без этого «различия» Понятие не смогло бы быть Книгой и оно не смогло бы осуществиться в Мире, а Бытие, не будучи реально Понятием, не было бы на самом деле раскрыто, оно не было бы действительно Духом, или Идеей. Но Книга, т. е. отличное от Мудреца Знание, есть чувственно воспринимаемый предмет: лишь с помощью Ощущения, посредством «sinniiche Gewipheit» /«чувственной достоверности»/, Мудрец вступает с ней в реальный контакт; если бы не было ощущений, он не мог бы ни написать, ни прочитать ее. Чтобы понимать реальную Науку, нужно уметь читать Книгу: черные буквы на белой бумаге. И чтобы понять смысл упомянутой Книги, нужно понять: как это может Человек написать ее и понять ее. Но понять это можно только в том случае, если начать с понимания природы и самой возможности ощущения, получаемого от отпечатанной Книги. То есть нужно понять, что такое Ощущение вообще, и чтобы сделать это, нужно заново пройти цикл «Феноменологии духа», которая — в своей главе I — как раз и трактует эту «sinniiche Gewipheit», или Ощущение (чувственную достоверность), называемое здесь /в главе VIII/ Гегелем «sinniiche Bewuptsein» /чувственное сознание/.

Это означает, что Знанию никогда не превзойти /transcender/ чувственной Реальности. Ибо Дух есть — и он тоже — чувственно воспринимаемое бытие /un etre sensible/, и бытие не-чувственное, или сверх-чувственное, — всего лишь пустая фантазия. Без Ощущения и всего с ним связанного сама «Логика» была лишь нагромождением пустых бессмысленных слов (существование и происхождение которых, впрочем, тоже было бы загадочным). Ибо слово «Sein», с которого она начинает, «исполнено» смысла только благодаря чистому Ощущению, которое раскрывает Бытие как Sein, т. е. как Бытие абсолютно всеобщее в своей совершенной однородности, исключающей какие бы то ни было различения и различия, качественные и иные. И ощущение раскрывает Sein Человеку-Желания (Begierde /вожделения/), который один только способен однажды написать «Логику», т. е. осуществить Понятие, внедрив его в один прекрасный день в наличное Бытие и тем самым преобразовав Бытие, бывшее до того только Sein, в Дух, или Идею, дабы таким образом удостоверить окончательный вывод «Логики», гласящий, что Бытие есть Идея; — вывод, который, будь он получен (при полной невозможности этого) без прохождения через реальную сотворенную Человеком Историю и через раскрытие этой завершенной Истории в «Феноменологии духа», был бы попросту ошибочным (и впрочем, непостижимым в самой своей ошибочности).

И так же обстоят дела на всех этапах «Логики». В целом она имеет смысл лишь потому, что существует опыт (Erfahrung) Бытия, которое становится, проживается Человеком в его Истории, опыт Истории осмысленного и произвольного становления, которое одно только делает Бытие доступным Понятию, притом что и само Понятие порождается исключительно оппозицией Субъекта и Объекта, той самой, что составляет Опыт, а взятая сама по себе и есть антропогенное Желание, или Желание, осуществляемое и удовлетворяемое посредством отрицающего и творческого Действования, в Борьбе и Труде, вкупе образующих всемирную Историю.

«Феноменология духа», стало быть, столь же циклична, как и «Логика», и вся «Система» в целом.

И этот циклический характер Антропологии, каковой является «Феноменология духа», имеет непосредственное антропологическое значение.

Мудрец (т. е. совершенный Человек) Гегеля не имеет ничего общего с «Мудрецом» Плотина, к примеру, который в экстазе абсолютного Знания возносился, по словам Порфи- рия, на несколько дюймов выше солнца. Гегелевский Мудрец твердо стоит на ногах. Сама его Наука утрачивает смысл и становится пустой болтовней, если ее отделить от Ощущения, Желания и всего, что с ними связано.

Конечно, «Мудрец» Плотина тоже ест и пьет, иначе как он смог бы вознестись выше солнца. Но в качестве Мудреца, т. е. в своей Науке, он, похоже, забывает об этом, его не ин- хересуют ни еда и питье, он не нуждается в них. Гегель же говорит нам, что это абсурд. Нужно иметь в виду и отдавать себе отчет в том, что для того, чтобы написать Книгу Науки, надо есть и пить, и что это нужно равным образом и для того, чтобы эта Книга имела смысл. Ибо если Бытие перестает быть скрытым и невыразимым, т. е. по сути не-раскрытым, чисто природным, а, значит, немым, или животным, то только потому, что оно было раскрыто Человеком в течение Времени и благодаря его историческому Действованию, которое немыслимо без Желания, того самого Желания, которое, будучи чисто человеческим, читай отрицающим, может рождаться и быть, только опираясь на природное, или животное, Желание, им отрицаемое.

Короче, сказать, что Бытие раскрывается историческим Временем или в качестве исторического Времени; или, что то же самое, сказать, что «Логика» может быть написана или прочитана и понята только после того, как была написана или прочитана и понята «Феноменология духа», — это также сказать, что Мудрец не может отвергать чувственной Реальности ни в себе, ни вне себя. Если сам он ничего не делает и ничего не желает, то это значит, что ему и его окружению больше нечего делать и нечего желать. Но и Желание, и Действие так же важны для него, как и для обычного человека. Он должен о них помнить, и именно это воспоминание (Er-innerung) о Действии и Желании, о котором рассказала «Феноменология», и делает из него Мудреца, т. е. человека совершенного, способного раскрыть эту самую всеобщую и однородную Целостность Бытия, которой он живет, когда ест, пьет и вспоминает обо всем, к чему привело это Желание есть и пить, однажды «впервые» вытесненное собственно человеческим, или, лучше, антропогенным, Желанием Признания.

И когда в последней строке цитируемого отрывка Гегель говорит, что этот возврат к Ощущению есть «высшая свобода и надежность» Знания Мудреца о себе, он говорит это, осознанно противопоставляя Мудреца бегущему Мира неоплатоническому, или христианскому, аскету, о котором он сказал в главе IV (р. 168 /с. 120/), что видит в нем «только некую ограниченную собой и своим мелким действованием, себя самое высиживающую, столь же несчастную, сколь скудную личность».