Александр Кожев - Введение в чтение Гегеля

• Название: Введение в чтение Гегеля
• Автор: Александр Кожев
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-026788-0

---

Предметом человеческого Желания должно быть другое Желание. Значит, для того чтобы Желание стало человеческим, прежде всего нужно, чтобы Желаний (животных) было много. Иначе говоря, условием, при котором из Самоощущения может родиться Самосознание, а внутри животности — возникнуть человечность, будет множественный характер животной реальности. Стало быть, человек может появиться на земле только в стаде. И потому человеческая реальность может быть только общественной. Но для того чтобы стадо сделалось обществом, одной множественности Желаний мало, нужно также, чтобы предметом Желаний отдельных особей в стаде были — или могли стать — Желания других особей. Если человеческая реальность — это реальность общественная, то общество человечно только как совокупность Желаний, которые распространяются друг на друга и желаются только как Желания. Человеческое, или лучше сказать очеловечивающее, Желание — то самое, что учреждает свободного и исторического индивида, который знает о своей индивидуальности, свободе, истории и, наконец, о собственной историчности; это антропогенное Желание отличается, стало быть, от Желания животного (учреждающего природное сущее, которое живет животной жизнью и может лишь ощущать собственную жизнь) тем, что оно направлено не на реальный, «позитивный», налично-данный объект, а на другое Желание. Так, например, в отношениях между мужчиной и женщиной Желание человечно в той мере, в которой хотят овладеть не телом, но Желанием другого, желают «обладать» Желанием, «ассимилировать» Желание как таковое, иными словами, хотят быть «желанным», или «любимым», или, лучше сказать, «признанным» в своей человеческой значимости, в своей реальности человеческого индивида. И точно так же Желание, направленное на природный предмет, человечно постольку, поскольку оно «опосредовано» Желанием другого, направленным на тот же самый предмет: человечно желать то, чего желают другие, и потому что они этого желают. Так, совершенно бесполезный для животной жизни предмет (знак отличия или вражеское знамя) желается исключительно потому, что стал предметом желания других. Такое Желание свойственно только человеку, и человечность, как нечто отличное от животности, творится не чем иным, как действием, которое нацелено на удовлетворение как раз такого Желания: человеческая история — это история желаемых Желаний.

Но если оставить в стороне это, впрочем сущностное, отличие, человеческое Желание во всем подобно животному Желанию. Человеческое Желание — и оно тоже — предполагает удовлетворение посредством отрицающего и, значит, преобразующего и ассимилирующего действия. Человек «питается» Желаниями точно так же, как животное — реальными вещами. И человеческое Я, которое стало реальностью, так как посредством действия удовлетворяло свои человеческие Желания, настолько же зависимо от своей «пищи», насколько тело животного от своей.

Чтобы человек воистину стал человеком и отличался бы от животного как по сути, так и фактически, нужно, чтобы его человеческое Желание на самом деле взяло в нем верх над его животным Желанием. Но желаемое — это всегда что-то, что составляет ценность для желающего. Высшая ценность для животного — это его животная жизнь. Все Желания животного в конечном счете определяются его стремлением сохранить собственную жизнь. Значит, Желание будет человеческим тогда, когда оно пересилит желание самосохранения. Иначе говоря, человек «удостоверяет» свою человечность только тогда, когда рискует своей (животной) жизнью ради удовлетворения своего человеческого Желания. Только посредством риска сотворяется и раскрывается как таковая человечность; только благодаря риску она «удостоверяется», т. е. обнаруживается, доказывается, верифицируется и подтверждается как что-то, по существу отличное от животности, от реальности природной. И потому говорить о «происхождении» Самосознания — означает неминуемо вести речь о решимости рисковать жизнью (ради какой-то не-жизненной цели).

Человек «удостоверяет» человечность, рискуя своей жизнью ради удовлетворения своего человеческого Желания, т. е. Желания, предмет которого — другое Желание. Но желать Желание — значит быть готовым поставить себя на место той ценности, которая составляет предмет этого Желания, так как без такой замены желалась бы ценность, вожделенный предмет, а не само Желание. Желать Желание другого, стало быть, в конечном счете означает желать, чтобы ценность, которую я собой являю или «представляю», была бы ценностью, желаемой этим другим: я хочу, чтобы он «признал» мою ценность своей собственной, я хочу, чтобы он «признал» меня самодостаточной ценностью. Иначе говоря, всякое человеческое, антропогенное, порождающее Самосознание и человечность Желание сводится в конечном счете к желанию «признания». И «удостоверяющая» человечность решимость рисковать жизнью — это решимость, обусловленная этим Желанием. Итак, говорить о «происхождении» Самосознания — значит непременно говорить о смертельной борьбе, которую ведут ради того, чтобы добиться «признания».

Без этой борьбы не на жизнь, а на смерть, которую ведут из чисто престижных соображений, человек на земле так никогда бы и не появился. Действительно, без Желания, предметом которого выступает другое Желание, т. е. в конечном счете без желания признания, о человеческом бытии не может быть и речи. Человеческое бытие возможно только там, где сталкиваются по меньшей мере два таких Желания. И коль скоро оба субъекта этого Желания в своем стремлении удовлетворить его готовы идти до конца, т. е. готовы рисковать жизнью и, значит, подвергать опасности жизнь другого, с тем чтобы добиться от него «признания», навязать ему себя в качестве высшей ценности, то и их столкновение не может не обернуться смертельной борьбой. И только в этой борьбе и посредством борьбы /dans et par/ рождается, укрепляется, разворачивается и раскрывается себе и другим реальность человеческая. Она, следовательно, осуществляется и раскрывается только как «признанная».

Тем не менее, если бы все люди, а точнее все те, кто могут стать людьми, вели бы себя именно так, непременным исходом борьбы была бы смерть одного или обоих противников. Ни один из них не уступил бы другому, не вышел бы из борьбы, не убив соперника, и ни один не «признал» бы другого, не сумев добиться от него «признания» себя. Но если бы все обстояло именно так, нельзя было бы ни стать, ни раскрыть себя человеком. Это вполне очевидно в том случае, когда погибают оба противника, ведь человечность, будучи по сути своей Желанием и обусловленным им действием, не может ни возникнуть, ни пребыть без животности. Но невозможность становления человеком очевидна и в случае смерти одного из противников. Ведь вместе с ним исчезло и то другое Желание, которое должно было стать объектом Желания, дабы стать человеческим Желанием. Оставшийся в живых лишен возможности быть «признанным» по причине смерти противника, он не может осуществить и раскрыть свою человечность. Значит, для осуществления человечности и ее раскрытия в качестве Самосознания мало того, чтобы рождающаяся человечность была множественной. Нужно также, чтобы эта множественность, эта «общественность», заключала бы в себе два существенно разных человеческих, или человекообразующих, типа поведения.

Для возникновения человеческой реальности в качестве реальности «признанной» нужно, чтобы в живых остались оба противника. Но это возможно только при том условии, что в борьбе они поведут себя по-разному. В самой борьбе и посредством борьбы /dans et par/, посредством нередуцируемых, то бишь «невыводимых» и непредсказуемых, актов свободы они учреждают свое неравенство. Один из них, вовсе не будучи к тому каким-либо образом «предрасположенным», испугается другого, уступит ему, откажется от риска пожертвовать жизнью ради удовлетворения своего желания быть «признанным». И ему придется забыть об этом своем желании и удовлетворить желание другого: ему придется «признать» его, а самому остаться «непризнанным». Так вот, такое «признание» означает признание другого своим Господином, а также признание и объявление себя Рабом Господина.

Иначе говоря, человек никогда не появляется на свет просто человеком. Он всегда — неминуемо и по сути — либо Господин, либо Раб. Если человеческая реальность образуется только как реальность общественная, то сообщество будет человеческим обществом, во всяком случае в своих истоках, только при том условии, что в нем будут Господа и Рабы, существования «самостоятельные» и «зависимые». Вот почему говорить о происхождении самосознания — значит обязательно вести речь о «самостоятельности и несамостоятельности Самосознания, о Господстве и Рабстве».

Если человеческое бытие учреждается не иначе как в борьбе и посредством борьбы, которая приводит к установлению отношений Господина и Раба, то его дальнейшие становление и раскрытие также обусловлены этим фундаментальным общественным отношением. И если человек есть не что иное, как собственное становление, если его человеческое бытие в пространстве есть его бытие во времени или в качестве времени, если раскрываемая человеческая реальность есть не что иное, как всеобщая история, то история эта может быть только историей взаимоотношений Господства и Рабства: историческая «диалектика» — это «диалектика» Господина и