Татьяна Соломатина - Коммуна, или Студенческий роман

• Название: Коммуна, или Студенческий роман
• Автор: Татьяна Соломатина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-995-50259-3

Забавный и грустный, едкий и пронзительный роман Татьяны Соломатиной о «поколении подъездов», о поэзии дружбы и прозе любви. О мудрых котах и глупых людях. Ода юности. Поэма студенчеству. И, конечно, всё это «делалось в Одессе»!

«Кем бы он ни был, этот Ответственный Квартиросъёмщик... Он пошёл на смелый эксперимент, заявив: «Да будет Свет!» И стало многолюдно...» Многолюдно, сумбурно, весело, как перед главным корпусом Одесского медина во время большого перерыва между второй и третьей парой. Многолюдно, как в коммунальной квартире, где не скрыться в своей отдельной комнате ни от весёлого дворника Владимира, ни от Вечного Жида, ни от «падлы Нельки», ни от чокнутой преферансистки и её семейки, ни от Тигра, свалившегося героине буквально с небес на голову...

---

Взрослые мужчины, слипшись со своими белыми рубашками, несут что-то о предназначении. Тётки в оплывших морковно-голубых, подчёркнутых густо-чёрным макияжах обмахиваются папочками. Смотреть на это сверху вниз забавно. Ещё интереснее исподтишка озирать свежеиспечённых первокурсников. Кто-то там, пониже, подобострастно внимает ораторам, а тощенький рыжий паренёк в очках даже что-то конспектирует в тетрадочку.

«Он что, записывает эту восторженную чушь?» – подивилась про себя Полина.

Красивая, округленькая, пышненькая, очень хорошо одетая брюнетка, сидящая рядом ниже, смотрелась в зеркальце, придавая своему лицу поочередно то высокомерное, то презрительное выражение.

– Дочка главного врача больницы водников, – шепнул Полине Станислав, заметив, куда она смотрит.

– Очень хорошенькая, – быстро сказала Полина, смутившись, и немедленно уставилась вниз.

– Ага. Роскошная женщина. Мечта поэта. В неё до смерти влюблён один там… из Винницы. В нашей общаге живёт. Хороший парень, только чокнутый. А она играется. И ведь доиграется! Даже не представляет, какой он псих. Наедине с ним такая лапушка. Как только больше трёх собираются, давай его подкалывать, мол, ему одесская прописка нужна. Да так, знаешь… очень зло. А он только молчит и хрустит. Похоже, нервы гибкость теряют.

– Станислав, меня это не интересует! – пресекла Полина, хотя ей до жути было любопытно, как именно эта девица играется с психом из общаги.

«Нет уж! Не хватало с места в карьер отхватить в этом театре амплуа женщины-друга. Может, на роковую красотку я и не тяну, но и «своего парня» этим… прецизионным станкам от меня не дождаться!»

Поля вдруг почувствовала себя такой серой мышью по сравнению с разодетой в пух и прах брюнеточкой с тем восточным типом лица, что ещё встречается у исконных чистопородных хохлушек. У неё, Поли, не было ни такой соблазнительно выпирающей груди, ни пудреницы, явно не промтоварного происхождения, ни пухлых пальчиков, унизанных колечками, как у продавщицы ювелирного, когда та для демонстрации покупателю натягивает их на себя с десяток…

«Девочка-мальчик, вот ты кто! Тощая, бесцветная доска. То-то в тебя тот престарелый танцор втюрился. Все они, танцоры, того… Да! Именно как в классической античной литературе…»

– Ну и правильно, что не интересует. У тебя тут скоро свои интересы появятся, – прокомментировал неугомонный одногруппник. – Можешь звать меня Стас. Так меня зовут пацаны. Одесские девочки Стасиком кличут. А дома, в деревне, – Славиком.

Всех, кто был в аудитории, поздравили, посвятили, отослали в библиотеку за книгами и в деканат за студенческими билетами. День был тёплый, сумбурный и весёлый. Полины одногруппники показались ей замечательными, хотя и несколько, в массе своей, глуповатыми. Учась в школе, она полагала, что школьники умнее детсадовцев, студенты интереснее школяров, а взрослые люди дадут фору любому неоперившемуся птенцу. Откуда ей было знать, что в жизни всё не так линейно.

Парни пригласили её в кафе и налили крохотную рюмку коньяку. Пятьдесят граммов. Это была её первая порция спиртного истинной градусности.

Дома ей запрещали пить даже шампанское. Каждый раз, когда за столом собирались гости, мама пресекала любую попытку налить достаточно взрослой уже дочери «газированного вина» двадцатым повтором леденящей душу истории об одной девочке, регулярно выпивавшей в родительском доме шампанское на Новый год, и теперь эта девочка – алкоголичка. Ну, то есть женщина. Падшая женщина-алкоголичка. А всё начиналось с безобидного шампанского. Следом – уже первая сигарета и вообще полный разврат в виде брака и закономерно следующего за ним развода. Все курящие алкоголички несчастливы одинаково, и никаких успехов у них ни в труде, ни в семейной, ни в личной жизни!

Гости не спорили с мамой, а Полина – и подавно. Правда, было дело, лет в четырнадцать она выпила целых два стакана вермута. Но дело было в Ленинграде. Они тогда с троюродной сестрой-ровесницей жили в университетской новостройке на Гражданском проспекте. Дядька был в геолого-разведочной партии. Тётка жила своей жизнью, а Полю и Аню отправили не то с глаз долой, не то охранять новую квартиру с новой же мебелью и прочими материальными благами. От вермута, как апогея независимости, найденного в баре отца кузины – геолога, сперва стало весело, а потом мутно. Девочки сидели на зелёном сукне профессорского стола и болтали о чём-то вечном – о любви, поэзии, театре, о том, чего это «только одного надо» этим «прецизионным станкам и бетономешалкам с розетками», и об арабских языках. О языках говорила преимущественно сестра, причём – сама с собой. Потому что Полину к тому времени уже стошнило, и она стояла под холодным душем, дав себе слово никогда-никогда ничего-ничего крепче кефира не пить.

– Анька, а ты знаешь, что такое «техника безопасности»? – спросила Поля сестру, перед тем как заснуть.

– Знаю! – уверенно ответила Аня. – «Спички детям не игрушка!» и «Осторожно! Работают сапёры!».

Последнее, что запомнила Полина, перед тем как погрузиться в тревожный похмельный сон, – красивая грудастая брюнетка сестра подкуривает толстую длинную кубинскую сигару из того же отцовского бара и разговаривает по-испански с Фиделем Кастро на плакате. Возможно, это была галлюцинация. Хотя случаи белой горячки после первого принятия слабоалкогольных напитков типа вермута в клинической психиатрии не описаны. А может, и описаны. Психиатры сами, случается, пьют. Так что мало ли кто чего понапишет, чтобы мы, добрые внушаемые обыватели, взяли да и поверили. И отравили себе этой верой жизнь похлеще любого алкоголя. Или, там, табакокурения.

Первая студенческая рюмка коньяку здорово искривила пространство и время. На часах было уже шесть вечера, и Полина понятия не имела, что она скажет матери на предмет столь длительного несанкционированного отсутствия.

– Зонтик! – не к месту захихикала она.

– Зачем зонтик, дождя ведь нет. А если и будет – не сахарные, не размокнем, – отреагировал Стасик на реплику. Они прогуливались по Приморскому бульвару, немного отстав от компании.

– Да нет! Ты не понял. Зонтик в жопу! – уже заливалась хохотом Полина.

– Ты чего?! – испуганно спросил парень, видимо не ожидавший от юной прелестницы подобных речевых оборотов.

– Да не. Не пугайся. Это я так. Это мама мне рассказывала о «розетках», «прецизионных станках» и «бетономешалках». Нет. Про это папа рассказывал. А мама про блядь. Ну и про зонтик. И про жопу, – Полина поскучнела и приготовилась расплакаться.

– А давай я тебе мороженого куплю и домой провожу, – предложил Стасик успокаивающим тоном. Стороннему наблюдателю моментально стало бы ясно, что с хмельными девицами дело ему иметь не впервой. Но только не с такими юными и домашними, как Полина Романова. Так что он уже проклинал компанию парней за опрометчиво налитую вчерашней школьнице рюмку, но заранее принимал всю ответственность на себя, если что.

– Давай, – послушно согласилась Полина, и плакать ей сразу расхотелось. Она очень любила мороженое. Здесь. На Приморском. Продаётся в будке у Потёмкинской лестницы. – Абрикосового. И домой проводи. Но только до подъезда. В квартиру я тебя не пущу, чтобы ты не пугался.

– Ладно. Понятно, – сказал Стас, который, откровенно говоря, ничего не понял. Чего это она его в квартиру не пустит? Неубрано, что ли? Ой ты ж господи ты боже ж мой, какие эти горожанки балованные и щепетильные. После колхозного детства, армии и общаги – разбросанные по паркету тапки и плюшевые мишки или, там, пыль в углах… Смешно.

Они подошли к арке. Полина чувствовала себя обязанной поболтать о том о сём пару минут. И постараться вежливо спровадить Стасика домой. Вернее, в общагу. Стасик же уходить не собирался и, несмотря на своё «понятно», явно рассчитывал на вкусный домашний ужин, как и любой галантный кавалер. Есть же у этой Поли папа и мама? Или хотя бы мама. И значит, в квартире этой девчонки есть вкусная еда. А в той общаге шаром покати. Если что и было в холодильнике, так соседи-старшекурсники уже давно сожрали. Готовить же лень. Да особо и не из чего, честно говоря.

– Ну давай я зайду и сдам тебя с рук на руки, если уж ты так боишься своих родителей, – ещё раз предложил Стасик, пожалуй, настойчивее, чем следовало бы. Что за девица?! Ничего не понимает! Мужика надо кормить!

– Не родителей, а маму! – мрачно буркнула Полина. – И боюсь я не родителей. И не за себя. А за тебя!

Она ни за что на свете не призналась бы, что ей попросту стыдно. Мама будет прожигать Стасика взглядом профессионального чекиста в поисках стигм всевозможных пороков. Полине вовсе не хотелось портить то хорошее впечатление, которое она, как ей показалось (что вполне соответствовало истине), произвела на ребят. Они все были очень милы. И смешной рыжий домашний мальчик Вася, который ежесекундно краснел. И разбитной Вадим, который ей, к слову, очень понравился. И длинноволосый Тарас в элегантных очках, говорящий загадочные слова многозначительным тоном. И Серёжа – грубый, но добрый. И даже этот несколько неуклюжий, мешковатый, уютный Стасик-Славик, проявивший себя истинным джентльменом, несмотря на смешной малороссийский селянский акцент. Особенно рассмешил её психованный умник, который, низко поклонившись, торжественно представился: