Максим Горький - Том 24. Статьи, речи, приветствия 1907-1928

• Название: Том 24. Статьи, речи, приветствия 1907-1928
• Автор: Максим Горький
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1949

В двадцать четвёртый том вошли статьи, речи, приветствия, написанные и произнесённые М. Горьким в 1907–1928 годах. Некоторые из них входили в авторизованные сборники публицистических и литературно-критических произведений («Статьи 1905–1928 гг.», издание «Парус», Петроград, 1917–1918; «Публицистические статьи», 1931–1933; «О литературе», 1933-1935-1937, прижизненное) и неоднократно редактировались М. Горьким.

Большинство же включённых в том статей, речей, приветствий были опубликованы в периодической печати и в авторизованные сборники не входили. В собрание сочинений статьи, речи, приветствия М. Горького (за исключением статьи «Заметки читателя») включаются впервые.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Одна из революционнейших выдумок человека — это техника, и она как раз-то обратилась против тех, кто путём этой силы эксплуатировал силу рабочего человека. Она на Западе является теперь революционной разлагающей силой, и, когда вы говорите о стабилизации капитала, это вы понимаете как явление инерционное, ибо западный пролетариат во многом ещё уступает вам: уступает в ясности понимания задач, уступает в той энергии, которой наградила вас ваша трудная жизнь, старая ваша история. Лет двадцать пять назад старик Каутский написал статью о русском и американском рабочем, где он подметил, что русский рабочий — идеалист. Да, у него идеализм особого типа, который не свойственен рабочему Запада — социальный идеализм, который он оправдал тысячу раз после Октябрьской революции. Отмеченная Каутским в русском рабочем склонность к анархизму якобы и антиобщественному началу есть не что иное, как чувство критики, внутреннее индивидуальное несогласие с буржуазным миром, со структурой эксплуататорского общества, в особенности русского, в котором — это рабочие просто чувствовали — жить было нельзя. Отсюда возникали у нас и явления отрицательные — много хулиганства и всякого анархизма, много действительных проявлений антиобщественного.

Бессмысленное накопление эксплуататорами миллионов и миллиардов является не чем иным, как вытяжкой вашей силы и воплощением в каждом рубле огромнейшей вашей энергии. Можно ли быть согласным с этим? Никоим образом! Это инстинктивно чувствовалось вами лучше, чем это чувствуют рабочие Запада ещё и по сию пору. Здесь нет комплимента вам, потому что, с моей точки зрения, это совершенно естественно, это человеческое свойство быть недовольным действительностью.

Я не согласен с мыслью одного из ораторов, что мы дойдём до какого-то пункта и остановимся на нём. Человек создан затем, чтобы идти вперёд и выше. И так будут делать ваши дети и внуки. Не может быть какого-то благополучия, когда все лягут под прекрасными деревьями и больше ничего не будут желать. Этого не будет, люди полезут ещё на Марс, будут переливать моря с одного места на другое, выльют море в пустыню и оросят её, поставят себе дерзновенные задачи, вроде того, как вы здесь отняли у моря часть его и превратили её в сушу. Игра с огромнейшими стихийными силами природы, которые раньше возбуждали у человека страх и ужас, ныне становится, благодаря вашей коллективной спайке, обычным делом. На Днепре поднимают воду

— это на Днепре, который якобы «реве та стогне», а на самом деле не знает, куда деваться. Пятьдесят лет назад никому и в голову не могло придти, что можно взять да поднять реку на пятьдесят метров.

Весело, страшно весело стало жить. Я жил отшельником в Сорренто, получал газеты, получал ежедневно штук 30 писем от рабкоров, селькоров и начинающих писателей и чувствовал себя просто физически помолодевшим. Я не преувеличиваю. Какие-то токи идут отсюда — от этой страны, которую культурное человечество считало дикой, невежественной и всячески потерянной. Считали и считают. Теперь-то они прекраснейшим образом понимают, что мы им довольно нащёлкали и в ближайшем будущем нащёлкаем ещё больше. (Аплодисменты.)

Сейчас вами создана атмосфера омолаживающая, возбуждающая творческие силы. Если бы молодые писатели чаще были в вашем кругу в таком тесном окружении, в каком нахожусь сейчас я, человек изрядно изработавшийся за тридцать пять лет, если бы они чаще бывали на ваших заводах и в ваших шахтах, — уверяю вас, что через пять лет у вас была бы изумительная литература.

Если взять область, наиболее мне знакомую, — область литературы, то можно сказать, что не было за всю историю человечества такой эпохи, когда в течение 8-10 лет была бы создана

такая удивительная литература людьми, не прошедшими школы и университета, людьми от сохи и станка. И это не только на русском языке, но и на украинском, на языках национальных меньшинств. Маленький чувашский народ имел в 1905 году только одну газету на всё племя, которую, конечно, немедленно закрыли, а сейчас у него 10 газет, 600 окончивших высшую школу и тысяча селькоров, — маленький народ в 1 400 000 человек! Я нарочно взял этот маленький пример на забытом народе, имя которого у русских было ругательством. И так везде.

Это сделал русский пролетариат, который 9 Января расстреливали в Петербурге, расстреливали и на Ленских промыслах, и в Златоусте, и везде, где можно. Сколько погибло матросов после 1906 года! Я не буду говорить о событиях Октября, о гражданской войне, — я говорю о временах, о которых ваша молодёжь не может представить себе, что делали с людьми. Вы прошли страшную школу, и то, что было в России, того не было на Западе, где ни в одной стране так не школили пролетариат, как у нас. Все это мы прошли, и что же?

В конце концов мне, оптимисту, приходится сказать, что нет худа без добра, потому что выковали народ, создали каких-то несокрушимых людей. И люди эти в небольшом числе, в очень небольшом числе, сумели очень быстро организовать в армию анархизированную войной массу крестьянства и вышвырнуть вон всех своих врагов. Бывало ли в другие времена что-нибудь подобное? Было ли это во время Великой французской революции? Не было! Кто это сделал? Пролетариат, вот эти вышколенные рабочие, этот битый человек, эти выкованные пролетарии. Так я кончу тем, что низко поклонюсь этому человеку в вашем лице. (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в длительную овацию. Крики: «Ура!», «Да здравствует наш Горький!»)

[Речь на торжественном заседании пленума Тбилисского Совета]

Товарищи, меня сегодня назвали счастливым человеком. Это правильно, перед вами действительно счастливый человек — человек, в жизни которого осуществились лучшие его мечтания, лучшие его надежды. Смутные мечтания, может быть, неясные надежды, может быть, но это именно те надежды, те мечтания, которыми я жил.

Если бы я был критиком и писал книгу о Максиме Горьком, я бы сказал в ней, что та сила, которая сделала Горького тем, что он есть, каким он стоит перед вами, тем [писателем], которого вы так преувеличенно чтите, которого так любите, [заключается в том, товарищи], что он первый в русской литературе и, может быть, первый в жизни вот так, лично, понял величайшее значение труда, — труда, образующего всё ценнейшее, всё прекрасное, всё великое в этом мире.

Здесь было сказано также, что природа наделила меня каким-то особенным свойством. Я не думаю этого. Я думаю, что я родился таким же точно, как каждый из вас. Я полагаю, что это так. Я думаю, что той природы, в которой очень много красоты, природы, которой мы восхищаемся, которую изображаем словами, красками, в музыке, в культуре, — этой природы в моих мечтах нет. Эта природа мучает нас то зноем, то холодом, то голодом, то наводнениями, то землетрясениями, то болезнями. Вы подумайте, сколько в этой природе врагов наших, всевозможных её стихийных сил! Если вы вдумаетесь в это, вы согласитесь со мной. Ведь хлеб, который сеет крестьянин, он сплошь порастает паразитами, вроде красивых васильков, которые пьют соки, должные питать ячменное зерно.

Я, товарищи, как и вы все, конечно, восхищаюсь этой природой, но для меня роднее этой природы та природа, которую я чту и уважаю и, скажу даже ныне отвергнутым словом, — свято чту и уважаю. Это та природа, которая создана руками человека. Это та вторая природа, которую мы, люди, творим на земле против первой природы.

Товарищи, я каким-то образом понял это очень рано и не из книг. В своё время, лет так до 23–24 или 25, я жил такой же трудовой жизнью, как все рабочие люди моей эпохи, моего поколения. Мне приходилось испытывать то же самое, что и вам, бороться с теми же самыми паразитами в природе, с тем же голодом и холодом, и тогда же мне казалось, что в социальной области тоже существуют паразиты, как и в других областях.

Это было мною понято раньше, чем я познакомился с учением Маркса. Это вообще понимается человеком раньше, чем он прочтёт Маркса и другие подобные книги. Он понимает это интуитивно. Так понял интуитивно это и я.

Товарищи, то, что делает человек, значительнее всего того, что делает природа, которой мы обязаны только тем, что она производит нас на свет, — да, она нас производит, а всё остальное от нас. Всё, что мы делаем для нашего удобства, все материальные ценности, которые помогают нам жить, все машины, которые облегчают труд рабочего, — всё это делается руками человека.

Это — труд человека, это наше создание, это мы — творцы второй природы.

И вот мы, творцы второй природы, теперь, когда рабочий класс в Союзе Советских Социалистических Республик взял власть в свои руки, когда он взял в свои руки орудия производства, стали полными хозяевами страны.

Теперь рабочий класс, умевший побеждать столь многое, вне всякого сомнения, бесспорно сумеет устроить ту идеальную, справедливую, красивую жизнь, которую он давным-давно заслужил, на которую он имеет лраво. Он это заслужил ценой гибели старшего поколения.