Хулио Кортасар - Жаркие ветры

• Название: Жаркие ветры
• Автор: Хулио Кортасар
• Жанр: Зарубежная классика

---

так, как надо целоваться на таком пляже, при такой луне. она позволила ему войти, едва он положил руку на ее плечо, и позволила себя любить всю ночь до рассвета, она услышала странные вещи, узнала, как бывает по-другому. и засыпала медленно, наслаждаясь каждой минутой блаженной тишины под москитной сеткой, почти невидимой. У Маурисио это произошло в час сиесты, после обеда. когда его колени коснулись упругого бедра Анны, он довел ее до двери, шепнул: "пока", заметил, как она слегка задержала пальцы на дверной ручке, вошел следом и пропал. утонул в остром блаженстве, которое отпустило их на волю лишь к ночи, когда многие в гостинице уже забеспокоились может, заболели?- и Вера нетвердо улыбалась. обжигая язык адской смесью кампари с кенианским ромом, которую Сандро взбивал для нее в баре, к ужасу Мото и Никуку: эти европейцы скоро рехнутся все до одного.

По утвержденному кодексу их встреча пришлась на субботу, в семь вечера. Вера, улучив момент, когда на пляже не было никого, кивнула в сторону пальмовой рощи - вполне подходящее место. Они обнялись с прежней нежностью, смеялись, как нашалившие дети, да-да, пункт четвертый, выясним, ну... оба очень милые люди, нет спору. Мягкая пустынность песка и сухие ветви, сигареты и этот бронзовый загар пятого, шестого дня, когда глаза сияют, как новые, и говорить друг с другом - праздник. Все идет прекрасно, чуть ли не сразу сказал Маурисио, а Вера: еще бы, все превосходно, судя по твоему лицу и твоим волосам:

почему по волосам? Потому что они блестят по-особому, это от соли, дуреха, может быть, но от этой соли они обычно склеиваются, хохот мешает им говорить, да и к чему слова, они смеются, смотрясь друг в друга, а закатное солнце быстро уходит за край неба, тропики, гляди внимательнее - увидишь легендарный зеленый луч*, да я пробовал прямо с балкона и ни черта не увидел, а-а-а, у вас есть балкон, сеньор, да, достойная сеньора, балкон, но вы шикуете в бунгало, лучше не придумать для оргий под звуки океана. И как-то само собой, чуть ли не вскользь, зажигая новую сигарету: да нет, он действительно потрясающий, у него все так... Верю, раз ты говоришь. Ну а твоя, расскажи. Не говори - твоя, это режет ухо. Будто мы члены жюри и распределяем премии. Не будто! Ну ладно, только Анна... О! Сколько меда в твоем голосе, когда ты произносишь ее имя, будто облизываешь каждую

букву. Каждую - нет, но. Свинья! А ты? Вообще-то вопрос не ко мне, хотя. Могу себе представить, все итальянцы вышли из Декамерона*. Маурисио, ты что, мы же не на сеансе групповой терапии. Прости, это не ревность, да и кто вправе. А-а, ну good bye! Значит - да? Значит - да, нескончаемо прекрасно, невыразимо прекрасно. Поздравляю, я бы не хотел, чтобы тебе было не так хорошо, как мне. Ну, по правде, я не очень представляю твою радость, а четвертый параграф предполагает, вспомни. Твоя правда, хотя нелегко найти слова, Анна как волна, как морская звезда... Красная или фиолетовая? Всех цветов сразу, золотистая река, розовые кораллы. Ба-ба, этот сеньор скандинавский поэт! А вы, сеньора,- венецианская блудница. Он из Вероны, а не Венеции. Какая разница, на памяти все равно Шекспир*. Действительно, мне не пришло в голову. Итак, все остается в силе? Да, Маурисио, у нас еще пять дней. Главное - пять ночей, проведи их как следует. Не сомневайся, он обещал посвятить меня в таинство, так он именует это высокое искусство, которое позволит постичь глубинную реальность. Ты мне потом растолкуешь, надеюсь? В подробностях, поверь, а ты расскажешь о твоей золотистой реке и голубых кораллах. Розовых, малыш. Словом, мы, как видишь, не теряем времени даром. Поглядим-посмотрим, во всяком случае, мы не теряем его сейчас, и именно поэтому не следует так долго задерживаться на четвертом пункте. Окунемся перед виски? Виски - фу, пошлость, меня угощают карпано, джином. О! Пардон! Ничего, бывает, хорошие манеры - дело наживное, хотя и требует времени, давай поищем зеленый луч, вдруг повезет?

Пятница - день Робинзона, кто-то вспомнил об этом за коктейлем, и разговор завертелся вокруг островов и кораблекрушений, с моря налетел тугой и яростный порыв ветра, который посеребрил листья пальм и принес нездешний гомон птиц, долгие перелеты, старый моряк и альбатрос, как у Колриджа*, эти люди умеют жить, каждая порция виски сдобрена фольклором, старинной песней о Гебридах или о Гваделупе, к концу дня Вера и Маурисио подумали об одном и том же: отель вполне заслуживает свое название, для них это пора жарких ветров - пассатов, Анна, дарующая забытые вихри, Сандро, великий, изощренный творец, жаркие ветры, вернувшие им те времена, где не было привычки, где все - откровение, изначальность, дерзкие выдумки, шквал в постели, где все только теперь и уже не теперь, и поэтому пассаты будут дуть до четверга, до конца дней вне времени, которые обернулись далеким прошлым, мгновенным броском к истокам, к новому цветению, к острому счастью, где - и они оба это знали, может, еще до всех пунктов кодекса,- звучали горькие звуки "Blues in Thirds".

Они не говорили об этом, встретившись в "Боинге", улетавшем из Найроби, каждый закуривал первую сигарету возвращения. Смотреть друг на друга как раньше? Но им мешало что-то, для чего нет слов, и они забивали молчание веселыми историями о "Trade Winds", попивая вино; надо было как-то сохранить этот "Trade Winds", жаркие ветры, пассаты должны быть попутными; пусть это плавание, как в прежние времена, милое сердцу, под парусом, которому они препоручили себя, превратит в осколки пропеллеры и покончит с днями, похожими на липкую жирную нефть, которая льется отравой в шампанское их годовщин и в надежды каждой ночи. Затягиваясь сигаретами, они продолжали глотать жаркие ветры Анны и Сандро, подставляя им лица,- почему, Маурисио? Теперь она видит только Сандро: его кожа, его волосы, его голос, и лицо Маурисио становится тоньше, деликатнее, а хриплый смех Анны в самом накале любви стирает улыбку, которой Вера так трогательно пыталась скрыть свое отсутствие. Шестого пункта не было в их кодексе, но они не сговариваясь могли придумать его: что странного в том, если он возьмет и предложит Анне еще виски, а она в знак согласия погладит его ласково по щеке и скажет да, скажет - да, Сандро, неплохо бы выпить еще виски, чтобы пропала эта дурацкая боязнь высоты, и продолжать эту игру до конца полета и в аэропорту, уже не нуждаясь в новых статьях кодекса, просто решить, что Сандро захочет проводить Анну до дома и она согласится на этот обычный знак мужского внимания, и не более, а у дверей именно она найдет ключ и пригласит Сандро выпить чего-нибудь еще и попросит оставить чемодан в прихожей, проведет его в гостиную, извинится - столько скопилось пыли и не проветрено, раздернет шторы, принесет лед, а Сандро тем временем с видом знатока станет разглядывать гравюру Фридлендера* и полку с пластинками. Был двенадцатый час, они выпили за дружбу, и Анна принесла банку печени трески и бисквиты, Сандро помог ей сделать бутерброды, но они не успели их попробовать, руки, губы нашли друг друга, они упали на постель и разделись, путаясь во всех этих пуговицах, тесемках, петлях, и, откинув одеяло, сняв со стола лампу, овладели друг другом не торопясь, с ожиданием и надеждой, с шепотом надежды.

Бог знает, когда пришел черед виски и сигаретам, они сидели на кровати, откинувшись на подушки, и курили при свете лампы, поставленной на пол. Оба прятали глаза, а слова, наталкиваясь на стену, отлетали от нее не упруго, вяло, точно мячи, брошенные вслепую; она первая сказала вслух, точно задала вопрос самой себе: что будет с Верой и Маурисио после "Trade Winds", что с ними будет, когда вернутся.

- Они, наверное, все уже поняли,- сказал он.- Им все ясно, и теперь ничего нельзя сделать.

- Всегда можно что-то сделать,- сказала она.- Вера не сможет оставить все, как есть, достаточно было посмотреть на нее.

- Маурисио - тоже,- сказал он.- Я с ним был едва знаком, но тут нет сомнений. Ни один из них не сможет оставить все вот так, и, пожалуй, нетрудно представить, что они сделают.

- Да, совсем нетрудно, я их вижу.

- Скорее всего, они не спали, как и мы, и теперь разговаривают, пряча глаза. У них уже нет слов друг для друга, наверно, Маурисио, именно он, откроет ящик и возьмет синий пузырек. Вот как этот, смотри.

- Вера сосчитает все таблетки и поделит их поровну,- сказала она.Ей всегда приходилось заниматься практическими делами, она с этим справится в один момент. Шестнадцать каждому, четное число, так что проще простого.

- Они будут их глотать по две с виски одновременно, не опережая друг друга.

- Таблетки, наверно, горьковатые на вкус,- сказала она.

- Кислые, сказал бы Маурисио.

- Да, может статься, что кислые. Потом они погасят свет неизвестно зачем...

- Кто знает зачем? Но они вправду погасят свет и обнимутся. Я знаю, наверняка знаю, что обнимутся.

- В темноте,- сказала она, протянув руку к выключателю.- Вот так, правда?

- Так,- сказал он.