Джером Джером - Наброски для повести

• Название: Наброски для повести
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-371-00258-7

«Наброски для повести» (Novel Notes, 1893) — роман Джерома К. Джерома в переводе Л. А. Мурахиной-Аксеновой 1912 года, в современной орфографии.

«Однажды, роясь в давно не открывавшемся ящике старого письменного стола, я наткнулся на толстую, насквозь пропитанную пылью тетрадь, с крупной надписью на изорванной коричневой обложке: «НАБРОСКИ ДЛЯ ПОВЕСТИ». С сильно помятых листов этой тетради на меня повеяло ароматом давно минувших дней. А когда я раскрыл исписанные страницы, то невольно перенесся в те летние дни, которые были удалены от меня не столько временем, сколько всем тем, что было мною пережито с тех пор; в те незабвенные летние вечера, когда мы, четверо друзей (которым — увы! — теперь уж никогда не придется так тесно сойтись), сидели вместе и совокупными силами составляли эти «наброски». Почерк был мой, но слова мне казались совсем чужими, так что, перечитывая их, я с недоумением спрашивал себя: неужели я мог тогда так думать? Неужели у меня могли быть такие надежды и такие замыслы? Неужели я хотел быть таким? Неужели жизнь в глазах молодых людей выглядит именно такою? Неужели все это могло интересовать нас? И я не знал, смеяться мне над этой тетрадью или плакать.»

---

Исполняя поручение покупательницы, мой кузен долго находился в затруднении подыскать подходящего семейного пьяницу.

Все те, к которым он обращался, решительно отказывались быть объектами каких бы то ни было экспериментов над собою.

Наконец ему посчастливилось напасть на сговорчивого малого, который, узнав о сердобольных намерениях богатой филантропки, согласился занять предложенную ему вакансию, но с тем, чтобы ему можно было напиваться только раз в неделю. Он говорил, что чаще пока еще не может проделывать этого, потому что ровно шесть дней чувствует сильное отвращение к спиртным напиткам, но добавил, что, быть может, со временем попривыкнет и тогда постарается напиваться почаще.

Немало было хлопот моему кузену и со старым забиякой.

Главным образом, очень трудно оказалось установить настоящую степень забиячества. Большинство кандидатов на это амплуа доходило до таких крайностей, что само олицетворение сердоболия с отвращением и ужасом отвернулось бы от них в первый же день знакомства. За неимением лучшего, мой кузен остановил свой выбор на бывшем извозчике, отличавшемся, между прочим, крайне антирелигиозными взглядами, и заключил с ним, по его требованию, трехлетний контракт.

В общем, затея богатой филантропки удалась как нельзя лучше и благополучно тянется до настоящего времени. «Семейный» пьяница вполне вошел в свою роль, и в последнее время не проходит ни одного дня, в который бы не был бы до бесчувствия пьян.

Забияка тоже отлично исполняет принятую им на себя обязанность — испытывать терпение своей попечительницы: буянит вовсю и держит в страхе весь поселок, соседнюю деревню и самую попечительницу в ее усадьбе.

Остальные действующие лица также оказались на высоте своих задач, так что играющая в благотворительность филантропка очень довольна ими.

Поэтому смело можно сказать, что она этой игрой, довольно убыточной и крайне беспокойной, непременно достигнет своей цели — искупления грехов молодости. Весь персонал бедняков тоже очень доволен самоотверженными стараниями филантропки усладить их печальное существование и прозвал ее «леди великодушной».

Окончив этот рассказ, Браун встал, подошел к столу с закусками и хлопнул целый стакан виски, разбавленного, впрочем, наполовину водой. Лицо его свидетельствовало, что он чувствует себя вполне достойным этой награды за свой действительно оригинальный рассказ.

Тут снова поднял свой голос Мак-Шонесси.

— На этот сюжет и я знаю одну историю, — заявил он. — История эта происходила в одном тихоньком, мирном йоркширском селении, где люди живут в полном довольстве и жалуются только на мертвящую скуку. Но как-то раз эти стоячие воды были всколыхнуты появлением там нового, молодого, красивого и, вдобавок, холостого викария. Все местные невесты встрепенулись и окрылились приятными надеждами.

Но вскоре же оказалось, что молодой викарий совсем нечувствителен к обыкновенным женским чарам. Обладая очень серьезным для его лет характером, он однажды в разговоре с некоторыми из своих поклонниц высказал, что если когда и женится, то только на такой женщине, которая будет отличаться особенным состраданием и милосердием к бедным.

Невесты призадумались. Значит, одной миловидностью, нарядами и обольстительными улыбками трудно воздействовать на этого интересного жениха, а нужно брать игрою в благотворительность.

Однако поставить на сцену эту игру в той местности, где они жили, было тоже затруднительно, как в местности, только что описанной нам Брауном. Во всем обширном приходе имелся только один бедный бобыль, обитавший в полуразрушенной хибарке как раз возле церкви и обладавший несносным, сварливым и грубым характером. И вот все пятнадцать невест (одиннадцать молодых девиц, три старые девы и средних лет вдовушка) были вынуждены выбрать жертвою своей внезапной жажды благотворения одного его.

Мисс Симмондс, одна из трех старых дев, первая надумала заняться этим бобылем и два раза в день ходила кормить его говяжьим бульоном. За нею пришла вдова с бутылкою портвейна и блюдом устриц.

В следующие дни стали являться к нему и остальные невесты, кто с жареными цыплятами и салатом, кто с вареньем и конфетами, кто с кофе и другими напитками, — словом, каждая приносила какие-нибудь деликатесы и лакомства.

Бобыль был в полнейшем недоумении. Он всегда получал от сердобольных прихожан подачки в виде черного хлеба, угольков, кусочка сахара, горсточки чая, и то не китайского, а из каких-нибудь «полезных для здоровья» трав, причем все эти подачки обыкновенно сопровождались длинными поучениями насчет того, что кто беден, тот, значит, заслужил свою бедность какими-нибудь особенными грехами.

Теперь же вдруг целых пятнадцать особ женского пола с утра до ночи принялись пичкать его всякими деликатесами, поить настоящим чаем, кофеем, дорогими винами, самым нежнейшим образом ухаживать за ним и притом без малейшей укоризны! Все это казалось ему каким-то чудом, Бог знает за что ниспосланным ему.

Но, как известно, люди при благоприятных обстоятельствах, в особенности, когда эти обстоятельства ими не заслужены, очень быстро избаловываются. То же самое случилось и с бобылем.

Отъевшись через месяц так, что с трудом мог пролезать в дверь своей хибарки, и видя, что все его благотворительницы одна перед другою так и юлят вокруг него и всячески стараются угодить ему, он возомнил себя «силою» и принялся распоряжаться своими благодетельницами, как служанками.

Он заставлял их убирать свою хибарку, готовить кушанье, какое ему хотелось, чинить белье и платье, которое они же дарили ему и которое он нарочно пачкал и рвал. Когда ему начинали надоедать их трескотня и шумная хлопотливость в его хибарке, он отправлял их в огород, состоявший из пары маленьких грядок, выпалывать ими же посаженные, по его указанию, овощи.

Невесты сначала сильно возмущались этим и даже стали было поговаривать о забастовке, но тут же смирялись и продолжали еще ревностнее ухаживать за своим деспотом, чтобы не испортить затеянной ими игры в благотворительность.

Между тем предмет их благотворительности с каждым днем становился все привередливее, требовательнее и деспотичнее. Он посылал их в лавочку за табаком и сигарами с приказанием взять «побольше и получше».

Мисс Симмондс однажды поздно вечером он погнал даже в пивную за бутылкою «самого крепкого» пива. Старая дева сначала с негодованием объявила, что она сроду не была ни в одной пивной, но он так прикрикнул на нее, что она поспешила смириться и исполнить его приказание.

Невесты поочередно читали ему вслух в то время, когда он, сытый и пьяный, валялся на своем драном диване, и сначала, разумеется, выбирали разные душеспасительные вещи.

Но это вскоре ему надоело, и он не допускавшим возражения тоном объявил, что не желает больше слушать такой «дряни», годной для чтения только в детских школах, а он уж устарел для этого, и потребовал, чтобы ему читали переводы бульварных французских романов с разными «интересными» приключениями. Под угрозою лишиться возможности проявления своих сердобольных чувств, невестам пришлось согласиться и на это требование своего деспота.

Как-то раз он выразил желание выучиться играть на «музыке». Его нежные няньки тотчас же поспешили в складчину приобрести ему фисгармонию и принялись учить его пользоваться этим музыкальным инструментом. Но из этого, разумеется, ничего не вышло путного. Ученик первый вышел из терпения и, обозлившись, чуть было вдребезги не разнес дорогой, сравнительно, инструмент. Когда невестам удалось несколько успокоить своего деспота, он потребовал, чтобы они сами пели и играли ему.

Мисс Симмондс начала было наигрывать что-то классическое, но деспот стукнул кулаком по столу и грозно крикнул, что когда он желает слушать церковные гимны, то идет в церковь, а у себя дома хочет чего-нибудь веселенького, вроде, например, песенки «старой девы» или «она подмигнула мне глазком».

И бедная мисс Симмондс, бывшая сама старою девою, скрепя сердце, должна была исполнить и эту прихоть своего тирана.

Трудно сказать, до каких границ дошел бы деспотизм этого «временщика», если бы насмешливая судьба вдруг одним ударом не сверзила его с той высоты, на которую вознесла его для своей потехи.

Дело в том, что совсем неожиданно не только для ближайше заинтересованных лиц, но и для всего прихода, викарий вдруг взял да и женился на очень хорошенькой и очень умненькой странствующей артистке, которую увидел в местном театре и сразу влюбился в нее. Потом он вышел в отставку, а вместе с тем и из духовного звания и увез куда-то далеко молодую жену. Говорили, что он и сам захотел сделаться артистом.

В день его венчания разочарованные благотворительницы все разом бросили своего бобыля. А когда он начал вяло проявлять свой «характер», его отправили в смирительный дом.