Исаак Башевис-Зингер - Люблинский штукарь

• Название: Люблинский штукарь
• Автор: Исаак Башевис-Зингер
• Издательство: Иностранка, Б.С.Г. - ПРЕСС
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000

Повесть американского писателя Исаака Башевиса Зингера рассказывает о мятущейся душе необыкновенно одаренного человека, запутавшегося в страстях и попытавшегося разрешить душевное смятение и житейские сложности с помощью нечестивого поступка. Увы, даже самый малый грех открывает бездну, и спасительный путь герой находит совсем в другом решении.

---

И подарил медный подсвечник, дабы Яша мог возжечь свечу вечером и в день пасмурный.

В шинках Песков и Люблина бились об заклад насчет того, сколько просидит Яша в добровольной могиле. Одни говорили — неделю, другие — месяц. Что же касается начальства, оно обменялось мнениями, дозволяются ли таковые действия законом. Даже губернатора держали в курсе дела. Пока Яша восседал на стуле посреди двора, а каменщики клали вокруг стены, дом Эстер осаждали сотни людей. Чтобы увидеть, как замуровывают человека, дети карабкались на деревья и лезли на крыши. Почтенные евреи заходили порассуждать о разумности затеянного и сказать Яше свое мнение. Благочестивые еврейки пытались его отговорить. Эстер так рыдала и убивалась, что совершенно охрипла. Женщины отвели ее на кладбище к могилам цадиков, молить святых покойников, чтобы сердце мужа повернулось к сочувствию и чтобы он, хотя фактически и оставался дома, не делал из нее покинутой вдовы. Но ни доводы, ни крики, ни заклинания не помогли. Стены росли от часа к часу. Яша определил себе места четыре локтя в длину и четыре в ширину. Даже кровать бы не поместилась. Яша загодя отпустил бороду и пейсы, облачился в широкий талес-котн, долгополый лапсердак и бархатную ермолку. Покуда рабочие работали, он углубился в святую книгу. Весь его скарб состоял из куцего набитого соломой тюфяка, стула, маленького столика, тулупа — укрываться по ночам, медного подсвечника, подаренного рабби, кувшина для воды, черпачка к нему, нескольких святых книг и лопаты — зарывать нечистое. Чем выше поднимались стены, тем отчаянней звучали рыдания. Тогда Яша встал и обратился к женщинам:

— Чего вы плачете? Я еще не умер!

— Лучше бы ты умер, — крикнула, не помня себя от горя, Эстер.

Толпа была столь многолюдна, и стоял такой гвалт, что прискакали жандармы и всех разогнали. Градоначальник, дабы покончить с этим базаром, велел каменщикам работать день и ночь. Через двое суток все было готово. Постройку покрыли гонтовой кровлей, а для света и передавания еды оставили оконце, к которому изнутри была прилажена ставенка. Первые недели народ все еще собирался во множестве, но когда пошли дожди, а потом снег, посетителей поубавилось. Ставенка весь день бывала притворена. Чтобы не досаждали непрошеные гости, Эстер велела починить забор. Утверждавшие, что Яша больше месяца или даже недели не высидит, проиграли. Минули зима и лето, снова наступила зима, а штукарь Яша, повсюду теперь известный как реб Янкеле Кающийся, по-прежнему оставался в своем добровольном узилище. Эстер два раза в день приносила еду: хлеб, гречневую кашу, картошку в мундире, воду — и в те немногие минуты, которые Яша ради нее отрывал от своих занятий, с ним разговаривала.

2

Снаружи стояла жара и светило солнце, а в Яшиной каморке было темно и холодно. Тем не менее солнечные лучи и теплые ветерки нет-нет и проникали к нему. Когда Яша отворял ставню, случалось, что залетали даже бабочка или шмель. Порой доносилось чириканье птиц, мычанье коровы на болоте, плач ребенка. Днем свечу можно было теперь не зажигать. Яша сидел за столиком, погрузившись в «Скрижали завета». Прошедшей зимой бывали дни, когда, чтобы избавиться от холода и сырости, хотелось разобрать стенку. Яшу донимал сухой кашель. Появились боли в суставах. Он часто мочился. По ночам, ложась одетым и закутанным в тулуп, а потом накрытый одеялом, просунутым Эстер в оконце, Яша не мог согреться. От земли тянуло страшным, пронизывающим до костей холодом. В темноте Яше иногда казалось, что он уже в могиле, а иногда Яша и сам призывал смерть.

Сейчас, однако, снова было лето. Справа от каморки росла яблоня. Листья ее шелестели. Где-то невдалеке устроила гнездо ласточка и носилась целыми днями, таская птенцам червяков и букашек. Когда Яша не без труда выставил в оконце голову, он увидел поля, голубое небо, крышу синагоги, а чуть дальше — башню монастыря. Желание выбраться умерялось сознанием того, что, вытащив пару кирпичей, или протиснувшись в окошко, или подняв, наконец, гонтовую кровлю, побег можно было совершить в любую минуту. Однако он понимал, что снаружи его ожидают страсти, тревоги, страх перед завтрашним днем.

Пока Яша оставался затворником, он упасался от куда более тяжкой участи. Здесь все тяготы его были иными, чем на воле, тут он словно бы снова стал младенцем в материнской утробе, и снова свет, про какой говорится в Талмуде, сиял над Яшиной головой, меж тем как ангел обучал его сразу всей Торе. Он больше не был мотом. Пища, потребляемая им за день, обходилась в несколько грошей. Яша не испытывал нужды в одежде, вине, водке, деньгах, и странно было вспоминать варшавские траты или гастрольные издержки. Сколько бы он тогда ни зарабатывал, денег все равно не хватало. Он держал зверинец, накупал полные шкафы одежды, постоянно входил в новые расходы. Задолжал Вольскому. Брал деньги под процент у варшавских и люблинских ростовщиков. Постоянно выписывая векселя, искал жирантов,[22] задаривал подарками, но ни разу не смог ни у кого выкупиться. Он барахтался в страстях, как в сетях, и сети эти становились всё гуще. Ему было мало разгуливать по канату, приходилось все время изобретать новые трюки, выполняя которые недолго было сломать шею. Он сделался вором. Что еще было нужно, чтобы сейчас томиться в тюрьме настоящей?..

Здесь, в каморке, все внешнее отваливалось, точно шелуха или, скорей, скорлупа. Яша словно бы рассек ножом сеть. Одним махом расчелся по всем счетам. Эстер на себя зарабатывала. Он расплатился с долгами: Елизавете и Болеку отдал лошадей с телегой, Вольскому — мебель с улицы Фрета, костюмы и реквизит. Сейчас, кроме нательной рубахи, у Яши ничего не было. Но довольно ли этого, чтобы искупить грехи? Возможно ли, облегчив собственную беду, избыть совершенные тобой гнусности?..

Лишь тут, в тиши кирпичной каморки, смог он осмыслить, чего только не натворил, скольких обрек на муки, на отчаяние, на смерть. Он не был разбойником с большой дороги, но тоже убивал. Что за разница как? Перед земным судьей (каковой тоже убийца и сплошь в грехах) он бы еще оправдался, но Создателя не купишь и не обманешь. Он, Яша, губил людей не по неведению, но по умыслу. Магда из могилы взывала об этом. Он был виновником и еще многого, в чем только сейчас мог себе признаться. Просиди Яша тут хоть сто лет, все равно всего не замолишь. Одним раскаянием такого не избыть. Нельзя покаяться, не вымолив прощения у обиженного тобой и прощения этого не получив. Если кому-то задолжал хотя бы грошик, следует человека разыскать и долг вернуть, даже если разыскиваемый уехал за моря. Так стоит в святых книгах.

Всякий день Яша, вспоминал всё новые вины. Он нарушил каждое указание Торы, преступил всякую из десяти заповедей, причем, строго спрашивая с других, полагал себя порядочным человеком… Что значат нынешние невзгоды по сравнению с ущербом, какой причинял он ближним? Яша знал: истинная расплата только еще предстоит — на том свете надо будет держать ответ за каждый шаг, каждое слово, каждую мысль. Оставалось уповать, что Господь милосерд и милостив, а добро в итоге восторжествует над злом. Но что есть зло? Целых три года он корпел с учителями над «Благодатью росы», «Пардесом» и даже «Древом жизни».[23] Он уже знал, что скорлупа (то есть зло) не более чем сокрытие Бесконечного Света — ограничение, положенное Бесконечным самому Себе, дабы сотворить мир, а значит, стать Творцом и являть милосердие своим созданиям. Что пользы в царе без народа? У царя должен быть народ, Создатель обязан творить, даятель иметь кому давать. Где-то Всевышний непременно придет к своим детям. Без них Он не Отец. Однако того, что Он ведет их милостивой рукой, не довольно. Им самим — по собственной воле и свободному выбору — надлежит учиться ходить по праведной стезе… Все миры рассчитывают на это. Ангелы и серафимы ждут не дождутся, чтобы Адамовы дети пребывали праведными, чтобы с глубоким чувством молились и жертвовали хоть грошик. Всякий благочестивый поступок ведет к духовному исправлению. Каждое слово Торы вплетено в венец Божьей Благодати, малейший же грех наносит урон мирам и отдаляет Вызволение.

Увы, и в каморке Яшу не оставляли сомнения в вере. Углубляясь в святые книги, он, случалось, безо всякой на то причины задумывался: «Откуда известно, что в них истина? А если Бога нет? А если Тора сочинена людьми? Вдруг я понапрасну казню себя?» Он явственно слышал, как злой дух нашептывает, ехидничает, напоминает о прежних радостях, подбивает начать все сначала… Всякий раз, чтобы упастись от беса, Яше приходилось прибегать к хитростям. Он делал вид, что с искусителем согласился, но уходить на волю не спешил… Однажды он даже сказал: «Допустим, сатана, что Бога нет, но слова, произносимые во Имя Его, они же справедливы? Когда люди решат строить свое счастье на несчастье ближнего, в беде окажутся все. Если Бога не существует, Богом должен быть человек…» В другой раз Яша злому духу заявил: «Кто же создал мир? Откуда я и откуда ты? Кто причиной, что снег падает, ветер веет, мои легкие дышат, мозг мыслит? Откуда взялись Земля, Луна, звезды? Чья-то рука должна была начертать свитки, исполненные бесконечной мудрости? А если собственные глаза убеждают нас, что это премудрость, почему не уверовать, что за ней стоит милосердие Творца?..»