Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

• Название: Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания
• Автор: Жак Сустель
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-03021-3

Империя ацтеков (мешиков) процветала в Центральной Мексике на протяжении двух столетий, пока в XVI веке ее не уничтожили испанские конкистадоры. Цивилизация ацтеков стала высшим этапом развития доколумбовых культур Америки, соединив в себе примитивность и утонченность, развитую социальную организацию и кровавые человеческие жертвоприношения. Исследование известного французского антрополога и политика Жака Сустеля (1912–1990) с непревзойденной полнотой изображает жизнь разных сословий ацтекского общества — труд и отдых, войны, праздники, пышные религиозные обряды, быт столичного города Теночтитлана, на месте которого раскинулся нынешний Мехико. Эта книга адресована не только специалистам, но и всем, кого интересуют древние культуры Мезоамерики.

---

Вместо того чтобы захватывать пленных, они убивали всех, кто попадался под руку, — в то время как ацтеки теряли время, пленяя испанцев или их индейских союзников для принесения в жертву. Наконец, когда всё было кончено, мексиканские вожди ожидали напряженного торга, чтобы установить объем дани для выплаты победителям; они просто органически не могли себе представить то, что произошло потом: крушение всей их цивилизации, свержение богов и верований, уничтожение политических институтов, пытки правителей, чтобы вырвать у них их сокровища, раскаленное клеймо рабства{62}.

Дело в том, что испанцы вели «тотальную» войну; для них существовали только одно государство, монархия Карла V, и лишь одна возможная религия. Вооруженное столкновение было вторично в сравнении с идеологическим. Мексиканцы оказались побеждены, потому что их мышление, основанное на традиционном политическом и религиозном плюрализме, не было приспособлено к конфликту с догматизмом унитарного государства и религии.

Не менее вероятно и то, что само учреждение «войн цветов» явилось мощным толчком к падению Теночтитлана. Из-за них у самых ворот столицы находились инакомыслящие из Тлашкалы, «дабы иметь пленных для приношения в жертву богам». Весьма возможно, что если бы мешики действительно захотели уничтожить Тлашкалу и избавиться от опасности, то смогли бы это сделать, сосредоточив на данном направлении все силы своей империи. Но они этого не сделали — наверное, потому, что в конце концов склонились перед необходимостью поддерживать шочийаойотль («войны цветов»).

Сами того не ведая, они приберегали для еще неизвестного захватчика союзника, который предоставит ему свою пехоту и пути отступления, когда тому придется отойти после поражения. Что же до республики Тлашкала, она конечно же намеревалась использовать могущественных чужеземцев в собственных целях, чтобы с выгодой для себя завершить войну между мексиканскими городами: она тоже, как и Теночтитлан, не понимала, откуда исходит настоящая опасность, а если и поняла, то уже слишком поздно{63}.

В той мере, в какой война является не только продолжением политики, как говорил фон Клаузевиц, но и зеркалом, отражающим цивилизацию в кризисные моменты, когда проявляются ее глубинные тенденции, поведение мексиканцев во время войны чрезвычайно показательно. В нем ясно видны перспективы и недостатки цивилизации, которая, оставшись одна во всем мире, не смогла устоять перед внешним натиском.

Потерпев поражение из-за материальной отсталости или неприспособленности мышления, цивилизация ацтеков погибла, не успев раскрыть свой потенциал. Она пала, потому что ее религиозный и юридический подход к войне парализовал ее перед лицом захватчиков, действовавших согласно совсем иным представлениям. Как ни парадоксально это выглядит на первый взгляд, создается впечатление, что воинственные ацтеки оказались недостаточно воинственными по сравнению с европейскими христианами XVI века или, вернее, были таковыми, но несколько иначе, и их героизм оказался таким же неадекватным и бесполезным, какой могла бы быть стойкость солдат Первой мировой под атомной бомбардировкой.

Причины поражения мексиканцев в 1521 году — захватывающий сюжет. В противовес Арнольду Тойнби, считавшему, что мексиканская цивилизация и так уже внутренне рухнула сама по себе, я утверждаю, что ее в самом деле «убили». Здесь можно повторить слова Шпенглера («Закат Запада»): «Эта культура — уникальный пример насильственной смерти. Она не зачахла, ее не угнетали, не сдерживали, а убили во цвете лет, срезали, словно гелиотроп, сорванный мимоходом».

Успех испанцев был обусловлен четырьмя группами причин:

1) военными, о которых мы уже говорили;

2) биологическими: эпидемией оспы, занесенной одним негром с Кубы и унесшей тысячи жизней, поскольку местному населению эта болезнь была незнакома. Император Куитлауак умер, заразившись ею, после всего лишь восьмидесяти дней правления;

3) религиозными: в начале своего предприятия испанцы получили мощную поддержку благодаря вере в то, что Кортес и его солдаты — бог Кецалькоатль и его свита (Мотекусома тоже в это поверил);

4) политическими: завоеватели никогда не добились бы своей цели без массового участия тлашкальтеков и других индейцев, в частности, тех, что поддержали в Тескоко Иштлильшочитля, претендовавшего на трон. Все эти индейцы, не выходившие в своих рассуждениях за традиционные рамки автономного города-государства, видели в войне с Мехико лишь обычную войну между городами, не подозревая (за исключением нескольких проницательных личностей вроде Шикотенкатля-младшего, которого погубил Кортес), что имеют дело с врагом, стремящимся полностью уничтожить их политическую автономию, их религию и цивилизацию. У них раскрылись глаза только тогда, когда их обратили в такое же рабство, как и побежденных ацтеков. Но было уже поздно.

Глава седьмая ЦИВИЛИЗОВАННАЯ ЖИЗНЬ

Варварство и цивилизация

Все развитые культуры стремятся выделиться среди окружающих. Греки, римляне, китайцы всегда противопоставляли свою «цивилизованность» «варварству» остальных известных им народов; порой это противопоставление было оправданным, как в случае римлян и германских племен или китайцев и гуннов, а порой весьма спорным, когда речь шла, например, о греках и персах. С другой стороны, в определенный момент члены какого-нибудь цивилизованного общества тяготеют, оглядываясь в прошлое, к признанию одних предков («золотой век») и к снисходительному отношению к другим, считающимся «грубыми дикарями». Обе эти линии поведения цивилизованного человека прослеживаются у мексиканцев классической эпохи, пришедшейся на 1430–1520 годы.

Жители Центральной Мексики прекрасно осознавали ценность своей культуры, ее превосходство над культурой других индейских народов. Они не считали себя единственными ее носителями и справедливо полагали, что некоторые племена, например с побережья Мексиканского залива, могут с ними сравниться. Зато некоторые другие выглядели в их глазах отсталыми варварами. С другой стороны, они четко знали, что их собственный народ, не так давно обосновавшийся в центральной долине, сам когда-то вел варварский образ жизни; однако они считали себя наследниками цивилизованных племен, задолго до них заселивших плато и возведших на нем свои большие города.

Они не задумываясь относили себя к бывшим варварам, перенявшим от предков-кочевников свои воинские качества, а от оседлых предков — высокоразвитую цивилизацию, которой они гордились. Возвращаясь к примеру нашей средиземноморской античности, можно сказать, что направление мысли ацтеков можно сравнить с римлянами времен Сципионов, еще близких к своим грубым корням, но уже проникшихся утонченной культурой, которую развили прежде них другие люди.

Два этих полюса (варвары и цивилизованные люди) представлены двумя историко-мифическими понятиями: чичимеки и тольтеки. Чичимеки — кочевые охотники и воины с северных равнин и гор. В мифическом прошлом они питались только мясом диких зверей, «которое ели сырым, ибо еще не умели использовать огонь… Они одевались в звериные шкуры и не умели строить дома, а потому жили в уже готовых (sic) пещерах или сооружали маленькие домики из ветвей деревьев, покрывая их травой», — пишет Андре Теве в «Истории Мексики».

В начале XVI века ацтеки и племена, покорные империи, например отоми из Шилотепека, вступали в контакт с северными варварами из Тимильпана, Текосаутлы, Уичапана, Нопаллана и вели с ними торговлю, относясь к ним с уважением. Франсиско Рамос де Карденас рассказывает об одном почтекалле — отоми из Нопаллана, который «отправлялся торговать своими товарами к чичимекам, находившимся в состоянии войны с Шилотепеком и не подчинявшимся ничьей власти. Он приносил им одежду из волокон, получаемых из дерева или растения под названием магеи (sic), и соль, которая была для них самым редкостным продуктом… а они давали ему взамен шкуры оленей, пум, ягуаров, агути… луки и стрелы». «Тех, кого называют теочичимеки, то есть совершенные варвары, или сакачичимеки, то есть "лесные люди"{64}, жили вдали от поселков в полях, в хижинах, в лесах и пещерах, и у них не было постоянного жилья, а они кочевали из края в край; если ночь застигала их в пути, они спали в гротах, коли могли их найти. У них был свой вождь… и у этого вождя была только одна жена, и так же все теочичимеки имели только по одной жене. Никто не мог иметь двух супруг, и каждый жил сам по себе со своей женой, добывая, что ему было нужно для существования…»

Далее в этом описании, продиктованном отцу Саагуну его ацтекскими собеседниками, показаны эти варвары, одетые в шкуры, с луками и стрелами, умело использующие растения и корни: «Именно они первыми обнаружили и стали употреблять корень, именуемый пейотль; евшие его заменяли им вино и использовали также дурные грибы, называемые нанакатль, одурманивающие, как вино… Их пища состояла из листьев и плодов кактуса-опунции, корня, называемого симатль, и других, которые добывали из земли… из мискитля (акация со съедобными плодами), плодов и цветов пальмы, называемой иксотль. Они умели добывать мед из пальмовых деревьев, магея и (диких) ульев… Они ели кроликов, агути, оленей, змей и многих птиц. И поскольку они питались этой едой, не приготовляя ее и не смешивая с другою, они жили долго, будучи здоровыми и крепкими. Если кто и умирал, то от старости, дряхлый и седой как лунь».