Анатолий Рыбин - Люди в погонах

• Название: Люди в погонах
• Автор: Анатолий Рыбин
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1966

Анатолий Гаврилович Рыбин — автор книг «На холмах», «В степи», «Скорость».

В 1960 году вышел в свет его роман «Офицеры», который впоследствии был переиздан Воениздатом под названием «Люди в погонах». Данное издание книги дополнено и переработано автором.

В романе «Люди в погонах» А. Г. Рыбин описывает жизнь мотострелкового батальона в послевоенные годы. В центре произведения — два героя, как бы олицетворяющие два начала.

Командир полка Жогин — в прошлом заслуженный воин — зазнался, перестал учиться, потерял чувство обстановки, и это привело к тому, что он вольно или невольно глушит инициативу, живую мысль подчиненных. Это тормозит жизнь полка, приводит Жогина к неминуемому краху.

Ему противопоставлен комбат Мельников — мыслящий, чуткий к солдатам офицер, относящийся творчески к любому вопросу.

События романа происходят в Приуральской степи. А. Рыбин хорошо знает людей и события, описываемые в произведении. Он сам служил в Советской Армии с 1937 по 1958 год, прошел путь от солдата до подполковника.

Рыбин — участник Великой Отечественной войны, награжден двумя орденами Красной Звезды и медалями. Член Союза писателей.

---

— Вижу, — сказал Мельников.

— Хиба це дило?.. Солдат целится, а станок оружие держит.

— Согласен, приспособление не очень совершенное. А что вы придумали?

Зозуля выдернул карандаш из пальцев и помахал им над столом, застенчиво улыбаясь.

— Хотите освободить оружие от станка? — догадался Мельников. Солдат согласно кивнул головой. — Каким же образом?

Зозуля придвинул к комбату эскиз, где был изображен карабин с прикрепленной к нему коробкой. От коробки к мишени тянулась пунктирная линия. Ткнув карандашом в эту линию, солдат сказал:

— Це луч, товарищ подполковник.

— А это? — спросил Мельников, показывая на коробку.

— Фотоприбор. Як луч его попадает в цель, зараз там вспышка получится.

— Значит, пуля в мишени?

— Так точно, товарищ подполковник.

Зозуля даже вздохнул от удовольствия, и глаза его засверкали радостью. Мельников задумался.

— Интересная, кажется, мысль... А фотодело-то вы знаете хорошо?

— Я на фотозаводе робив. Ремесленное училище там кончил.

— Так, так. Все понятно. А зачем же эскизы под постель прятать?

Солдат стыдливо зарделся.

— Идею свою скрываете, что ли?

— Ничего не скрываю, — ответил Зозуля. — Старшина все рвет и выбрасывает. Не позволю, каже, мусор тут разводить разный. Куда ни заховаю, везде находит.

«Да-а-а, — задумался Мельников, — придется поговорить со старшиной серьезно». Но тут в канцелярию вбежал извещенный, вероятно, дежурным командир роты старший лейтенант Буянов. Круглолицый, курносый, он походил скорее на школьника, чем на офицера. Представляясь комбату, старший лейтенант так высоко задрал короткий подбородок, что даже побагровел от напряжения. Зозуля понял, что ему лучше всего не присутствовать при разговоре офицеров. Он собрал со стола свои эскизы, попросил разрешения выйти и быстро исчез за дверью. Проводив солдата недобрым взглядом, Буянов сразу же принялся объяснять:

— Муки одни с этим Зозулей, товарищ подполковник. Строит из себя Архимеда, а сам первый нарушитель порядка. Вечно у него в тумбочке бумаги, под матрацем бумаги, в карманах бумаги. Уже командир полка мне за него разнос устраивал. Говорит, что это у вас — боевая рота или конструкторское бюро?.. Не знаю, что делать. Придется серьезно наказывать.

— Наказывать, говорите? — спросил Мельников. — А если Зозуля действительно ценный прибор изобретает? Что тогда?

— Если ценный, то другой разговор будет, — ответил Буянов, упорно сохраняя прежнюю позу. Со стороны казалось, что поднятый кверху подбородок его стоит на невидимой подпорке. Мельников помолчал немного, потом сказал твердо и решительно:

— Плохо, товарищ командир роты.

— То есть... Как понимать?

— А вот как. При ваших нынешних порядках эскизы Зозули попадут в мусорный ящик, а завтра их подберет враг. Он создаст по ним новый прибор, а мы с вами будем разводить руками и удивляться, почему, дескать, у нас такого нет.

Буянов хотел что-то сказать, но только пошевелил губами и переступил с ноги на ногу. Внимательно следя за его движениями, Мельников продолжал:

— Не понимаю. На вид вроде серьезные люди, а такое допускаете да еще солдата вините. Ну что он сделал? Схемы под. матрац спрятал?

— Разве только под матрац? — сказал Буянов, не теряя надежды убедить комбата в правоте своих слов. — Он везде сует эти бумаги. Даже на занятия таскает.

— А почему?

— Не знаю. Такой уж неисправимый человек.

— Э нет, не согласен, — заметил Мельников. — Надо получше присмотреться ко всему этому. Только спокойно, терпеливо. А сейчас вот что: все схемы его сложите в сейф или шкаф и храните, как важные документы. В свободное время пусть он берет их, работает, а затем опять на место.

— Слушаюсь, — тише прежнего произнес Буянов. Подбородок его словно соскочил с подпорки. По всему было видно, что неожиданное распоряжение комбата обескуражило старшего лейтенанта, заставило его задуматься.

Перед уходом Мельников посоветовал Буянову:

— Со старшиной Бояркиным вы сами поговорите. Пусть дисциплину требует, а эскизы не рвет и не кричит на всю казарму. Крик — это плохой признак.

В коридоре, когда Мельников, миновав дневального, подошел к выходу, его догнали сержант и два солдата:

— Товарищ подполковник, мы насчет Зозули. Разрешите?

Мельников остановился.

— Что случилось?

— Ничего не случилось, товарищ подполковник. Мы хотим сказать...

Тут вперед вышел суховатый, чернолицый, с покатыми плечами сержант и объяснил:

— Мы хотим сказать, что Зозуля может большую пользу дать армии.

— Возможно, — согласился Мельников. — Все зависит от его упорства.

— Он упорный, — продолжал сержант. — Только помощи ему нет ни от кого.

— Помощи? — переспросил комбат.

— Ну да.

— Это верно, без помощи с таким делам не оправиться. Ну ничего, поможем. Фамилия ваша как? Сержант вытянулся, громко ответил:

— Мирзоян.

— Он секретарь комсомольской организации, — подсказал один из товарищей. Другой вставил деловым тоном:

— Мы уже на собрании говорили о Зозуле.

— Это совсем хорошо, — оживился Мельников. — Значит, комсомол за творчество? Правильно. Я тоже.

Солдаты переглянулись, и по их лицам скользнули довольные улыбки.

5

Сразу же после завтрака Мельников уехал на стрельбище. Несмотря на сильный дождь, пробыл там более трех часов. В штаб вернулся вымокшим и недовольным. Проходя в свою комнату, сказал дежурному офицеру:

— Попросите ко мне майора Степшина.

Мельников всегда говорил «попросите». Ему казалось, что слово «вызовите» чрезмерно подчеркивает и без того понятное всем право командира повелевать. К тому же долголетняя служба в армии убедила его, что излишний приказной тон не всегда прибавляет силу отдаваемому распоряжению, а подчас даже мешает подчиненному выслушать и правильно понять слова командира.

Войдя в комнату, Мельников снял фуражку и размашистым движением стряхнул с нее воду. Густой веер брызг шумно хлестнул по чистому дощатому полу.

Затем он снял плащ и только теперь почувствовал, что китель на спине промок и вместе с рубашкой прилип к телу. Поеживаясь и вздрагивая, подполковник достал из планшетки план стрельбища, расстелил его на столе и начал рассматривать пометки, сделанные красным карандашом при осмотре огневых позиций.

В дверь постучали.

— Прошу, — отозвался Мельников, поправив ладонью густые волосы. Вошел Степшин. Пригласив его сесть поближе к столу, комбат неторопливо сказал:

— Ну вот, посмотрел, как люди готовятся к стрельбе. Признаться, не удовлетворен. Плохо готовятся. Много упрощений. Карикатура на боевую стрельбу получается.

У Степшина от удивления брови поползли вверх, а узкие губы недовольно вытянулись вперед.

— Да, да, — повторил Мельников уже громче. — Упрощенно учим солдат стрелять.

— А именно? — опросил майор, искоса посматривая на красные пометки в плане.

— Скажу, что именно. Однообразие в обстановке, особенно в роте Крайнова.

— Я не понимаю, товарищ подполковник. При выполнении такой сложной задачи и вдруг однообразие? Ведь с разных положений солдат стреляет. Здесь при всем желании...

— Теоретически вроде так, — вздохнул Мельников, доставая из планшетки карандаш. — А практически иное получается. Смотрите.

Степшин поднялся с места и склонился над планом стрельбища.

— Вот окоп, — оказал Мельников, остановив карандаш на кривой жирной линии с короткими зубчиками. — Отсюда солдат должен стрелять по грудной мишени. И эту самую мишень показывают ему все время в одном и том же месте. Ну где мы такого глупого противника встретим?

Степшин промолчал. Он понимал, что каждым своим словом подполковник обвиняет его, хотя и делает это деликатно.

— Теперь о стрельбе с ходу, — продолжал комбат ровным голосом. — Какой, по-вашему, темп движения должен быть у солдата?

— Конечно, медленный, — не задумываясь, ответил Степшин.

— Правильно, замедление необходимо. Но нельзя забывать, что это атака, что впереди противник. А Крайнов забыл об этом. Его люди не в атаку идут, а словно по парку гуляют. Да чуть ли не по пять минут стоят прицеливаются. Что это, не примитив?

Степшин молчал, прищурив злые желтоватые глаза. С губ его, казалась, вот-вот сорвутся недружелюбные слова: «Оно, конечно, можно искать недостатки в готовом. Это легче, чем своими руками все делать».

Мельников понимал майора, но старался не показывать виду, говорил тоном человека, твердо знающего, что он хочет. При этом рука его с красным карандашом продолжала ползти по пестрому полю плана.

— А знаете, что пулеметчики придумали? — опросил он, сделав небольшую паузу. — Они даже точки для стрельбы оборудовали. Подбегай, ставь пулемет на готовую площадку и спокойно постреливай. Вот мудрецы! А мишени как показываются? Если надо держать семь-десять секунд, их держат двадцать и больше. К тому же кое-где театральную декорацию создали: позади мишеней с холмиков дерн счистили. Все как на ладони. Чудесно. Не учеба, а детская игра. Честное слово. — Мельников бросил карандаш на план, выпрямился и посмотрел на Степшина. — Что вы скажете?