Анатолий Рыбин - Люди в погонах

• Название: Люди в погонах
• Автор: Анатолий Рыбин
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1966

Анатолий Гаврилович Рыбин — автор книг «На холмах», «В степи», «Скорость».

В 1960 году вышел в свет его роман «Офицеры», который впоследствии был переиздан Воениздатом под названием «Люди в погонах». Данное издание книги дополнено и переработано автором.

В романе «Люди в погонах» А. Г. Рыбин описывает жизнь мотострелкового батальона в послевоенные годы. В центре произведения — два героя, как бы олицетворяющие два начала.

Командир полка Жогин — в прошлом заслуженный воин — зазнался, перестал учиться, потерял чувство обстановки, и это привело к тому, что он вольно или невольно глушит инициативу, живую мысль подчиненных. Это тормозит жизнь полка, приводит Жогина к неминуемому краху.

Ему противопоставлен комбат Мельников — мыслящий, чуткий к солдатам офицер, относящийся творчески к любому вопросу.

События романа происходят в Приуральской степи. А. Рыбин хорошо знает людей и события, описываемые в произведении. Он сам служил в Советской Армии с 1937 по 1958 год, прошел путь от солдата до подполковника.

Рыбин — участник Великой Отечественной войны, награжден двумя орденами Красной Звезды и медалями. Член Союза писателей.

---

Мельников остановился, уперся руками о стол, и мысли его мигом перенеслись в Москву, на Петровку, к трехэтажному старинному дому с узким парадным. Там, у этого парадного, когда-то встречала его Наташа — еще студентка. Едва закончив занятия в академии, он торопился к ней. Иногда, случалось, опаздывал. Девушка терпеливо ждала, немного обижаясь: «Знаю, знаю, внеочередная консультация».

Но обида не жила долго в ее глазах. Они быстро светлели, наполнялись веселым лукавством.

Вначале Мельников считал Наташу бесхарактерной.

— Ты бы хоть разозлилась на меня, что ли, — сказал он как-то, взяв ее за руки. Она приняла нарочито томную позу и отшутилась:

— Я фея сирени из балета «Спящая красавица», передо мной зло отступает.

Ему понравился ее ответ, и он тоже стал называть ее феей. Позвонит, бывало, по телефону на квартиру:

— Ну как ты там, фея, готова? Через полчаса начало.

И в трубке слышится радостный звенящий голосок:

— Уже, уже, Сережа, бегу.

Однажды, гуляя в Измайловском парке, он сказал ей в шутку:

— Ты совсем какая-то безоблачная.

Наташа рассмеялась, потом спросила с девичьей наивностью:

— А правда хорошо, когда небо синее-синее?

— А если гроза? — заметил Мельников, многозначительно посмотрев на девушку. Она ответила смущаясь:

— Я на грозу не смотрю и уши закрываю. А в детстве всегда под подушки пряталась. Зароюсь и лежу ни жива ни мертва, а дома все смеются.

И как раз в тот день застала их в парке гроза. Она подкралась из-за деревьев. А когда между верхушками сосен тонким шнурком повисла молния, туча была уже над головой.

— Бежим скорей! — заторопилась Наташа. Мельников удержал ее:

— Во время грозы бегать нельзя, убить может. К тому же до укрытия далеко, не успеем.

— А под деревья!

— Тоже нельзя.

— Ой, верно, — согласилась Наташа, прижимая руки к груди и часто дыша. Мельников улыбнулся и взял ее за локоть.

Издали донесся глухой шум дождя. Он быстро нарастал. И вдруг на утоптанную дорожку словно кто-то опрокинул сети с мелкой рыбой. Она рассыпалась, затрепетала, поблескивая серебристой чешуйкой.

Мельников снял китель и бережно укрыл плечи девушки. В этот момент дождь хлынул с такой силой, что они оба остановились и закрыли глаза.

Дальнейшее произошло само собой. Сначала в ладонях Сергея оказались Наташины локти, маленькие, круглые и чуть-чуть вздрагивающие при каждом ударе грома. Потом виска его коснулась мокрая прядка ее волос. Он обнял Наташу за плечи, прильнул к ее губам и сразу забыл обо всем: и о том, что стоят они под проливным дождем и что каждую минуту на дорожке парка могут появиться люди. Весь мир, казалось, на мгновение уплыл куда-то, оставив их вдвоем под зеленым шатром высоких сосен.

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Мимо пробежали две девушки, размахивая туфлями и озорно шлепая босыми ногами по лужам. Оглянувшись дважды, девушки громко рассмеялись. Наташа догадалась, что они увидели ее в объятиях Сережи, и отбежала в сторону.

Выглянуло солнце, яркими желтыми пятнами брызнуло на потемневшую от дождя дорожку. Сильно запахло травой, хвоей. Деревья стали будто стройнее и выше. Скинув китель, Наташа поправила волосы.

— Сердишься? — спросил Мельников. Наташа посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Затем она перевела взгляд на спокойные верхушки сосен и ласково прошептала:

— Смотри, как хорошо там.

Она долго стояла и любовалась соснами. Вся ее легкая и гибкая фигурка была трепетной, воздушной. Сергей не отводил от нее взгляда. Потом он взял Наташину руку в свои ладони и сказал:

— Знаешь что? Давай вот так навсегда?..

Она опустила ресницы, задумалась.

— Ну, говори, согласна? — торопил ее Мельников, не выпуская руки.

— Не знаю, — ответила она тихо. — Дай подумать...? — А подумав, сказала: — Вот если бы сейчас увидела нас моя мама, пришлось бы вызывать к ней скорую помощь.

— Почему?

— Не велит дружить с военными.

— Это какой-то предрассудок.

Наташа промолчала. На ее щеках выступил румянец.

...Сейчас все эти воспоминания остро жгли сердце Мельникова. А в голове зрела мысль: «Вот когда гроза-то нависла серьезная. От нее под подушками не укроешься».

Он подошел к окну. За небольшим, утонувшим в приречной впадине леском лежала степь, серая, унылая. Казалось, нет ей конца и края. Только мчавшийся вдали поезд немного оживлял зализанную ветром и дождями равнину. «Наташа, пожалуй, права, — раздумывал Мельников. — Местечко здесь, конечно, не из веселых...»

Вернувшись к столу, он стал дочитывать письмо, строчки которого становились мельче и загибались то книзу, то кверху:

«Еще должна тебе сообщить, что наша милая дочурка перенесла страшный грипп. Я так боялась за нее. Но не пугайся, все уже позади. Поправляется. Вечерами хожу с ней на Петровский бульвар».

— Что за напасти! — Мельников стиснул руками голову. Чувство горькой досады сжало ему сердце.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

В полк приехал генерал Павлов. Почти весь день ходил он по ротам, учебным полям, смотрел, как проводятся занятия, беседовал с людьми. Голос у него был под стать высокому росту — басовитый и сильный. Но говорил он все время сдержанно, спокойно. Заметит какой-нибудь недостаток, посмотрит на Жогина, потом на других офицеров и скажет: «Нехорошо получается, товарищи», или «Странно все это видеть у вас», — и пойдет дальше.

Жогин неотступно следовал за генералом. Когда тот делал замечания или отдавал распоряжения, полковник немедленно доставал из кармана блокнот и старательно записывал. Каждую строчку он подчеркивал одной или двумя жирными линиями, показывая тем самым, что на все записанное будет обращено самое серьезное внимание.

Там, где комдив был доволен действиями людей или состоянием техники, Жогин сразу прятал блокнот в карман и высоко поднимал голову, ожидая похвал. Но каждый раз обманывался: вместо похвал следовали обычные спокойные слова: «Ну вот, правильно» или «Тут, кажется, лучше».

Кирилл Макарович Павлов был необычайно уравновешенный человек. В дивизии никто еще не слышал, чтобы он повысил на кого-нибудь голос или проявил нервозность. Однажды на учениях командующий войсками округа сказал ему откровенно: «Должен заметить, генерал, что вы обладаете завидной выдержкой». — И шутя спросил: «Поделитесь опытом, как вы приобрели ее?»

Павлов только пожал плечами. Действительно, ответить на такой вопрос было трудно. Биография Кирилла Макаровича мало чем отличалась от биографий других генералов его возраста. Вышел он из семьи луганского рабочего-литейщика. Сначала собирался пойти по стопам отца, потом попал в армию. Военным делом овладевал он в школе младших командиров, артиллерийско-минометном училище и академии.

Сам же Кирилл Макарович говорил, что прошел он две академии: Московскую и фронтовую. Война была для него, как и для многих других офицеров, большой, суровой школой. Начав с командира дивизионной разведки, он за три года вырос до начальника разведки армии. За это время ему пришлось испытать многое. Часто ходил он в глубокий тыл врага. Однажды такая вылазка длилась более двух недель. Были моменты, когда гитлеровцы, запеленговав радиостанцию, сжимали смельчаков плотным кольцом. И все-таки они выходили из кольца невредимыми.

Там, в сложной и опасной обстановке, где каждое опрометчивое решение могло погубить людей и дело, вероятно, и приобрел будущий генерал такую завидную выдержку.

Но как бы там ни было, а сейчас спокойствие и рассудительность генерала не нравились Жогину. И потому он втайне не переставал жалеть о старом комдиве. Разве тот оставил бы в покое Мельникова за срыв таких ответственных стрельб? А Павлов даже голоса не повысил при разговоре с комбатом. Как будто ничего особенного и не произошло. «Ну, что же, — успокаивал себя полковник, — я сам поставлю на место этого Мельникова. У меня сил и прав хватит».

Перед отъездом из полка Павлов зашел в кабинет Жогина. Не раздеваясь, присел возле стола и сказал задумчиво:

— Значит, подкачал первый со стрельбами. Хвалили, хвалили вы его, а, выходит, зря.

У Жогина заныло в груди. Он поежился, будто от холода, и стал запальчиво объяснять:

— Батальон не виноват. Я, товарищ генерал, батальон знаю, как самого себя. Тут налицо работа Мельникова. Мне вполне понятен его поступок. Я уже докладывал вам. Он хочет показать, что батальон якобы ничего не стоит, а потом, как водится у таких людей, все достижения приписать себе, завоевать, так сказать, легкую славу.

Павлов положил на стол руки, тихонько пошевелил пальцами и, прищурив умные глаза, спросил:

— А не слишком ли большое обвинение?

Жогин вдруг поднялся со стула.

— Сидите, пожалуйста, — сказал генерал, оторвав от стола руки. — Я не утверждаю. Нет для этого оснований. Однако торопиться с выводами не следует. На меня Мельников не произвел такого впечатления.