Гарднер Дозуа - Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

• Название: Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
• Автор: Гарднер Дозуа
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02106-4

Новая антология мировой научной фантастики под редакцией Гарднера Дозуа представляет лучшие образцы жанра. Впервые на русском языке!

Для тех, кто готов покорять бескрайние просторы Вселенной и не боится заблудиться в закоулках виртуальной реальности, Питер Ф. Гамильтон и Вернор Виндж, М. Джон Гаррисон и Кейдж Бейкер, Стивен Бакстер и Пол Ди Филиппо, а также многие другие предлагают свои творения, завоевавшие славу по всему миру. Двадцать восемь блистательных произведений, которые не оставят равнодушными истинных ценителей — «Science Fiction».

---

— Может, мирмидоняне? — перебил его учитель. — Это были…

— Нет-нет, это не те! — ответил Голеску. — Племя, о котором я говорю, было воплощенным ужасом, понимаете? Четверорукие великаны, наделенные устрашающими челюстями и сверхчеловеческой мощью, которых Озирис поставил охранять тайны своего храма! Верная смерть ждала каждого, кто осмеливался приблизиться к священным пределам! Я понятно излагаю? Но, к счастью для меня, за минувшие тысячелетия эта раса почти полностью вымерла. И в самом деле, кто вышел на подгибающихся ногах бросить мне вызов, когда я подобрался к таинственному храму, — кто, как не последний из людей-муравьев? К тому же эта особь имела столь явные признаки вырождения и слабости, что мне хватило ничтожнейшего усилия — и враг был сокрушен. Так вот, когда я стоял во всем блеске света древней луны, триумфальной пятою попирая выю несчастного, в сердце моем пробудилась жалость к бедному поверженному созданию.

— А бобы при чем? — спросил сын полицейского.

— Сейчас-сейчас! Терпение, мой юный господин. Поэтому я не убил его, хотя мог сделать это с легкостью. Вместо этого я перешагнул через жалкое существо и ступил в запретное святилище Озириса. И, высоко подняв фонарь, что увидел я, как не грандиозное изображение самого бога, но не это оказалось величайшим чудом! О нет — на стенах святилища, от пола до потолка, от стены к стене были начертаны словеса! О да, словеса на древнеегипетском языке, странные картинки — птички, змейки, всякие разности. К счастью, мои глубочайшие познания позволили мне прочесть написанное. И что же это было? Молитвы? Нет! Древние заклинания? О нет, мои добрые слушатели! Это были не больше не меньше как медицинские рецепты! Ибо, как вам, возможно, известно, Озирис был главным египетским богом-целителем. Там были тайные снадобья, способные излечить любой недуг, какой ни постигнет несчастное человечество! И что же я сделал? Я торопливо вытащил записную книжку и принялся переносить на бумагу словеса, чтобы вернуть рецепты человечеству на благо всем нам. И вот я писал, все быстрее и быстрее, но стоило мне взглянуть на последний рецепт — который, если бы я получил его, затупил бы кошмарную косу самой Смерти, — но тут я услышал зловещий рокот. Фонарь начал искриться и гаснуть. Подняв взгляд, я увидел, что идол Озириса трепещет на своем постаменте. Откуда мне было знать, что мои нечестивые ноги, ступившие под своды храма, привели в действие страшное проклятие! И теперь храм должен был погубить сам себя! Я бежал, предусмотрительно сунув записную книжку в карман, и остановился лишь затем, чтобы подхватить последнего мирмидианца, скорчившегося у порога. Я весьма силен и с легкостью доставил его на корабль, и нам удалось отплыть прежде, чем храм Озириса обрушился с грохотом, подобным грохоту тысяч молочных фургонов! И мало того — сам остров раскололся на сотни тысяч обломков и навеки погрузился под прожорливые волны!

Голеску отступил на шаг, чтобы оценить, какое впечатление произвела его речь на публику. С удовлетворением отметив, что вниманием слушателей ему удалось завладеть целиком и полностью и что все больше и больше горожан сбегаются и пополняют толпу, он подкрутил усы.

— А вот теперь, детки, вы все узнаете про бобы. Пока мы плыли к нашему убежищу, я направил все усилия на то, чтобы приручить последнего из мирмидианцев. С моим блестящим образованием это оказалось нетрудно. Я обнаружил, что хотя по сравнению со своими ужасными предками он был хил и слаб, тем не менее у него сохранились отдельные свойства муравья! Да-да, и, в частности, их поразительная способность считать бобы и горошины!

— Минуточку, — вмешался учитель. — Муравьи не умеют считать.

— Вы ошибаетесь, любезный господин, — возразил Голеску. — Кто же не помнит историю об Амуре и Психее? Любой образованный человек знает, как царевна была наказана за чрезмерное любопытство: ее заперли в комнате, где лежала груда бобов вперемешку с просом, и велели все пересчитать, не так ли? И кто же пришел к ней на помощь? Вот именно — муравьи! Потому что она была осмотрительна и в свое время не наступила на муравейник или что-то в этом роде. Поэтому проворные малыши аккуратно разобрали бобы и просо, а заодно и пересчитали их. И это, друг мой, известно из классической литературы. Об этом писал Аристотель — и кто мы такие, чтобы с ним спорить?

— Но… — начал было учитель.

— А теперь, — перебил Голеску, отодвигая занавес и открывая взглядам гроб, который был помещен на специальную подставку, удерживающую его вертикально, — вот он! Усладите свои жаждущие взоры! Итак, последний из мирмидианцев!

И он широким жестом отбросил крышку.

Эмиль, облаченный в черный костюм демоненка, дополненный парой набитых соломой рук, и в черный капюшон, к которому были приделаны два длинных проволочных усика, взглянул на яркие огни рампы. И взвизгнул от ужаса.

— Э-гм… Да! — Голеску захлопнул крышку, прищемив при этом один усик. — Однако вы имеете возможность насладиться созерцанием этого существа в его естественном состоянии лишь, скажем так, краткий миг, поскольку… поскольку мой пленник, при всей своей слабости, сохранил способность поджигать предметы одной лишь силой взгляда! К счастью, я придумал, как всех нас обезопасить. Минутку…

Толпа зашумела, и Голеску задвинул занавес. Стоявшие поближе видели его ноги, некоторое время бегавшие туда-сюда. Они слышали краткий загадочный стук и негромкий вскрик. Занавес снова распахнулся.

— Итак… — повторил Голеску. — Перед вами — последний из мирмидианцев!

Он снова открыл крышку. На этот раз Эмиль не стал кричать, поскольку укрылся за очками. Несколько мгновений толпа молчала, а потом отдельные зрители начали хихикать.

— Ах, так вы думаете, он слаб? Вы думаете, он безобиден? — спрашивал Голеску, изображая надменную улыбку. — Но только представьте себе, какие у него невероятные способности к вычислению! Эй, мальчик, подойди сюда. Да-да, ты. — Он нагнулся, ухватил ближайшего мальчугана с кувшином и втащил его на помост. — Знаешь ли ты — только не говори мне, ладно? — сколько в точности зерен в твоем кувшине?

— Да, — ответил мальчик, моргая от яркого света факелов.

— Ага! А теперь, добрые люди, скажите — есть ли здесь родители этого ребенка?

— Это мой сын! — крикнул цирюльник.

— Великолепно! А есть ли среди присутствующих полицейский?

— Я, — сказал капитан полиции, делая шаг вперед и глядя на Голеску с несколько неприятной улыбкой.

— Превосходно! А теперь, мой мальчик, не будешь ли ты так добр шепнуть на ухо этому доблестному стражу порядка… я сказал — шепнуть!., точное число бобов в твоем кувшине?

Сын цирюльника послушно подошел к краю помоста и шепнул что-то на ухо капитану полиции.

— Восхитительно! А теперь, бравый полицейский, не будете ли вы столь любезны записать число, которое вам только что сообщили? — произнес Голеску, слегка потея.

— Охотно, — отозвался капитан полиции и, вытащив записную книжку, сделал в ней пометку.

Он подмигнул публике — как-то особенно холодно и по-ящеричьи.

— Очаровательно! — сказал Голеску. — А теперь, с вашего позволения… — Он взял у сына цирюльника кувшин бобов и подержал его в свете факелов, потом поднес к лицу Эмиля. — О последний из мирмидианцев, взгляни на этот кувшин! Сколько в нем бобов?

— Пятьсот шесть, — проговорил Эмиль слабо, но вполне внятно; публика затаила дыхание.

— Сколько?

— Пятьсот шесть.

— Ну, мой любезный господин, какое число вы только что записали? — сурово спросил Голеску, разворачиваясь лицом к капитану полиции.

— Пятьсот шесть, — ответил тот, недобро прищурясь.

— И так оно и есть! — объявил Голеску, вручая кувшин владельцу и незаметно спихивая его с помоста. — Давайте раздобудем новые доказательства! У кого еще есть кувшин?

Ему поднесли полдюжины кувшинов, и дети принялись истошно вопить, чтобы оказаться на сцене следующими. Хрюкнув от напряжения, Голеску втащил на помост еще одного мальчика.

— А ты кто? — спросил он.

— Это мой сын! — отозвался капитан полиции.

— Хорошо! Сколько у тебя бобов? Скажи папочке! — воскликнул Голеску, а когда мальчик шепнул что-то отцу на ухо, добавил: — А теперь запишите это число!

Он выхватил у мальчика кувшин и снова поднес его к Эмилю:

— О последний из мирмидианцев! Сколько здесь бобов?

— Триста семнадцать, — сказал Эмиль.

— Ты уверен? Ведь кувшин гораздо больше!

— Триста семнадцать, — повторил Эмиль.

— А какое число вы только что записали, мой любезный господин?

— Триста семнадцать, — признался капитан полиции.

— Я спрятал в середину луковицу, — гордо заявил его сын, и стоило Голеску отправить мальчика обратно в толпу, как капитан полиции немедленно влепил отпрыску подзатыльник.