Родриго Кортес - Часовщик

• Название: Часовщик
• Автор: Родриго Кортес
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19356-1

Во всем Арагоне, во всей Кастилии нет часовщика искуснее Бруно Гугенота. Он настолько преуспел в своем мастерстве, что дерзнул бросить вызов самому Создателю, решив взять и повернуть ход времени. И немудрено, время действительно неспокойное: повсюду рыщут шпионы, вынюхивая очередного еретика, чтобы оттащить его на костер.

Время, считает Бруно, течет в какие-то совсем уж мрачные дебри… Надо чуть-чуть подправить: поменять шестерни, затянуть пружину, перевести стрелки… И вот уже пошло другое время — полегче, повеселее…

Но, увы, не менее кровожадное, чем прежнее. И Бруно предстоит очень скоро убедиться в этом…

---

— Вы в своем уме? — пытался образумить их Амир. — Вы посмотрите, что они творят!

Некогда цветущая Гранада — главный центр искусств и наук полуострова — и впрямь была полна беззаконием. Бесчисленные войска Изабеллы немыслимо быстро заняли эмират, и сопровождающие каждый отряд Комиссары первым делом насильно окрестили жителей, сожгли библиотеки и всех, кто знал, что было написано в уничтоженных книгах.

Когда Амир по делам заехал в столицу, его университет был пуст, разграблен и загажен, а на циферблате башенных часов вместо изящных арабских цифр были грубо наклепаны примитивные, как насечки дикаря, палочки римских. И на каждой улице группами по пять-шесть человек стояли солдаты Короны, а почти на каждом перекрестке свисал с черного столба обуглившийся труп.

Причем, как сообщали разбогатевшие на войне контрабандисты, в Арагоне дела обстояли еще хуже. Говорили, что магометанам запрещено разговаривать с крещеными сородичами. Что всем, кто не принял христианство, запретили все сколько-нибудь достойные ремесла, и осталось одно — самая грязная, самая черная работа. Но что там происходит в точности, толком не мог объяснить никто.

— Все, последнюю партию тканей в Мурсию закину — и на первом же корабле в Истанбул! — клялись контрабандисты. — Здесь жизни все равно не будет.

И однажды Амир пересчитал оставшиеся от отца деньги и решил, что более тянуть нельзя.

Решение пришло мгновенно — как только Томазо усвоил ключевую идею. Не теряя времени, он съездил к Генералу, обсудил с ним основные черты будущих закрытых поселений, и через неделю все завертелось.

Для полноценной изоляции следовало первым делом вырвать иноверцев из общественного механизма. Поэтому Томазо подготовил для Короны указ о запрете евреям всех дающих доход и уважение профессий — медика, хирурга, купца, цирюльника и кабатчика. С морисками, учитывая еще не законченную войну, поступили еще жестче; фактически они могли работать только за медь. Всякого, у кого бы нашли серебряную или золотую монету, можно было заподозрить в торговых операциях с драгоценными металлами, а для них это было подсудным делом.

Как морисков, так и евреев было решено изолировать прямо в их кварталах и селениях. Туда и согнали всех, кто до того жил отдельно, и тут же обтянули выделенные участки земли веревкой с намотанными через несколько шагов кусками желтых тряпок. Затем выгнали иноверцев с лопатами на закладку рва, и через три-четыре недели еврейские «юдерии»[32] и магометанские «морерии»[33] начали работать.

— Неплохо… — оценил результат выехавший для ревизии Генерал. — Молодец, Томас, хвалю.

— Думаю, за два-три года мы еще и стены поставим, — гордясь действительно хорошо сделанной работой, пообещал Томазо.

Впрочем, уже сейчас юдерии и морерии работали, как часы. Утром ворота открывались, и неверные имели право выйти в город в поисках заработка. В полночь ворота закрывались, и все, кто не успевал вернуться в срок, платили штраф.

Как оказалось, идея настолько понравилась Папе, что в считанные месяцы подобные закрытые поселения появились и в богатой мирной Италии, и в разоренной войнами нищей голодной Франции.

— Папа очень доволен, — на первом же Совете сообщил Генерал. — Я думаю, нашего Томаса следует повысить…

Высокородные члены Совета стиснули под столом кулаки, заиграли желваками, но возразить даже не попытались. И только после Совета, когда они остались вдвоем, Генерал вытащил из железной шкатулки еще одно послание наместника Христа.

— Прочитай очень внимательно, и не дай бог тебе хоть в чем-нибудь отступить от его рекомендаций!

Томазо впился глазами в текст. На нескольких листах с ревнивой дотошностью Папа излагал то, что волновало Его Святейшество более всего. Отныне и навсегда еврейкам запрещались платья из парчи, шелка, тонкой шерсти и даже просто качественного полотна. Запрещалась также бархатная или парчовая отделка и любая одежда оливкового цвета.

— Значит, это правда?! — не выдержал Томазо.

Генерал только развел руками.

Это была старая, обросшая домыслами история. Говорили, что, когда Папа был совсем еще молодым, некая еврейка, одетая в платье благородного оливкового цвета, нагло отбила у него мужчину. С тех самых пор Папа ни евреек, ни самого этого цвета не переносил — до истерик.

— Сделаем, — решительно кивнул Томазо и снова углубился в текст.

Далее Его Святейшество мстительно запрещал этим бесстыдницам украшать себя золотыми брошками и нитями жемчуга — как на шее, так и вокруг головы, а также носить мавританскую бижутерию, юбки из нити bermeia ну и, разумеется, пальто с высоким воротником.

— Ну, за бабами следить я ребятам из Лиги поручу, — пробормотал Томазо. — Эту братию… хлебом не корми…

Генерал, соглашаясь, кивнул.

— Кстати, как там у тебя с евангелистами? Все никак?

Томазо лишь развел руками. В самом начале кампании он подключил ребят из Лиги, и те всеми силами поддерживали бойкот произведенных еретиками товаров. Предполагалось, что евангелисты дрогнут и покаются. Однако еретики просто сбрасывали цены до себестоимости, и качественный товар евангелистов не просто уходил — улетал!

Церковь нажала еще сильнее! И все стало еще хуже. Евангелисты оказались в положении вероотступников, а потому после двух-трех взысканий и получения статуса рецидивиста каждого из них ждал костер. Понятно, что они просто побежали. Томазо связался с ведущими таможенные дела инквизиторами, распорядился усилить посты, но все без толку. Даже ремесленная элита — часовщики предпочитали уйти в дикую горную Швейцарию, нежели сдаться и всю жизнь, строго раз в неделю исповедоваться какому-нибудь «каплуну».

— Не нравится мне это, — честно признал Томазо. — Мы так пятую часть ремесленников потеряем. У нас уже флот строить некому — всех мастеров эти дураки из Трибунала пожгли! Я и охнуть не успел…

— Дело Веры на полпути не бросишь, — углом парализованного рта — то ли печально, то ли иронично — улыбнулся Генерал. — Сам должен понимать.

Как только поездки прекратились, а сеньора Томазо оставили в Сарагосе, Бруно получил все. Но Часовщик не торопился и сначала просто ходил за патрулями Лиги, отлавливающими нарушителей нового закона.

Легионеры отнеслись к порученному Делу Веры ревностно. Останавливали всех встречных евреек, тут же в назидание другим срывали с них броши и бусы, отрывали воротники от пальто, замеряли ширину рукава и немедля распарывали в клочья, если скроенный по моде рукав превышал две ладони в ширину. А в конце, награждая визжащих евреек оплеухами, заглядывали под юбки. Смысла этого действия никто объяснить не мог, но качество женских чулок почему-то имело для Дела Веры решающее значение.

Сарацинам доставалось не меньше — особенно сельским. Бедолаги никак не могли взять в толк, почему им запрещено говорить на своем языке, носить свою одежду и приближаться к христианину, пока не позвали.

И только евангелистов, еще недавно ходивших по городу с нашитыми на груди и спине желтыми андреевскими крестами, день ото дня становилось все меньше. Понятно, что Лиге приказали выставить на дорогах посты, но вскоре и это стало всего лишь способом заработать. Бегущие в Швейцарию и Германию мастера не торговались и платили патрулям, сколько запросят.

И только когда нарушителей уже не осталось, Бруно с замирающим сердцем впервые вошел внутрь созданного по его проекту механизма — юдерию. И — Бог мой! — как же ему она понравилась! Чистенький, исполненный порядка квартал чем-то напоминал его родной город и одновременно — хорошо задуманные и грамотно исполненные куранты.

— Это можно было бы взять за основу всего, — потрясенно сообщил он сеньору Томазо. — Отличный шаблон!

— Не-ет… — рассмеялся тот, — нам нужен другой мир!

— Да, я знаю! — отмахнулся Бруно. — Но представьте это в виде часов: хорошая надежная рама — вокруг всего человечества! Жестко определенное место для каждого народа — так, чтобы никакого скрежета! Точно просчитанные обязанности людей-шестеренок! Правильно подобранные регуляторы хода в виде вождей и магистров! Разве это не прекрасно?!

Сеньор Томазо все еще улыбался, но Бруно видел: зацепило.

— Ты ведь что-то записываешь? — внезапно поинтересовался он.

— Да… записываю…

— Не дашь почитать?

Бруно замер. Добровольно принявший статус подмастерья Томазо Хирон хотел видеть чертежи — то, что не всякому мастеру можно показать.

— Дам.

Так было намного лучше, чем никак.

Амир переправился через Гибралтар на марокканском судне и прибыл в Африку поутру. В притихшей от перенесенных унижений и страхов толпе таких же, как он, беженцев двинулся в белеющий куполами мечетей город, но через полчаса на первой же развилке дорог их остановили солдаты.