Степан Янченко - Утраченные звезды

• Название: Утраченные звезды
• Автор: Степан Янченко
• Жанр: Детектив

Исчез СССР, круто изменилась привычная жизнь, начинают формироваться новые отношения, меняются взгляды героев повести на окружающую действительность, на прошлое страны и свое собственное.

---

— Видите, чтобы ответить на собственные мысли, надо с ними собраться, — робко засмеялся и проговорил:

— Я вдруг понял, что, то государство, которое нам строят либералы, вроде бы правовое, гражданское и социальное при господстве частного капитала есть самая настоящая туфта, протухшая брехня. В этом государстве мы лишены не только гражданских прав, а и гражданского достоинства. Вот неожиданное постижение этой правды меня и разволновало до потрясения души, — он внимательно посмотрел на Полехина и, заметив его спокойное внимание, подумал, что тот его не понимает, и решил пояснить:

— Не то, что мы живем в буржуазном государстве, потрясло меня и больно покорежило, этим нас медленно окуривали, как в душегубке, а то, что мне только теперь открылась обо всем этом правда.

Полехин внимательно и заинтересованно слушал откровение Петра Агеевича и очень обрадовался тому, что Петр открыл сам в себе. Не то, что Петр понял, в каком, государстве оказался, а то, что это открытие, это самопознание взволновало его. Взволновало открытие сути государства, в которое его вбросили, сути власти частного капитала, сути частной собственности вообще. И Полехин, проницательно посмотрев на Петра Агеевича, решил подвести его мысли к постижению именно сути не только буржуазного государства, а всей жизни в таком государстве. Он спросил:

— Ну, и отчего же тебя взволновало твое постижение правды?

— Лучше сказать, не само постижение правды, — воскликнул Петр, — а то, что я долго, можно сказать, по-глупому долго шел к своему постижению правды, — он с едким сарказмом улыбнулся сам над собой и сказал: — Не буду заглядывать далеко в советское время, которое нас не очень учило постигать советскую жизнь и ее общенародную сущность, — жили припеваючи и считали, что все пришло само собою и навсегда. Я глянул назад в тот день, когда вы меня спросили, почему я снял свою карточку с Доски почета. Оказывается, я снял с почета свое гражданское достоинство, какого мне в новом, капиталистическом, мире никогда не иметь.

Полехин молча посмотрел на Петра, как бы раздумывая над его словами или давая ему время самому еще раз вдуматься в свои слова, затем сказал:

— Видите, Петр Агеевич, скажу вам прямо: чтобы постигать и защищать свое гражданское достоинство, надо его заиметь, это достоинство, надо затем его понимать. А мы его в советское время не понимали, будто и не имели, то есть, что имели, не ценили, почему и не сплотились на защиту социализма.

Петр задумался на минуту и возразил:

— Не согласен с вами, Мартын Григорьевич, я в советское время три раза ездил за границу и там я очень понимал и по-настоящему его ценил. Я чувствовал в себе свое советское гражданское достоинство. Оттуда, из Франции, к примеру, мне вот эти наши каштаны виделись другими — родными, близкими, неповторимыми, как и сама наша социалистическая Родина, — он обвел взглядом каштановую аллею.

Деревья в своих шеренгах тесно сплелись сучьями, сгрудив листья вдоль аллеи в плотные шпалеры. Листья на шпалерах лениво шевелились, точно в полусне отмахивались от горячих солнечных лучей. Так же лениво над ними плыли небольшие округлые облака в высоком бледно-голубом небе.

Петр продолжал:

— А возвращался домой и все мои чувства гражданского достоинства как бы растворялись в нашей советской жизни, и я в ней плавал, как лягушка в парном молоке.

— С грудью, переполненной воздухом, тяжело дышится, — засмеялся Полехин, откидывая голову назад, отчего реденькие волосики на ней вздыбились. Потом он сказал:

— Так оно и было, Петр Агеевич, потому что вся атмосфера вашей жизни была насыщена вашим гражданским достоинством, этим человеческим величием, мы дышали этой атмосферой, поэтому не замечали того, какими драгоценностями владели. Вот что у нас отобрали, лишили не только гражданских прав, но и достоинств человеческих, — он замолчал и взглянул на Петра, словно ждал от него подтверждения своих слов, не дождавшись, положил свою руку на колено Петра, слегка потряс его, будто пробуждая, добавил:

— Я очень рад за вас, Петр Агеевич, что вы, как мне кажется, пришли к правильному убеждению. Оно, это убеждение, если оно пришло к вам в результате трудных поисков, поможет вам найти свою верную позицию и правильные ориентиры в жизни.

— А я ее нашел, свою позицию, твердо нашел, — с воодушевлением воскликнул Петр, весело глядя на Полехина.

— Ну, и какая же у вас позиция, можно узнать? — улыбнулся Полехин, дружественно улыбнулся, располагающе к откровению.

— А вот какая! Как-то — недавний вечер, слушаю по телевидению: президент просвещает и говорит, что раньше (это, конечно, при Советской власти) люди, дескать, жили в униженном состоянии, потому что им все надо было выпрашивать и вроде как унижаться перед чиновником. А вот сейчас — это при нем в либерально-демократическом государстве, в рыночных условиях — не надо ничего ни у кого выпрашивать — пошел куда надо и купил. Свобода личности! — Петр даже расхохотался, запрокинув голову, и посмотрел на Полехина сквозь выступившие слезы и затем саркастически добавил: — Куда еще больше свободы! Но по телевидению нет обратной связи, а так бы я ему сказал: Не пудри мне и всем людям, дорогим твоим россиянам мозги, как в свое время выражались демократы, или не вешай лапшу на уши, как сейчас говорят твои чиновники. Именно в настоящее время, при твоем либеральном правлении мы, трудовые люди, и терпим нечеловеческие унижения, неуважение личности. Так, Мартын Григорьевич?

— Так, Петр Агеевич, так, дорогой мой, — воскликнул Полехин и хлопнул Петра по плечу и внимательно, с проницательностью посмотрел Петру в лицо, словно желая просветить внутреннюю суть Петра Агеевича, потому как слова — еще не вся суть человека, как у того же президента, о котором он говорит.

Но Петр не понял проницательности взгляда Полехина. Простой рабочий человек он и есть простой человек, так как всегда прост и целен в своей человеческой сути, прост и целен, как сама природа со своей сменой дня и ночи. В главном у него слова никогда не отделяются от мыслей, а мысли от внутренней сути — любовь — так любовь, ненависть — так ненависть, правда — так правда, ложь — так ложь. Не потому ли человек прост, что открыт и искренен, честен и непринужден. Простой человек велик своей неподкупностью, он всегда истинен.

Петр разгорячился от своих слов, будто впрямь говорил с президентом, щеки его воспылали румянцем, польщенный Полехиным, он еще с большей горячностью и уверенностью говорил:

— Ежели президент сделал кивок в наше советское прошлое с ложным намеком, так это только указывает на то, что он есть ненавистник советского и того, что мы имели. А имели мы, простые люди, самое важное и самое для моей жизни главное — свободу и право требовать от государства и Советской власти, не выпрашивать и покупать на доллары, как он, президент, говорит, а требовать, потому что такая она у нас была, Советская власть, учила требовать от нее, а не просить. Трудовой народ сделал для себя Советскую власть не для того, чтобы просить, а — требовать, и требовал, а не просил. И мы требовали, как нас учили, требовали гарантированную работу и зарплату за труд, требовали отдых и полезные для здоровья занятия, требовали жилье и обеспечение нашей жизни, требовали для наших детей детство и обучение, защиты нашего здоровья и лечения в случае болезни, словом, требовали достойной и обеспеченной жизни. И все это требовалось не в порядке иждивенчества, как нас теперь размазывают, а в том порядке, как выстраивалась наша жизнь во имя человека, как нас учили Советская власть и Партия коммунистов. В этом, я считаю, и была наша свобода и даже честь, если хотите, — он заглянул в лицо Полехину с выражением гордости и радости, точно искал согласия и поддержки, и добавил:

— Я еще не родился, когда была Великая Отечественная война, но твердо уверен, что народ от Сталина требовал победы в войне, об этом и в песнях пелось, что нам нужна одна победа, а от себя народ обещал, что он за ценой не постоит. И на это требование Сталин не только отвечал, что победа будет за нами, а выполнил требование народа, потому что для всех была одна воля — воля Советской, народной власти, и все этой воле подчинялись. Конечно, не всегда в раз выполнялось каждое требование, не всегда тотчас были возможности у государства для выполнения наших требований. Но нам ни в коем разе не отказывали: Советская власть знала свои обязательства — удовлетворять потребности трудящихся, не отмахивалась от своих обещаний и с течением времени выполняла их. Так я к чему это говорю? К тому, что нынче у демократов мы все это утратили, вернее, все это у нас отняли. Прежнее наше право и свободу требовать подменили правилом надо тебе что-то — купи, все купи — возможность работать и зарабатывать на жизнь, возможность иметь жену и детей, лечиться в больнице и все прочее. Одним словом, всю нашу жизнь, все наше достоинство, всю человечность — все загнали в денежную машину. Честь и достоинство, свободу и право человека подменили звоном и блеском доллара. А что касается иждивенчества, так не мы, трудовые люди, иждивенцы, а государство стало иждивенцем, потому, что живет не за доходы от экономики, доходы эти оно отдало олигархам, а от налогов с трудящихся, от поборов, а его чиновники — от вымогательств и коррупции. Вот что бы я ответил президенту, будь по телевидению обратная связь. Только он затыкает от этого уши, глаза у него блудливые, а ум затуманенный, чтобы видеть меня…