Степан Янченко - Утраченные звезды

• Название: Утраченные звезды
• Автор: Степан Янченко
• Жанр: Детектив

Исчез СССР, круто изменилась привычная жизнь, начинают формироваться новые отношения, меняются взгляды героев повести на окружающую действительность, на прошлое страны и свое собственное.

---

В их любви прибавилось больше бережливости и нежности, любовной крепости, взаимного понимания и терпимости. А жизнь все больше наполнялась трудностями, но любовь их крепла, приобретала нежную осторожность и заботливость, это даже дети заметили и стали более послушными и озабоченными.

Между тем их завод стало лихорадочно трясти. За лихорадкой производства пошли и потери для рабочих, и такие потери, какие не представлялись в советское время. О законности отношений к рабочему человеку и говорить перестали. У рабочих просто-напросто отобрали права хозяина и превратили в бесправных наемных работников, совершенно беззащитных на производстве и никому ненужных за воротами завода.

Но поначалу Петр добросовестно ходил на заводские конференции и собрания акционеров и, обладая одним голосом, поднимал и опускал руку, полагая, что как хозяин вложенной доли в акционерное предприятие что-то важное решает и на что-то влияет. Он по старой привычке — своей производственной значимости даже бескомпромиссно и прямолинейно критиковал начальство. Его слушали еще из прежнего уважения, будто понимающе улыбались, а все дело вели в нужном им направлении. В конце концов, голова у него закружилась до того, что он купил за наличные еще четыре акции и подсчитывал уже не премии как когда-то, а будущие доходы, как самый настоящий хозяин, правда, пока воображаемый хозяин лишь воображаемых доходов, и права собственника тоже были воображаемые.

Негаданная встреча

Так про себя думал Петр, когда однажды выходил с очередного собрания акционеров. Но в этот час он почувствовал, что за этими мыслями стояли какие-то новые, еще непонятные ощущения. Однако шаги его по заводской территории еще сохраняли твердость, и резвую упругость. Однако он чувствовал, что в твердости шагов его было много от прошлого, от привычного и целеустремленного к определенной цели. При этом он уже ясно осознавал и признавался сам себе, что тогда, в советском прошлом, его цель была определена и указана всем строем жизни. А нынче уже с первого собрания акционеров жизненная цель его круто переменилась, приобрела в его глазах иной цвет. Этот цвет стал какой-то туманно-серый и все время колебался. За ним цель его жизни неуловимо плавала. И он вдруг часто стал чувствовать, что его личная цель перестала быть частью общей народной цели. Эта мысль постоянно была при нем во время работы, и она беспокоила его вопросом: а для кого и для чего ты сегодня вкалывал?

Как-то этот вопрос сопровождал его из цеха домой. Идя через заводской двор, в поиске ответа на вопрос он даже оглянулся вокруг. Никого поблизости не было, странно пусто выглядел двор. От такой непривычной пустоты заводского двора сердце его вздрогнуло, но он не придал этому значения — мало ли какие предчувствия в сердце вдруг западут. Петр неспешно прошел через проходную, с улыбкой посмотрел на вахтершу, тетю Глашу, пожилую, неторопливую женщину, всегда требовавшую пропуск в развернутом виде, и пошел по аллее. На асфальте лежали косые тени от островерхих тополей и шаровидных каштанов. Солнце уже склонялось к концу дня и косо, но еще ярко освещало аллею. Оно также мирно и ярко светило и детям, которые еще беспечно играли и верещали в скверике вокруг фонтана, а воспитательницы сидели на скамейке и наблюдали за детьми и, наверно, думали, что кому-то из мальчишек хочется прыгнуть в бассейн фонтана и постоять под прохладными струями, и надо было так следить за детьми, чтобы удержать их от соблазна бултыхнутся в воду.

Вдоль аллеи, по одной и по другой стороне стояла раскрашенная красными, зелеными и белыми красками заводская Доска почета, на которой в два ряда были прикреплены в багетовых рамочках цветные фотографии передовиков завода. Петр остановился против своей фотографии и посмотрел на свое изображение. С фотографии он смотрел с ухмылочкой, будто в смущении, а под карточкой была подпись: Слесарь цеха Љ 2 Золотарев Петр Агеевичи больше ничего не сказано, но было и так известно, что стояло за фотографией передовика, коль она на Доске почета. Петр вдруг почувствовал, что увеличенная его фотография на заводской Доске почета нынче не к месту, и, оглянувшись, осторожно снял рамочку с карточкой. За Золотаревым наблюдал сидевший на скамейке, откинувшись на спинку, полный человек средних лет с лысеющей головой, поседевшей на висках. Это был мастер цеха, где раньше работал Петр. До выдворения с завода парткомитета он возглавлял парторганизацию цеха. Петр уважал Полехина Мартына Григорьевича за умную инженерную голову, за широкий простой характер и готовность помочь каждому в любом деле. Когда Петр подошел, Полехин предложил:

— Присядьте, Петр Агеевич.

Петр сел рядом, фотографию положил на колени вниз изображением, выжидательно посмотрел на Полехина, сказал:

— А вы отдыхаете?

Цветочные свечи на каштане гасли и тихо, украдкой роняли свои лепестки в густую тень родного дерева и здесь лепестки совсем меркли. Полехин заметил, что Петр закрыл свою карточку, и подумал, что Петр, видно, и чувства свои закрывал, чувства гордости передовика завода, много лет возвышавшие его как рабочего человека.

— Можно сказать, что и отдыхаю, — сказал Полехин, скрывая свое любопытство к Золотареву, — а вообще-то, наблюдаю, как теперь идут с завода рабочие-акционеры. Вы вот, например, уносите свое фото с Доски почета, что так?

Полехин отлично знал Петра Золотарева и уважал его за мастерство слесаря и токаря, и за трудовую самоотверженность уважал, и за творческие находки не только в своем деле, а и в деле

мастера, и за рабочую болезнь о заводе, и за смелое и разумное несогласие с порядками на заводе и в цехе. А непорядки Золотарев подмечал зорко и крепкую критику наводил за расхлябанность и неумелость. И лучшего активиста парторганизации, чем Золотарев, и не надо было искать. Хотя парторганизации слесарь чурался и убегал от нее при малейшем намеке на партийное поручение. Он никогда не назвал себя, как другие, ни беспартийным большевиком, ни беспартийным активистом. В общественных делах стоял особняком, сам по себе, но получалось так, что его мысли и высказывания, и поступки, и собственные практические дела совпадали с делами и заботами парторганизации, а может быть, и наоборот было — дела парторганизации совпадали с мыслями и волей рабочего.

Сейчас Полехин внимательно смотрел на Петра Золотарева и старался угадать, куда шатнулись мысли слесаря после собрания по передаче завода в руки АООТ, и в чем он себя, лучшего слесаря и мастерового, нашел.

— Да вот посмотрел на Доску почета и на свою фотографию и решил, что теперь портреты наши на Доске, да и сама Доска почета ни к чему стала, сказал Золотарев и с какой-то скрытой хитринкой усмехнулся, намекая, на то, что былая затея парторганизации с Доской почета тоже стала ни к чему нынче.

По опыту своему умевший узнавать мысли рабочих, Полехин угадал ход мыслей Золотарева и спросил:

— А почему это так: Доска почета ни к чему?

— Простая логика, Мартын Григорьевич, не пристало самому хозяину помещать свое фото на Доску почета и Доску почета для самого себя учреждать и восхваляться собой перед другими тоже вроде не пристало.

Петр поставил портрет на коленях лицом к себе, посмотрел на фото с улыбкой извинения за прошлое отношение к портрету, и может, с извинением и за прошлое чувство гордости за себя, когда, проходя мимо Доски почета, украдкой посматривал на свой портрет.

— Раньше вы, Петр Агеевич, по-вашему, хозяином завода вроде бы и не были?

Золотарев подумал: был ли он раньше хозяином на заводе? И румянец ягодкой обозначился у него на щеках — вот как пришел случай сказать правду и самому себе и Полехину! И он с заминкой, совести проговорил:

— Да нет, как же… Но все-таки государство командовало, а директор, он был от государства.

— Все верно: все шло от государства, только государство — и правительство, и министерство, и главк — они-то были наши, и директор был наш, с рабочего вырастал и зарплату вместе с нами получал, — Полехин проницательно посмотрел в лицо Золотареву, помолчал, ожидая, что скажет рабочий.

Но Золотарев промолчал. А что было сказать против правды, против того, что завод был государственным. Но все-таки это был и его завод. И никто не мог и не имел права уволить его с завода. И никто не имел права не заплатить ему за труд, потому что это был его завод. А когда назревал конфликт между директором и рабочими, то в этом усматривалась вина директора, а не рабочих, так как не один человек был хозяин заводу, а коллектив. Это было так. Но теперь идет по-новому, и в его положении, Петра Золотарева, тоже все будет по-новому, как он смутно себе представлял. Но что Доска почета теперь ни к чему, это он чувствовал верно, хотя точно и не знал, почему Доска почета стала ненужной. И что в его жизни будет по-новому, тоже не знал в полной мере. А тот, кто поворачивал все по-новому, тем и пользовался, что рабочий Золотарев не понимал, что к чему и не мог догадаться, как все будет впереди.