Степан Янченко - Утраченные звезды

• Название: Утраченные звезды
• Автор: Степан Янченко
• Жанр: Детектив

Исчез СССР, круто изменилась привычная жизнь, начинают формироваться новые отношения, меняются взгляды героев повести на окружающую действительность, на прошлое страны и свое собственное.

---

Бабушка уехала

Надежду Савельевну провожали утром в воскресенье всей семьей ко второму рейсовому автобусу. Утро было тихое, пасмурное, ночью прошел спорый теплый дождь, и тучи еще не разошлись и поутру, роняли на землю невидимые мелкие капли, словно устало вытряхивали остатки своих запасов. Умытый город присмирел и блестел крышами, окнами, стенами, зеленью листвы и травы, дышалось легко, казалось, и от блеска тоже. В ожидании автобуса постояли на платформе всей гурьбой, держа бабушку в центре. Она стояла среди детей и внуков еще прямая и стройная, Она еще не поддавалась своим годам, у нее не было усталости от жизни, она была живая и подвижная, и ее глаза с глубокой синевой блестели весело и задорно, высвечивая ее душу, умевшую заряжать других энергией жизни. Она при прощании говорила с верой в детей:

— Ты, Петя, уже зацепился за работу и теперь у тебя пойдет, у мастерового человека всегда пойдет, сама жизнь мастеровых людей выдвигает, иначе как же ей, жизни, быть-то без мастеровых людей. Теперь у тебя, Петя, и у всех у вас тоже сладится, — но она не стала уточнять, что все в семье пойдет, если в ней есть опора, а он, Петр, и есть надежная опора в семье.

— А ты, Танюша, чтобы за всеми глядеть, за собой присматривай. Семье жена и мать нужна, а жизнь, что вокруг, — и бабушка повела рукой кругом, — только крылом нас когда-то обмахнет, а в семье должно все крепко держаться.

— Я, мамочка, уже и сама поняла, как надо мне поберечься, и Петя мне говорит, что нынешнюю проклятую жизнь нашу надо пропускать мимо сердца, только она, прежде всего в сердце стучится

— Конечно, от жизни полностью не отгородишься, — сказал Петр, — но ТЫ найди в себе разум и на тот момент, когда жизнь рвется к твоему сердцу, отвернись от нее, а за это время одумаешься и поймешь, что зря переживала.

— Правильно, Петенька, говоришь, хотя сам ты — так ли поступаешь? Но тебе можно — ты мужчина и сильный, — и вдруг повернулась к детям и, тронув Сашу за нос, продолжила: — А вам тоже надо учиться думать и не только за себя — и за родителей тоже. Тогда и дальше у вас хорошо пойдет, вы вон какие у нас — отличники, а это и значит, что все пойдет у вас. Хорошо пойдет, я знаю, а мы с дедушкой все равно будем помогать, мы еще поможем вам.

Дети переглянулись между собой, улыбнулись, и Саша сказал:

— Мы знаем.

— Не зазнавайся — знаем! — воскликнула бабушка строго, но глаза ее улыбались, и сквозь эту улыбку светилась добрая бабушкина душа. Бабушка уже не могла себя сдержать перед своими повзрослевшими внуками и ласково погладила Катю по голове.

И Катя слова бабушки поняла так, что они относились к ней, ее старшей внучке, И, может быть, все десять лет учебы ее не научили больше тому, чему научили бабушкины наставления за эти дни, которые бабушка прожила у них, и поставила ее мать, свою дочь на ноги, отвела от ее сердца недуг, какой причинила она, Катя, своей беспечной неразумностью. А бабушка со своей житейской мудростью и со своим большим сердцем все очень хорошо понимает, только не раскрывает, что понимает, но оно и так видно. Бабушка сказала:

— А вы, внуки, чтобы не задерживались после ваших дел в школе, а на другой день и выезжали к нам в деревню. Так и знайте: задержитесь — приеду за вами. Охота вам, чтобы бабушка тряслась в автобусе? А не охота — сразу выезжайте. А вы, родители, их выпроваживайте.

Подошел автобус и стал на площадку, водитель соскочил со своего места и, прихлопнув дверку, не спеша пошел с путевым листом в диспетчерскую. Петр передал бабушке билет и сумку с небольшим гостинцем для ее высокоярского внучика. Он еще к самому открытию вокзала пришел за билетом, а частные торговые палатки уже развертывались, и он купил для племянника бананов и апельсинов. А Татьяна сказала:

— Всегда беспокоюсь за тебя, мама, когда ты уезжаешь, все же — дорога, а на дороге, сколько машин разных и мимо автобуса и навстречу, да и пассажиры, кто знает, кто из них какой.

— Ты опять переживаешь, так и находишь, за что бы сердцем поболеть, — строго возразила Надежда Савельевна. — Смотри, сколько людей в автобус будет садиться, и я на свое седьмое место у окошка приятно сяду и поеду, автобус большой, мягкий, и дорога ровная и широкая, а водители в таких автобусах серьезные и ответственные. Да и погода, смотри, разгулялась, тучи разбежались, солнце зарумянилось, пока мы постояли, так что ехать любо-весело, одно удовольствие и нечего за меня тревожиться три часа и я дома.

Бабушка по очереди всех перецеловала и со своей сумочкой так ловко ввернулась в толпу пассажиров, что оказалась у двери автобуса чуть ли не первой. И дети видели, как она прошла по автобусу к своему седьмому месту, еще прямая, еще стройная, и села у окна. Дети обошли автобус и стали под окном, где сидела бабушка, постучали, она прильнула к стеклу, и все молча глядели друг на друга, и молча они поразговаривали. И через толстое стекло молча можно было все сказать, что было на сердце. А что шло от сердца к сердцу, очень хорошо передавали любящие глаза.

— Мы пойдем вперед, — сказала Катя, и дети, взявшись за руки, пошли скорым шагом, они проводили бабушку с любовью и чуточку загрустили. Но бабушка уехала и все с собою увезла — и любовь, и грусть, и благодарность за то, что быстро и без суеты поставила на ноги их маму и оставила им только радость, однако и еще что-то оставила, что было связано с ее мудрым проникновением в душу и с ее умением проникать в глубину и сложность жизни.

Татьяна и Петр пошли медленно, Петр взял жену под руку, и они некоторое время шли молча, и мысленно ехали в автобусе вместе с матерью, и Петр сказал:

— Все же, действительно, грустно мать провожать. А Надежда Савельевна и для меня мать, как и для тебя, Танюша… Да, именно — мать. А ту, свою родную мать, я вспоминаю вместе с воспоминанием детства, и очень смутно ее помню, должно быть, в те мои годы жизнь шла естественным ходом и не откладывалась в сознании. А Надежда Савельевна — мать для нас обоих — мать по жизни.

— Спасибо, милый, — прошептала Татьяна и поцеловала мужа в щеку, — ты не знаешь, какое для меня большое счастье оттого, что моя мать и для тебя тоже мать.

— Она просто и моя мать, как и твоя мать, — поправил Петр и, глядя перед собою, будто смотрел, как ехала Надежда Савельевна в автобусе, тихо улыбался, потом поднял руку жены и надолго прижал ее к своим губам.

Тучи ушли совсем и с небосклона, над головой небо блестело голубой чистотой. А на западе, куда ушли тучи, по самому краю протянулась сиреневая полоса, и город под желтыми лучами солнца заблестел еще ярче промытыми стеклами. Во дворах и сквериках сирень, окропленная дождем, еще гуще буйствовала своим раскудрявившимся цветом, а тюльпаны на газонах доцветали в молчаливом увядании. Утренний воздух был чист и свеж, в нем тонко расплывался сладковатый сиреневый аромат, и надо было скорее его схватить всеми легкими до того, как его удушат автомобили своими газами.

Дома Татьяна усадила Петра на диван рядом с собой, как всегда. Сейчас на сердце у нее было тихо, и было свободное время, и ей захотелось поговорить о чем-то хорошем для своей семейной ЖИЗНИ и о семейном счастье поговорить. Все же, несмотря ни на что, оно у них было, семейное счастье. Раньше оно у них было красивое, даже чуточку звонкое, как звук утреннего колокола, или как утренняя трель соловья в не проснувшемся лесу. Но новая, тяжкая жизнь придушила звонкость любовного счастья, оно покрылось тенью грусти и напоказ стыдилось светиться, но оно у них было, семейное счастье, и было приятно посидеть с ним на диване и послушать его в биении сердца.

Дети разбежались к друзьям и подругам, а родители сидели на диване и говорили о своих семейных делах. Говорили и о том, что все-таки и их родители, хоть уже и постаревшие и притопавшиеся, но издали настраивают жизнь даже взрослых детей, настраивают своей, родительской силой — силой мудрости, силой своего духа, а по нынешней жизни это и есть самая необходимая сила.

— Знаешь, Танюша, хорошо, что мать перед отъездом узнала о моей работе. По-моему она рада, что и тебя быстро подняла, и что я пристроился на работу, — тихим голосом проговорил Петр. — Она не выказывает своих мыслей, скрытничает, но оно и так ясно, что сейчас у нее на сердце хорошо, так как оставила тебя поздоровевшей, а меня пристроившимся на работе. Не зря она сказала при прощании о том, что я зацепился за работу. И вот едет в автобусе и с радостью думает об этом и в деревне расскажет об этом, где тоже все порадуются.

— Конечно, Петенька, удача и благополучие детей — радость для родителей. Да мы уже и сами переживаем такие чувства, — отозвалась Таня, ласково держа руку мужа в своих преданных руках. — Ты присмотрись на своей работе, может, и мне что там подвернется, и в других местах что-нибудь может подвернуться — я все же буду подыскивать, — добавила она из того, чем болела ее голова, не давая покоя сердцу.