Степан Янченко - Утраченные звезды

• Название: Утраченные звезды
• Автор: Степан Янченко
• Жанр: Детектив

Исчез СССР, круто изменилась привычная жизнь, начинают формироваться новые отношения, меняются взгляды героев повести на окружающую действительность, на прошлое страны и свое собственное.

---

Полехин ответил не сразу, минуту помолчал, потом проговорил:

— Болезненный вопрос не только для нашей партии, но для всего коммунистического движения в стране. Я сам над таким вопросом думаю, я не ученый теоретик, не политический аналитик и утвердительного ответа тебе дать не могу.

— Ты, Мартын Григорьевич, если не старый член партии, то со стажем и свое мнение иметь должен, — смело заметил Петр.

— Да, имею такое свое мнение, думаю, что все дело в том было, что в партию вовлекали и принимали не коммунистов по мировоззрению, не идейно убежденных в социализме, не бойцов за коммунистические идеалы, не служителей людям труда, а передовиков от производства, не глядя на их политическую подготовку и закалку, ошибочно полагая, что передовик автоматически может быть коммунистом. В результате и получилось, что коммунистическая партия состояла отнюдь не из коммунистов. Даже в руководящие органы выдвигались, как теперь выяснилось, не коммунисты в полном понятии этого слова, просто карьеристы из числа аппаратчиков и так называемых специалистов народного хозяйства, далеких от идей и целей партии, которые с легкостью и предали партию без зазрения совести. Такое мое мнение… А вот и они появились! — воскликнул он, увидев идущих по аллее своих товарищей.

Исповедование главного врача больницы

Петр узнал спешащих к скамейке все тех же знакомых членов бюро заводской территориальной первичной парторганизации и еще с ними был главный врач заводской больницы Корневой Юрий Ильич, мужчина лет под пятьдесят, коренастый, широкоплечий, с простым озабоченным лицом, поредевшие седые волосы на голове аккуратно причесаны с пробором над левым виском, взгляд темных глаз под очками усталый, с прищуром. Подошедшие молча поздоровались за руку и сели.

— Немного припоздали, — тотчас заговорил Костырин, — но невозможно было вырваться из окружения больных и работников больницы. Они нас не винят, знают, что не мы во всем виноваты, они ищут у нас защиты, взывают о помощи. Больные — а это наши рабочие — стали уже опасаться, что дело дойдет до того, что у рабочего человека не остается возможности бесплатно не только полечиться, а посоветоваться о заболевании. Медработники опасаются, что дело приведено к тому, что нынешнему правящему режиму государственное здравоохранение не нужно, а для администрации завода, тем более, забота о здоровье рабочих — не ее дело. Финансирование лечебных учреждений производится лишь под страхом всенародного бунта. Если где отражается весь кошмар рыночно-капиталистических реформ, так это в здравоохранении, и если где более наглядно отражается антинародный характер ельцинского режима, так это опять-таки в здравоохранении, — Костырин сказал эти слова в сильном волнении, почти задыхаясь, с дрожью в голосе, нервно ворошил волосы на голове, хлопал книжкой-календарем по коленям, должно, все, что он увидел и услышал в больнице, здорово поразило его душу, а сознание не вмещает в себя все увиденное.

Костырин заключил:

— В общем — кошмар, ужас и отчаяние, это и заставило людей искать помощи в нашей парторганизации.

— Припекло, так и коммунистов стали искать, не демократов своих ищут, а парторганизацию коммунистов, которых медики в свое время поносили больше всех, — сказал в сердцах Полейкин и многозначительно посмотрел на Петра.

И Петр его взгляд понял так, что и дальше у него были слова: Так-то, Петр Агеевич, смотри и мотай на ус. Но этих слов Полейкин не произнес, однако, они были, эти слова, обращенные к Золотареву, и ему надо было понимать их, эти слова, не сердиться на упрек и обиду, какие были в словах, произнесенных вслух. И Петр превосходно все понял. Понял и то, что все, что правящий режим творит в России, делается, в конце концов, против рабочего народа, будто в отмщение за приверженность Советской власти. Делается так, чтобы превратить рабочих в раболепную, послушную, кормящую богатеев-эксплуататоров массу, студенисто-питательную, инертно-расплывшуюся:

— He след, упрекать людей за то, что они не по их вине оказались в беде, и ищут помощи и поддержки у коммунистов, — сначала нахмурившись, а потом, дружески улыбнувшись, сказал Полехин. — Сумеем помочь больнице — еще раз вернем к себе народное доверие, уважение и ту же поддержку нам.

— Вроде как услуга за услугу, — съехидничал Полейкин.

Полехин удивленно посмотрел на Полейкина, но тотчас в глазах его тихо засветилось дружеское терпение, и он проговорил товарищеским тоном:

— Не услугу мы оказываем, а идем, даже поспешаем туда, где у народа горе и беда — это наша добровольно взятая на себя обязанность.

— Так обидно же, Мартын Григорьевич! — не успокаивался Полейкин.

— Не пристало детям обижаться на родителей: когда родители упрекают своих детей, значит, что-то в поведении детей не так, — серьезно заметил Полехин на слова своего товарища и так же серьезно добавил: — Коммунисты кстати, никогда ни на кого не держали и не держат обиды, а при неудачах ни на кого не сваливали вину, умели вину брать на себя, коли были виноваты — не святые. Но, правда, старались объяснить причины и трудности… Ну, этот разговор не по теме заседания нашего на сегодня, — отклонил отступление Полейкина Мартын Григорьевич и обратился к главврачу: — Так расскажите, Юрий Ильич, что вас принудило обратиться к нам?

— Уже больше не к кому, а положение в больнице на сегодня сложилось, как правильно сказал товарищ Костырин, кошмарное, тупиковое — финансирования на протяжении двух месяцев никакого и обещаний нет. В блокаде молчания больница стоит на грани закрытия. Но болезни не спрашивают, быть им или не быть, — наоборот! Они нарастают и уже повально губят людей, а мы, медики, ну ничем не можем помочь больным людям, — горьким, убитым голосом проговорил главврач и с выражением отчаяния на лице. — Вот вижу и знаю, как и чем можно помочь больному, а не могу, потому что ничего решительно нет, кровотечение остановить нечем, перевязку сделать нечем, простыни рвать, так и простыней нет, это душевная, моральная пытка для врача, с ума можно сойти, — врач задохнулся от боли и возмущения, молча покрутил головой, снял очки, открыв свои опечаленные, влажные глаза, протер их, надел очки и грустным, прерывающимся голосом добавил:

— С горем и бедой людей, которые они несут к нам, мы оказались один на один с болезнями с пустыми руками и в окружении какой-то пустоты, в бездне полной глухоты и слепоты, мы взываем, воем, на глазах погибаем, а нас никто не слышит и не видит. Ну, прямо хоть в петлю лезь. В такой обстановке я отлично понимаю того уральского академика, что пулю в себя пустил.

— Ну-у-у, Юрий Ильич, сунуть голову в петлю или пустить пулю в себя — простое и безумное дело. Бороться надо, бороться, Юрий Ильич! — Полехин с сердитым укором посмотрел на главврача и внушительным тоном продолжил:

— Неправда, что в стране денег нет, а правда в том, что правительство отобрало их у народа и отдало капиталистам, оставив людей труда нищими, без работы, без средств существования, без медицинской помощи, без надежды, без социальной защиты. Вот и надо бороться, чтобы отобрать эти деньги назад народу и направить их на пуск заводов, на лечение людей, на образование и защиту детей, на обеспечение стариков, на содержание жилищ, как это делала Советская власть. Ну, это все к вопросу о петле… Между прочим, если бы тот уральский академик, о котором вы вспомнили, да поднял своих сотрудников на борьбу, он бы мог заставить и президента, и правительство, и прочих демократов-реформаторов содрогнуться и отказаться от власти… Но сейчас у нас, в частности, другой момент, крайне горячая обстановка и решать нам ее пристало, как когда-то раньше, по-советски. Что вы предлагаете, Юрий Ильич?

— Я уже ничего не предлагаю, все мои меры, какие мог принять, я принял. Мои чуть не ежедневные разговоры с директором ни к чему не приводят, а позавчера он мне сказал: Закрывай больницу. Больница была государственного завода, теперь государственного завода нет, и больницы его нет. Но ведь люди — рабочие, больные — остались, — говорю ему. Государственных рабочих тоже нет. А люди теперь свободны, и каждый живет самостоятельно, на своих деньгах, — отвечает. Я понимаю, ему не легко, и он погорячился, потому что тоже не видит выхода… И все-таки какой-то выход надо искать, ищите, товарищи этот выход, помогайте, давайте вместе искать, вы ведь — коммунисты, где-то выход должен быть, — тихо, как-то заговорщицки, но с бессомненной надеждой выговорил свое обращение главврач.

Ему никто сразу ничего не ответил, на некоторое время всех на скамейке обняло молчание, только тихо шелестели листья каштанов, почти неощутимо играл бродячий ветерок.

— Я бы сказал директору на счет свободы людей и на счет того, на своих ли деньгах живет директор, — безответно проговорил Костырин.