Эдвард Морган Форстер - Куда боятся ступить ангелы

• Название: Куда боятся ступить ангелы
• Автор: Эдвард Морган Форстер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000

«Слова - вино жизни», - заметил однажды классик английской литературы Эдвард Морган Форстер (1879-1970). Тонкий знаток и дегустатор Жизни с большой буквы, он в своих произведениях дает возможность и читателю отве­дать ее аромат, пряность и терпкость. "Куда боятся ступить ангелы" - семейный роман, в котором сталкиваются условности и душевная ограниченность с искренними глубокими чувствами. Этот конфликт приводит к драматическому и неожиданному повороту сюжета.

---

-    Иногда наезжает маркиз. Потом каноники коллегиальной церкви.

-    Женаты?

-    Каноники... - начал он, и в глазах его заиграли лукавые огоньки.

-    Ах да, я забыла про ваш ужасный обет безбрачия. А в Англии священники стоят в центре всей жизни. Но все равно, отчего бы мне с ними не познакомиться? Может быть, будет проще, если я нанесу всем визиты? Разве не так у вас делается?

Он выразил сомнение в том, что так будет проще.

-    Но должна же я быть с кем-то знакома! Что это за люди, с кото­рыми ты сегодня разговаривал?

Люди низкого происхождения. Он и имен-то их не помнит.

-    Джино, милый, зачем же ты тогда с ними разговариваешь? Раз­ве тебя не заботит твое общественное положение?

Но Джино теперь заботился только о карманных деньгах и о том, чтобы проводить время в праздности. Выразил он это следующим образом:

-    Уф! До чего жарко. Дышать нечем. Я весь вспотел. Умираю. На­до освежиться, а то мне сегодня будет не заснуть.

И, оборвав таким образом разговор, он выбежал в лоджию, растя­нулся на парапете под безмолвным звездным небом и принялся ку­рить и сплевывать.

Лилия все-таки сделала вывод, что общество на континенте сов­сем не так свободно от предрассудков, как она воображала. Да она, собственно, пока и не видела никакого общества. Италия - восхити­тельная страна, если ты родился мужчиной. Тогда можешь наслаж­даться такой утонченной роскошью, как социализм - тот социализм, который основан не на равенстве дохода или репутации, а на равен­стве образа жизни. Демократия кафе и улиц разрешила величайший вопрос нашего времени, и братство сделалось реальностью. Но ка­сается это только братства мужского, и достигнуто оно за счет брат­ства женщин. Почему бы не познакомиться и не подружиться с сосе­дом в театре, со спутником в поезде, если знаешь, что между вами не встанет ни женское осуждение, ни женская интуиция, ни женское предубеждение? Да подружись вы, как Давид и Ионафан, - все рав­но вам незачем ходить друг к другу в дом. Всю жизнь вы будете встречаться под открытым небом, единственной крышей на юге, и ваш друг будет плевать куда попало и божиться, а вы - неправильно произносить трудные слова, но хуже вы относиться друг к другу не станете.

Что же касается женщин, то у них, конечно, есть дом, церковь с прекраснейшими богослужениями, туда они могут ходить сколько душе угодно, и сопровождает их служанка. Вообще же они редко вы­ходят на улицу, ибо ходить пешком неблаговоспитанно, а держать экипаж вы не в состоянии. Изредка вы ведете их в кафе или в театр, и тогда все ваши прежние знакомые бегут от вас, как от чумы, - все, кроме тех немногих, кто рассчитывает жениться с вашего согласия на ком-нибудь из вашей семьи. Все это довольно невесело. Но оста­ется одно утешение: для мужчины жизнь в Италии - сплошное удо­вольствие.

До сих пор Джино не мешал Лилии поступать, как она хочет. Она была настолько старше его и богаче, что он смотрел на нее как на су­щество высшее, подчиняющееся совсем иным законам. Он не осо­бенно удивлялся ее привычкам, так как в Италию через Альпы уже доносились чудные слухи о странах, где у мужчин и у женщин оди­наковые развлечения и интересы, и он часто встречал привилегиро­ванных маньячек - туристок, совершающих одинокие прогулки. Ли­лия тоже совершала прогулки в одиночестве, и как раз на этой неде­ле какой-то бродяга отнял у нее часы. Хотя подобный эпизод счита­ется неотъемлемой принадлежностью Италии, на самом деле это случается в Италии реже, чем на Бонд-стрит. По мере того как Джино узнавал Лилию лучше, он неизбежно утрачивал благоговение пе­ред ней. Надо же быть до такой степени глупой, чтобы дать украсть у себя золотые часы с цепочкой! Сейчас, лежа на парапете, Джино впервые задумался о той ответственности, какую налагает семейная жизнь. Он обязан оберегать жену от опасностей как физических, так и нравственных - в конце концов, она всего только женщина.

«А я, - размышлял он, - хоть и молод, но мужчина и знаю, что правильно».

Она все еще сидела в их общей комнате и расчесывала волосы (по природе своей неряшливая, она не считала нужным стесняться Джино).

-    Ты не должна гулять одна, - сказал он мягко. - Это опасно. За­хочешь погулять - с тобой пойдет Перфетта.

Перфетта, смиренная родственница, вдова без малейших често­любивых замыслов, жила с ними в качестве доверенной служанки.

-   Ну, хорошо, хорошо, - улыбнулась Лилия, как будто обращалась к котенку, вдруг проявившему заботливость. И все же, за одним ис­ключением, она до самой своей смерти больше никогда не гуляла в одиночестве.

Дни шли. Никто, кроме родственников, не навещал ее. Она нача­ла скучать. Неужели он не знаком с городским головой или с управ­ляющим банком? Она готова была принимать даже хозяйку гостини­цы «Стелла д'Италиа». Когда Лилия делала выход в город, ее прини­мали любезно, но людям как-то затруднительно иметь дело с леди, которая не может научиться их языку. А чаепития, благодаря умелым маневрам Джино, все отдалялись и отдалялись.

Он беспокоился, не мучается ли она оттого, что не нашла для се­бя никакого занятия в доме. Но его утешил нежданно явившийся же­ланный гость. Как-то во второй половине дня он шел за почтой (поч­ту доставляли и домой, но сходить за письмами занимало куда боль­ше времени). Кто-то в шутку набросил ему на голову плащ, и когда он выпутался, то увидел своего закадычного дружка, Спиридионе Тези из таможни в Кьяссо, которого не видел два года. То-то было радости, приветствий! Все прохожие одобрительно улыбались при виде таких проявлений нежной дружбы. Брат Спиридионе служил начальником станции в Болонье, и Спиридионе мог проводить от­пуск, путешествуя по Италии за государственный счет. Услыхав, что Джино женился, он по дороге завернул в Монтериано, хотя вообще-то ехал в Сиену, где недавно женился его дядя.

-    Все вокруг женятся! - воскликнул он. - Кроме меня! - (Ему не было еще двадцати трех.) - Ну, расскажи еще. Значит, она англичан­ка. Это хорошо, очень хорошо. Английская жена - это то, что нужно. Она богата?

-    Невероятно.

-    Блондинка или брюнетка?

-    Блондинка.

-    Да что ты говоришь!

-    Я очень доволен, - простодушно объяснил Джино. - Если по­мнишь, мне всегда хотелось блондинку.

Подошли еще трое или четверо мужчин и остановились послу­шать.

-    Всем хочется блондинку, - ответил Спиридионе. - Но ты, Джи­но, заслужил свое счастье, потому что ты хороший сын, храбрый солдат и верный друг. С первой нашей встречи я желал тебе только удачи.

-    Прошу тебя, довольно похвал, - остановил его Джино. Он сто­ял, скрестив руки на груди и довольно улыбаясь.

Спиридионе обратился к окружающим, которых видел впервые в жизни:

-    Разве не так? Разве он не заслужил богатую блондинку?

-    Заслужил! - хором ответили мужчины.

Чудесная страна Италия, как бы вы к ней ни относились.

Писем не оказалось, и они, естественно, зашли в кафе «Гарибаль­ди» близ коллегиальной церкви - вполне сносное кафе для такого не­большого городка. Там имелись столики с мраморными столешница­ми, колонны, терракотовые внизу и золоченые наверху, на потолке фрески, изображающие битву при Сольферино. Прелестное кафе, лучше и желать нельзя. Они заказали вермут и булочки, облитые са­харом, долго выбирали их у прилавка, пощипывая, чтобы убедиться, что они свежие. И хотя вермут - вино и так некрепкое, Спиридионе разбавил его содовой, чтобы оно не бросилось в голову.

Они были в самом отличном расположении духа, то награждали друг друга изысканными комплиментами, то валяли дурака, подтал­кивая друг друга локтями. Потом положили ноги на сиденья соседних стульев и закурили.

-    Скажи мне, - проговорил Спиридионе, - я забыл спросить - она молода?

-    Ей тридцать три года.

-    Не бывает, чтоб во всем повезло.

-    Ты бы не дал ей столько. Скажи она мне - двадцать восемь, я бы поверил.

-    Simpatica? - Перевести это слово невозможно.

Джино поковырял сахар и, помолчав, ответил:

-    Более или менее.

-    Это самое главное.

-    Она богата, щедра, приветлива, с нижестоящими обращается без высокомерия.

Они опять помолчали.

-    Этого недостаточно, - заметил Спиридионе. - Simpatica - нечто большее. - Он понизил голос. - В прошлом месяце один немец вез контрабандные сигары, предлагал мне. В таможне было темно. Но я отказался, он мне не понравился. Подарки таких людей не приносят удачи. Non era simpatico. Он не был симпатичный. Пришлось ему уп­латить за каждую сигару отдельно и штраф за обман.

-     Много ты зарабатываешь сверх жалованья? - спросил Джино, отвлекшись от прежней темы.

-     Пустячных сумм я теперь не беру, не стоит риска. Но с немцем - случай особый. Послушай, Джино, я старше тебя, у меня больше опыта. Когда человек понимает нас с полуслова, никогда нас не раз­дражает и не наскучивает, когда ему можно излить все наши мысли и желания, и не только вслух, но и молча, без слов, - такого челове­ка я называю «simpatiсо».