Эльза Вернер - Архистратиг Михаил

• Название: Архистратиг Михаил
• Автор: Эльза Вернер
• Издательство: Издательский дом «BBN»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-900116-13-1Х

Читателям, уже знакомым с произведениями Э. Вернер («Фея Альп», «Развеянные чары», «Эгоист» и др.), и тем, кому ее имя еще не известно, будет одинаково интересно прочесть предлагаемые два романа, которые без преувеличения можно назвать лучшими романами талантливой немецкой писательницы. В соответствии с законами жанра «дамского романа», их положительные герои — яркие личности, волевые люди, мужчины отважны и благородны, а женщинам сильный характер не мешает быть нежными и очаровательно-женственными. Отрицательные герои наделены не менее пылкими страстями, и жизнь приводит тех и других к яростному единоборству.

Романы, написанные, как все произведения Э. Вернер, очень увлекательны, насыщены событиями, и хотя главное их содержание — любовь и связанные с ней переживания героев, в первом из них — «Архистратиг Михаил» — есть детективная линия и даже действуют шпионы, а во втором — «Проклят и прощен» — плетет интриги жестокий и коварный священник. Но судьба покровительствует влюбленным и, вопреки всевозможным препятствиям, приводит их к счастью.

OCR — ОксанаЛьвова

Spellcheck — Вера

E. WERNER (Elisabeth Burstenbinder) // Sankt Michael (1887)

Эльза Вернер, «Архистратиг Михаил. Проклят и прощен»

Пер. с немецкого. — Харьков: Издательский дом «BBN», 1994, 576 с.

---

— Гениальным сыном известного отца? — перебил его Велау. — И ты тоже лезешь ко мне с этим? Сколько поздравлений мне уже пришлось выслушать по этому поводу, и сколько грубостей наговорил я в ответ! Но ничего не помогает! Все держат руку негодного мальчишки, все с ним в заговоре и дивно забавляются проделкой, которую Ганс сыграл с университетом!

— Даже сам профессор Бауер, когда был здесь проездом у тебя! — вставил Михаил.

— Да, и это было досаднее всего! «Коллега, — сказал я ему, — известно ли вам, что выделывал мой бессовестный сын на ваших лекциях? Он рисовал карикатуры на вас и всю аудиторию! Он нарисовал рисунок, где вы изображены очень похоже и снабжены всеми атрибутами естествоиспытателя. Вы варите в котле четыре элемента, а ваши студенты раздувают огонь». И что же ответил мне Бауер? «Знаю, дорогой коллега, знаю! Я даже видел этот рисунок, который при всей его дерзости набросан так гениально, что я от души смеялся и простил легкомысленного ученика. Поступите и вы так же!»

— Тебе необходимо последовать этому совету, дядя, это было бы на самом деле лучше всего! Между прочим, я зашел к тебе лишь затем, чтобы поздороваться с тобой. Мне нужно к Гансу в ателье.

— «В ателье»! — передразнил его профессор. — Воображаю, что там делается! Я от души желал бы, чтобы в павильоне было темно или чтобы там вода струилась по стенам; тогда господину художнику пришлось бы отказаться от занятия своей пачкотней. А теперь он форменно обосновался перед самым моим носом, как будто так и следует. Ну, так иди «в ателье». Тамошние достопримечательности привлекают даже аристократию, но моей ноги там не будет, это уж я вам говорю!

Профессор сердито занялся своими книгами, а Михаил, по личному опыту знавший, что в таком состоянии старика лучше оставить одного, отправился к Гансу.

Павильон, в котором молодой художник устроил свою пока еще скромную мастерскую, находился в конце сада. В нем была одна-единственная, но довольно большая комната. Кое-где заделали окна, кое-где окна расширили, устроили верхний свет, и таким образом получилось ателье, которое было для профессора настоящим бельмом на глазу, тем более что никто даже и не спросил его разрешения на эти перестройки. Ганс придерживался по отношению к отцу особой тактики: он никогда сильно не противоречил ему, и «хорошо, отец» было его вечным ответом. Но вместе с тем он с полным спокойствием делал как раз обратное тому, чего требовал отец, и это было единственной возможностью управляться с раздражительным стариком.

Велау самым резким образом отказал сыну в средствах на устройство мастерской, и Ганс, у которого не было еще доходов, должен был подчиниться этому. Однако он в тот же день вступил во владение павильоном, вызвал каменщиков и плотников, приказал сделать все необходимые перестройки, а потом положил отцу, вернувшемуся из небольшой поездки, счет на письменный стол. Разумеется, профессор вышел из себя, заявил, что не потерпит более ничего подобного, и каждый день смотрел в сторону павильона бешеным взглядам, но счет все же оплатил. Ганс опять сделал по-своему.

Теперь молодой художник стоял перед мольбертом и рисовал большую картину, в то время как Михаил стоял против него со скрещенными руками. По-видимому, разговор у них не вязался, так как прошло добрых десять минут, пока Ганс наконец сказал:

— Слушай, Михаил, ты мне совершенно не нравишься!

Казалось, Михаил совсем забыл, что он позирует приятелю. Что-то из прежней мальчишеской мечтательной сонливости было в его лице. При звуке голоса Ганса он испуганно вздрогнул.

— Я? А почему нет?

— Вот оно! Ты пугаешься, словно лунатик, которого окликнули! О чем ты, собственно, думал? Ты опять стал ужасно мечтательным с тех пор, как мы вернулись из гор. Я просто не узнаю тебя!

Молодой капитан провел рукой по лбу и принужденно улыбнулся.

— По всей вероятности, мне не хватает строевой службы, а может быть, я и переработал в последние месяцы.

— Вероятно! Ты ведь просто фанатик в работе, что мне как раз нельзя поставить в вину. А теперь сделай мне, пожалуйста, удовольствие и сострой другое лицо, потому что подобное меланхолическое выражение мне не подходит.

— А какое тебе нужно?

— Как можно более свирепое! Вот как смотрит мой папенька, когда с расстояния в двести шагов созерцает мое ателье, но только еще более героично! Ведь у тебя бывает такое выражение, я знаю! Я мучаюсь уже несколько недель, стараясь схватить надлежащее выражение, но мне все не удается. Я должен найти его с твоей помощью!

— Не понимаю, к чему ты так упрямо настаиваешь на том, чтобы воспользоваться как раз моей головой! — недовольно сказал Михаил. — Она совершенно не подходит к идеальному образу, и с полотна смотрит совсем непохожее лицо!

— Этого ты не понимаешь! — покровительственно сказал Ганс. — Твоя голова мне ценна, как лучшая модель. Разумеется, это не портрет, но все, что я мог взять от твоих черт, я перенес на полотно. Только выражения, взгляда не хватает! Мне хотелось бы сильно рассердить тебя, взбесить чем-нибудь так, чтобы ты это «что-то» захотел сбросить в пропасть с высоты ста миллионов метров, как твой тезка — нечистого! Тогда мое дело было бы сделано!

— Удивительно бескорыстное желание! К сожалению, оно не исполняется, потому что я совершенно не в настроении сердиться.

— Да, ты в очень скучном настроении и делаешь соответственное лицо, так что на сегодня придется перестать. Жаль! Я дал бы своему архистратигу еще несколько характерных черточек, потому что сегодня он должен предстать перед знатными особами.

Он со вздохом отложил в сторону палитру и кисть, а Михаил поспешно спросил:

— Перед кем он должен предстать?

— Перед графиней Штейнрюк и ее дочерью. Но что с тобой?

— Ровно ничего, я просто удивляюсь, что они посетят твое ателье. Ты пригласил их?

— Не совсем, это вышло как-то случайно. Я застал вчера обеих дам у госпожи Реваль. Они спросили о моей работе. Тема показалась им интересной, и они решили побывать у меня сегодня. Я предчувствую здесь нечто вроде заказа для церкви их патрона, а это было бы мне очень желательно. Тогда это послужит доказательством моему папаше, что и пачкотня может привести к практическим результатам, а то ведь он все еще считает мою работу пустой забавой... Что это? Ты хочешь уходить?

— Ну да, ведь я тебе больше не нужен!

— Нет, не нужен, но я сказал графине, которая справлялась о тебе, что в это время ты будешь дома и с большим удовольствием повидаешь ее!

Михаил нахмурился и холодно ответил:

— В таком случае я должен остаться.

— Если ты хочешь изгладить свое непростительное поведение летом, то во всяком случае. Графиня Герта явно сердита на тебя, я понял это, когда разговор зашел о тебе. Между прочим, вчера она была удивительно серьезна и расстроена.

— Счастливая невеста?

Вопрос звучал резкой иронией. Но Ганс не заметил этого и ответил:

— Ну, что касается ее будущего счастья, то я за него недорого дам. Если старый генерал воображает, что ему удастся связать и удержать в границах своего внука, то он сильно ошибается!

— Как это? Что тебе известно о нем? — с напряженным любопытством спросил Михаил.

— Ну, мало ли чего я наслышался... В качестве восходящей звезды я вращаюсь в самых разнообразных кругах, и мне не раз приходилось встречаться с молодым графом. Это — очаровательная личность, слов нет; умен, храбр, любезен, но я боюсь... Однако вот и дамы... только что подъехал экипаж. Вот это я называю быть аккуратными!

Ганс кинулся навстречу дамам, и вскоре обе они в сопровождении художника вошли в мастерскую. На поклон Роденберга графиня Марианна ответила с обычной любезностью. Теперь она уже не упрекала его в нежелании побывать в замке Штейнрюк, так как из разговора с генералом узнала, что Роденберг несимпатичен старому графу. Графиня предполагала, что Михаилу это известно, и этим объясняла его сдержанность. Зато она сочла своим долгом удвоить собственную любезность.

— Мы давно не видались, — сказала она, подавая ему руку, — и наша последняя встреча в Санкт-Михаэле омрачилась нездоровьем Герты. С ее стороны было крайне неосторожно оставаться при надвигавшейся буре на открытой местности, и еще счастье, что дождь разразился лишь над долиной, не затронув нас, а то она простудилась бы еще серьезнее!

Михаил поцеловал протянутую ему руку и поклонился затем молодой графине, которая тогда, после бурного объяснения в горах, воспользовалась первым попавшимся предлогом, чтобы избежать дальнейшего совместного пребывания с Роденбергом. Он видел ее затем лишь краткий момент, когда она садилась с матерью в экипаж, и до сего времени они больше не встречались.

Теперь она поспешила сказать:

— Ах, мама, право, это было вовсе не так серьезно! Я только потому торопила с отъездом, что знала твою боязливость.