Леонид Костомаров - Десять кругов ада

• Название: Десять кругов ада
• Автор: Леонид Костомаров
• Жанр: Детектив

---

ВОЛЯ. НАДЕЖДА

Я очнулась от сна в испуге, ощущая, что рядом со мной кто-то лежит... Я только что ласкала этого человека, жалостливо гладила ладошкой рубец шрама на его лице... В полусне-полуяви я все еще ощущала его рядом на кровати, боясь шевельнуться во тьме. Осторожно двинула рукой... и коснулась стены. Нет никого... Странно, помнился даже стон его... он застонал от боли... Я резко встала, подошла к иконе в переднем углу и перекрестилась... Что за сон? Явь ли? И еще из сна явилась какая-то красивая женщина в черном, она плакала... она молила меня поспешить к Ване... осеняла меня крест-ным знамением... Кто она? Вдруг за окном близко каркнул рассветный ворон... Я вздрогнула... И тут все мое существо охолонуло такой бабьей тоской, такой жалостью и любовью к этому человеку, что слезы брызнули из глаз. Вынула из-за божницы его письма, включила настольную лампу, начала их перебирать, читать... и тут поняла, что с ним беда! Он зовет к себе... Что-то стряслось... Посмотрела на ходики - пять утра... Автобус в город проходит через полчаса. Как сумасшедшая заметалась, собрала сумку, разбудила отца:

- Все, батя, я поехала!

- Куда?

- К нему... За Федей пригляди, скажи в правлении, чтобы отпуск сдвинули пораньше... отработаю.

- Не суетись, что стряслось, - отец лежал под одеялом, коснулся ее руки, как на пожар...

- Зовет он меня, приснился...

- Раз зовет - езжай... Это серьезно. Вся в мать душой... Она столько побирушек кормила... в госпитале меня нашла и выходила... Езжай... Быстрей, на автобус не поспеешь... С Богом!

ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ

Ночью домой позвонили с вахты, приехала к Воронцову женщина. Я помолчал и спросил:

- Сказали уже ей?

- Пока нет...

- Не говорите ничего, проводите ко мне домой.

- Что там опять? - шевельнулась во сне Вера.

- Вставай, мать... Разогрей че поесть. К Воронцову приехала Надя... Сейчас приведут. Ей спать негде, переночует у нас... Утешь ее, ты уж постарайся по-бабьи...

Она робко переступила порог, поздоровалась. Солдат поставил сумку и вопросительно взглянул на меня.

- Спасибо, что проводил... свободен. Проходи, Надь, раздевайся, будь как дома.

- Что с ним?! Где он... Я ведь чую... Василий Иванович!

- Плохо, Надь... мужайся, погиб Воронцов, спасая офицера.

Ее так и шибануло о косяк двери. Задрожали губы и хлынули слезы...

Вера обняла ее за плечи, увела на кухню. Когда Надя чуток пришла в себя, уверенно проговорила:

- Я его заберу... похороню рядышком с его мамой. Это можно?

- Можно еще. Я утром позвоню в больницу своему другу главврачу и дам распоряжение, чтобы выдали урну...

- Как... урну?

- Его кремировали в морге, так мне сказал главврач. Он мужик мировой... Хирург от Бога, а ничего не смог сделать... Волков умер еще в дороге, а с Иваном возился пять часов... на операционном столе и скончался он, не приходя в сознание. Потерял крови больше трех литров... Я сам душой изболелся, как сына потерял... Все! Ужинать и спать!

- Какой ужин, кусок в горле стрянет вторые сутки... Даже в самолете не могла поесть.

Вера увела ее в зал укладывать... Я курил на кухне папиросы, одна за другой, запивая сердечными каплями, пока Вера не хватилась и не отобрала пачку. И чую, тоже глаза мокнут, теперь уже о душе этой женщины... Это какое же надо большое сердце иметь, чтобы заочно, увидев мельком всего один раз страхолюдного Квазимоду, так полюбить и убиваться... Господи-и... Никто в мире не сможет стать рядом с русской бабой по высоте души... Никто...

ВОЛЯ. ГЛАВВРАЧ СОКОЛОВ

Она стеснительно вошла в мой кабинет и скорбно застыла у порога. На голове черная косынка, глаза опухшие, губы покусаны...

- Проходи, Надя... Он звал вас во время операции... Проходите...

Не надо было этого говорить, старый дурак, зарыдала. Я подошел, обнял ее за плечи, погладил по голове, усадил на стул и долго разглядывал, раздумывая, и наконец решился. Встал, замкнул изнутри дверь на ключ, вернулся в свое кресло и отключил телефон.

- Где он... урна. Можно забрать?

- Забрать можно, но при одном условии...

- При каком?

- Мой друг Медведев рассказал его судьбу... Сегодня десятое ноября, День милиции, - старик хирург взглянул на настенный календарь, - Медведев только что звонил мне из Зоны, начинается бунт... Я отсидел там двенадцать лет после войны... и сердце кровью обливается... Может все кончиться трагедией... я чувствую этот запах смерти... Так вот, ему о бунте ни слова, попрется туда.

- Кому - ему?

- Иван жив, он у меня дома...

- Как жив?! - вскочила она, опрокинув стул.

- Я сделал невозможное... я все же полевой хирург, и практика у меня на фронте была уникальная, еще не таких спасал. И все же он умер в конце операции... Увезли в морг... Я сообщил об этом Медведеву. А через сутки я был на вскрытии в морге, подошел в дальний угол к нему... смотрю и глазам не верю. Простыня на груди шевелится... дышит. Чудо какое-то! Всех разогнал... Сделал уколы, перешил раны. А ночью украл! Засунул в свою машину и привез домой. В Зону сообщил, что труп кремирован... Что будем делать?

- Поехали, поехали к нему, скорее! - Глаза ее сияли... - Спасибо вам... я... я вам сальца пришлю деревенского...

- Пришли, сальцо я люблю, - рассмеялся я. - Вот что будем делать, - встал и походил по кабинету, - я уже все предпринял за эти две недели. Умер у нас один бродяга... я проверил через друзей... Детдомовец, вербованный сюда на стройку... Родни нет, документы в ажуре. Местный умелец, бывший мой корешок по лагерю, который и сейчас из простой газеты червонцы делает, и никакая экспертиза их не отличает от настоящих, мне ксивы чуток подправил, влепил новое фото Ивана. Все чисто...

Только теперь у него другая фамилия... Имя осталось такое же, отчество вписали "Максимович". Забирайте! Поезд ночью, подвезу сам к вагону на машине. Слеплю все справки и направления, что везешь его в санаторий на лечение после несчастного случая на шахте. Согласны?

- Да...

- Подумайте... Если об этом узнают, нам обоим не сносить голов... Я старик, а вы молодая... вам еще жить да жить...

- Да! Да! Да! Я согласна!

- Молодчина! И где он тебя откопал такую? Мне вот не повезло. При родах померла с ребенком. А меня уже арестовали тогда. Всю жизнь бобылем. Да и кто бы стал со мной жить при такой работе, днюю и ночую тут, в больнице... А завидки берут... Сейчас обед, поехали ко мне... Им я его не отдам!

- А Василий Иванович знает?

- Нет.

ВОЛЯ. НАДЕЖДА

Мне кажется, что машина ползет как черепаха... Останавливается... Я как во сне... Идем по лестнице... Щелкает ключ в замке... Захожу в квартиру, пахнет лекарствами... Никого... И вдруг из кухни появляется красивый, высокий мужчина... Я не угадываю... Замираю... Это не он... шрама нет... чистое лицо, только царапинка по щеке... Густой темный волос на голове...

И тут! Я вижу глаза... глаза его... Боже! Бросаюсь к нему... слезы... слезы... целую его лицо... пахнет лекарствами... как сквозь вату слышу голос Николай Тихоныча:

- Осторожно, швы разойдутся...

Целую глаза его, волосы, они ползут под руками, и тут понимаю, что это парик... хохочу, как девчонка... Спрашиваю:

- А где же твой шрам, Квазимода?

- Это я его маленько подремонтировал, - кхекает за спиной Тихоныч, удалил рубец, - как хирург я не мог вытерпеть такого кощунства в своей профессии. Ну, вы тут хозяйничайте, а я поехал на вокзал за билетами... Счастья вам, голуби... Если родите сына... назовите Колькой... У меня детей нет... Все... Уехал...

ВОЛЯ. ИВАН БЕЗРОДНЫЙ

Мы сидим на тесной кухне и не можем наглядеться друг на друга. Надя гладит мою еще перевязанную руку... пальцы уже шевелятся, работать будет... Молчим...

- Больно было, когда рубец вырезали?

- Не помню... Очнулся уже здесь и без рубца, он мне его прям тут и удалил... заживает быстро, сам себя не узнаю... Паспорт теперь у меня на другого человека... ему, видимо, в детдоме дали фамилию - Безродный.

- Знаю...

- Что будем делать?

- Жить, Ваня, жить...

И тут, видя мою робость, сама обнимает меня и крепко целует в губы... еще... еще... шепчет:

- Родной, жалкенький мой... Ванечка...

Боже ж ты мой, думаю, за что же мне такое счастье подвалило?! Вот счас проснусь... на вертолетах в изоляторе... и головой о стенку стану биться. И вдруг встал в глазах Поморник... исповедь... скрипнул зубами, чтобы сдержать слезы, и не смог... Сидим целуемся, ревем вместе... Я как дитя малое раскис... Чую, совсем другим становлюсь рядом с ней... Ликует душа... Хочется выйти на улицу и заорать во всю глотку от радости!

Ночью уселись в машину Тихоныча. А меня страх душит, колотун напал... Не дай бог, опера возьмут... сорвется все... опять Зона... Озираюсь кругом... Тихоныч оборачивается и через плечо говорит:

- Не паникуй! Нет больше Квазимоды... Никто искать не будет тебя никогда и нигде... сжег я Квазимоду в топке крематория! Пока это единственный выход... Временный... Я буду хлопотать, чтобы тебя посмертно помиловали за то, что в поножовщине спасал офицера... Когда это пробью через Москву, а у меня там большие друзья есть... можно будет восстановить фамилию и легализоваться. Пока нельзя...