Леонид Костомаров - Десять кругов ада

• Название: Десять кругов ада
• Автор: Леонид Костомаров
• Жанр: Детектив

---

А птицу, вообще, ворона, знаете, в честь кого назвали? Легенда здесь такая: вор-он, вор-он, ворует. Они ж любят стырить что-нибудь, если кто зазевался. Хитрая птица, смышленая. Вор он. Народ уж как окрестит - хоть стой, хоть падай... всегда точно.

А мой тоже - вор еще тот. Но все по мелочи, то вот десять копеек приволок, как сорока, на блестящее позарился. Чудной.

ЗОНА. ОРЛОВ

Больше всего боялся Квазимода, что Васька однажды бросит его - улетит к своим: что ж ему, весь век свой коротать среди зэков? Когда это случится? гадал он, отдалял это событие, старался не думать о нем. Мысль эта словно придавливала его к кровати намертво, наваливалась такая тяжесть-кручина, что руки немощно, по-бабьи, опадали и глаза сами закрывались. Словно помирал.

Ведь это потеря Надежды на волю... С другой стороны, не ему ли, Квазимоде, знать, что такое воля и как стремится к ней любая животина. Счастье Васьки: птичьим умом не постиг, что тянет срок вместе со своим хозяином, а то бы и духу его враз тут не стало...

А может, и не улетит, сроднились человек-зэк и ворон. И для него, наверное, Батя стал ближе, чем какая-нибудь вздорная ворониха, успокаивал себя Воронцов.

Не доверился он даже Володьке в самом своем сокровенном желании - загадал он на Ваську, крепко загадал. И все больше проникался суеверной навязчивостью загаданного. Теперь он уже и не мог точно сказать, сам ли этот загад придумал или судьба подтолкнула его, и сделал интуитивно, не понимая. Смешалось все от навязчивых мыслей.

А загад был таков: улетит Васька на свободу - освободится и он, Квазимода. А нет - не доведется Воронцову вдохнуть вольного воздуха.

Ответ на вопрос "улетит - не улетит" пугал Батю. Нет, не смерти он боялся - ее-то он повидал, свыкся. Воли желал Батя, воли - манящей своей недостижимой близостью, далекой и жгуче желанной. Одного и хотел: последний раз пробежать, как пацан, по заветной балке у реки своей, а потом - плыть, плыть и плыть... А уж после того и смертушку с радостью примет его зарешеченная годами душа...

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

После работы я собрал в кабинете начальника колонии весь актив шестого отряда - бригадиров, завхоза, председателя, членов совета коллектива, руководителей и членов секции правопорядка. Вот, значит, сколько людей будут помогать мне - думал, оглядывая недоверчиво косившихся зэков. Они небось размышляли: как будет мести метла нового начальника? Хотя какой же Мамочка новый? Со старыми дырами этот новый. Сидят многие подолгу, а меня и не было-то два года - для Зоны это не срок, она ломает обычное, вольное ощущение времени.

И все же каким я вернулся - злым, равнодушным, старым? Да и зачем вернулся? Средь людей побыть или с новыми закидонами?

Так-так... актов здесь навалом, в основном за нарушение режима. И получается, что из пятнадцати отрядов Зоны мой, шестой, - самый хреновый. Спасибочки... Может, еще не позд-но - домой свалить? Бедокура больше, работы меньше. Каждому хочется не вкалывать, а балдеть. Это мы проходили... Ну что ж, надо вычислять тех прилипал, что втесались в актив, чтобы льготы получить, а самим сачкануть. Потому и катится все ни шатко ни валко, абы как. А льготы, я вижу, стали немалые - поощрительное питание, свиданки, бандероли да посылки, благодарности, и главное - беспрепятственное прохождение судов, когда за тебя ходатайствует администрация об отправке на "химию". А "химия" - это уже почти воля.

За один день эту кучу дерьма, всех этих актов не разгрести. Тут главное не дать активу утомиться, они ведь с работы, надо дать отдохнуть людям. Ну что, поехали. Акт номер один.

- Сычов сидит в ШИЗО?

- Двенадцать суток, - уточнил председатель совета коллектива Сорокин, спокойный работяга, севший за беспечность - кого-то там где-то задавило, кто виноват - бригадир Сорокин, не инженер же по технике безопасности: тот отмазался, понятно...

- Что-то мне здесь неясно... Ну и почему он ударил парикмахера Иволгина?

Оглядываю их. Молчат. Хорошенькое начало, так мы до китайской пасхи разбираться будем.

- Почему? - Вопрос мой повис в воздухе. - С кем дружил?

- С Дробницей вроде... - неуверенно пояснил кто-то.

Приказал я привести этого Дробницу, а сам давлю на них.

- Что ж это вы? - говорю. - Смелее надо быть. Вы посмотрите на себя со стороны. Да таких отрицательный элемент скоро под стол загонит, а может, и загнал уже. - Оглядываю, глаза отводят, точно - загнал. - Вы, наверное, думаете: раз сказал о человеке что-то, значит - сдал, предал?

Молчат, но уже кое-кто глаза поднял. Не понимают, к чему я клоню.

- Но если уж вы вступили в актив, то ваша роль не в молчании, а в противодействии всему гнусному. И здесь сами вы мало что можете, а вместе мы можем все. - Я завелся. - Человек должен ощущать себя в коллективе, тогда он и вас уважать больше станет. Чтобы это молчание было в послед-ний раз, закончил достаточно мягко, чтобы последние слова запали в их души.

Напряглись, затаились, ждут. Тут и Дробницу привели. Независимый, походочка блатная, волосы взъерошенные, отросшие - к воле готовится.

- Здрасьте, гражданин майор, - наигранно спокойно так, через губу здоровается, сопляк.

Все ему здесь нипочем, и в сторону актива даже не взглянул. Помнил я его, как же, нарушитель был ярый - дрался, выпивку находили, кололся - в общем, весь набор...

Смотрю по списку - да, ему через две недели на свободу, звонком освобождается - срок до конца досидел. А мог на два года раньше выйти, но это не про него, этот - не мог. А что ж он подстрижен-то так, под черта какого-то?

- Известно кто подстриг... парикмахер ваш, - уязвленно отвечает этот Дробница.

- А скажи мне, почему Сычов в изоляторе? - спрашиваю.

- Ну, парикмахеру надавал пачек, - юлит. - Только я-то тут при чем? У них свои разборки... - пробует возмутиться, но тут же сникает под моим взглядом.

- А может, и при чем, а? Он в зависимость к тебе попал, верно?

- Какая зависимость? - взвился. - Ну, говорил ему, чтобы на глаза не попадался, а то кочан сверну. Ну и что, мало такого у нас говорят...

Все я понял, цепочка замкнулась, а враки на лице у него написаны.

- Понятно, - говорю, - пять лет отсидел и ни хрена не поумнел. А ведь тебе уже сколько?

- Двадцать восемь, - бурчит.

- Ну вот. И двадцать восемь нарушений у тебя... а тут притих, волосы отращиваешь...

- А че? - снова бурчит. - Положено, срок вышел.

- Выйдет, а пока две недели посидишь в ШИЗО, да обреем заодно. То-то девкам будет на загляденье - лысый кавалер.

- За че!

- За подстрекательство, осужденный... за него.

- Я не подстрекал! - заорал уже в истерике. Слезы на глазах. - А если б он порешил себя, тоже я виноват, да?!

- Помолчи, ботало, - сморщился я, не жалко его было - противно. Сопит, убить готов, глаз красный на меня косит, гаденыш. - Ничего ты не понял, говорю. - Еще тебе надо посидеть, наверно. Впрочем, гулять с твоим характером на воле недолго придется. Вернешься... А на воле вот радость-то матери - сын алкаш... Помню, как она плакала, образумить тебя хотела. Куда там, сам с усам. Драгун!.. - Оглядел я его сутулую фигуру - не мальчик и не мужчина, одно слово - зэк. - Жена-то сбежала от тебя? - давил на больное, сам уже не знаю, почему остановиться не мог.

- Не ваше дело, - огрызнулся, сверкнул волчьим глазом.

И тут случилось то, ради чего сегодня я и собрал всех, и тираду эту закатил сейчас этому долбану Дробнице. Прорвало моих активистов!

- А ведь напрасно говоришь ты, что невиновен... - вдруг неожиданно осмелился, прокашлявшись, завхоз Глухарь. - Я ж слышал, как ты грозил Сычову: мол, если глаза мои тебя завтра увидят - морду расквашу... - Глухарь набрал воздуха, все же решился на поступок. - А когда он к тебе на поклон пришел, тут ты уже барин. Набей рожу парикмахеру - приказываешь. Слышал я, что говорили...

Ай да завхоз, ай да передовик совхоза имени Ленина!

- Иди... Дробница. - А когда он вышел, я к активу обратился: - А если бы он поставил более жесткие условия Сычову? И тот бы пошел убивать человека? А вы бы промолчали... Вот потому для этого же Сычова не вы, актив, а отрицаловка - авторитет, к нему бы он за помощью обратился. Подумайте, - говорю. - Буду собирать вас всю эту неделю, каждый день.

И собирал. Пока не вошли в рабочий ритм, пока не забрезжило впереди, пока туманно, но - ощутили злополучный мой отряд не как кучку, плывущую неизвестно куда, в лучшем случае в изолятор, но как коллектив, где каждый думает о ближнем. Какое сообщество людское без коллектива? Ну и что, что Зона, люди-то остались людьми...

ЗОНА. ОРЛОВ

Вытащил майор Медведев любимый еще с фронта "беломор" (если достать тогда удавалось - дефицит был страшный, на махре отвоевали), постучал папироской по ногтю большого пальца, задумался, уставясь на нетронутую стопку актов: сколь же еще здесь вчерашней крови, замешенной на тоске, безделье, алчности, злости, мести... Откуда все оно в человеке и как это утихомирить в нем? Неужто это навсегда? Всегда будут такие же тюрьмы, и новые и новые Василии Ивановичи станут идти в новые и новые Зоны, чтобы пытаться совладать с мракобесием души? Неужто это и есть один из неизменных путей человека на этой Земле - лучшей из планет?