Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

• Название: Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)
• Автор: Валентин Костылев
• Жанр: История

---

Громадная снежная равнина, залитая лунным светом! Отсюда начинается Ливония. Кажется, что и конь ступает с тем же чувством гордости и сознания своей силы, с каким он, Герасим, повернув коня, смотрит через ров назад, на свою землю, туда, где осталась его вышка, станица, Параша. Ведь там же и Москва, и Андрейка, и храмы, и деревни... Вся Русь там! Сердце трепещет от волнения у Герасима. Он ласково гладит теплую шелковистую шею Гедеона, величает его нежными словами, разговаривает с ним, как с человеком.

Параша в раздумьи опустила поводья. Конь пошел тихим шагом вдоль рубежа.

Отец говорит, что не время теперь думать о замужестве. Но как же не думать, когда не видишься с Герасимом день, а кажется - год. Раньше так не случалось. Люди казались все одинаковыми и во Пскове, и в стане у рубежа. Суетные, хитрые, погруженные в торговлю и богомолье псковские люди. И стар и млад думает только о наживе. В стане служба! Только служба и сплетни! Бедняки... тихие, смиренные, боятся слово сказать.

Герасим какой-то иной, не похожий ни на тех, ни на других. На стороже - он думает только о службе, а на отдыхе поет песни, рассказывает сказы о жар-птице, о волшебниках и любит странствовать по окрестным полям и лесам и думать о том, что должно быть впереди... По его словам, жизнь должна быть иной! Какой-то деревенский парень, кто он - неизвестно, но он поймает эту жар-птицу, и тогда настанет правда, а кривду забьют в колоду и спустят на дно морское, привязав к ней тяжелый камень. А до моря, недалеко, и к морю будет проложен путь.

Говорил он о правде и кривде красиво, и щеки его покрывались румянцем...

Параша знает, что Герасим думает не о себе, а обо всех. И любимая поговорка его: "Терпение и труд - все перетрут!" Он так верит в то, что терпение и труд когда-то должны уничтожить все горести, что и Параша невольно начинает верить в это же.

А на вид суров и смотрит исподлобья, но душа такая, какую могут иметь только честные, добрые люди. И богу он горячо молится, с верою. Это главное.

Вот какой человек Герасим! И найдешь ли другого такого? Да и не надо его искать! Судьба сама посылает его ей, Параше. Никого не надо! И отцу и матери он пришелся по сердцу!

С такими мыслями девушка, сама того не замечая, отъехала далеко от дороги, и когда очнулась от своих мыслей, то никак не могла понять, куда она заехала. Вокруг была снежная пустыня да сбоку рвы и бугры.

И вдруг позади раздался шум. Не успела она опомниться, как несколько человек окружили ее, схватили за поводья коня и повели его в соседний овраг. Она начала кричать, хлестать нагайкой приблизившихся к ней людей, но ничто не помогло. Ее стащили с коня, связали... В овраге были другие кони.

Дальше началась бешеная скачка, замелькали кустарники, деревья...

Крепко связанная веревками, переброшенная через седло, Параша потеряла сознание.

Ч А С Т Ь  В Т О Р А Я

______________________________

I

Давно Москва не видала такой вьюги: снежные вихри сокрушительным потоком неслись по кривым посадским улочкам, срывая соломенные и тесовые кровли, ломая деревья, засыпая снегом бревенчатые стены строений, заборы, мосты, сторожевые вышки.

Съехавшиеся из разных уездов воинские люди с трудом пробивались сквозь снежную муть бурана.

Приказ царя явиться из поместей "конными, людными и оружными" выполнил и боярин Колычев.

Закутавшись в меховую доху, он всю дорогу дремал в удобном, обитом лосевою шкурою, возке и только на окраине Москвы, проклиная войну, вьюгу и новые порядки, вылез наружу и велел подать ему коня. С трудом взобрался на него, ворча, сгорбился в седле, съежился от холода. Хриплым голосом крикнул, чтобы к арчаку седла привязали маленький набат. Там что бы то ни было, а боярский обычай соблюсти надо. Позор - ехать боярину через толпу, не разгоняя ее, не давая ударами в набат знать о себе, о своем великом чине.

Позади Колычева - несколько саней с оружием, броней, латами, едой. За обозом на побелевших от инея конях двигалась дружина. Верный слуга Колычева, Дмитрий, к делу и не к делу покрикивал на отстающих. Иногда он подъезжал к розвальням и подозрительно посматривал на мужиков, сопровождавших обоз. Ведь там, под рогожами, битая птица, вареное мясо, кадушки масла, меда, караваи хлеба, сухари.

Вступая в Москву, Колычев и все его люди набожно помолились.

- Осподи, осподи! Узри мучения раба твоего Никиты! - прошептал Колычев, задыхаясь от порывов ветра.

Одно утешало: дружинники его - мужики дородные, отчаянные, - авось, отстоят, коли боярин в беду попадет. И оружие - дай бог каждому! В новеньких обшитых лосиной кожей саадаках луки крепкие, тугие и стрелы легкие с острыми железными наконечниками; есть копья и даже одна пищаль. Турские и казацкие сабли - у всех. Пятеро в латах, семеро в кольчугах, десяток в тегиляях. У всех - наручи, на головах шлемы и железные шапки. Чего же еще? Порадел батюшке-царю сколь сил хватило. В дальние места посылал за железом и саблями. Немало своей казны порастряс на то дело. "Лучше было бы откупиться, - раздумывал Никита Борисыч, - да как это можно? Никакие деньги не помогут. Ах, Агриппинушка!.. Бог ведает, что с ней теперь? Тяжелой оставил ее. Без меня, гляди, и долгожданное дитё народится!.. И увижу ли я то дитё, благодатию господнею ниспосланное за мою великую любовь к Агриппинушке?"

Грызет раскаянье: "Всуе так много и так часто упрекал ее за "постыдное неплодство!" Бедная, горькая лебедушка! Прости! Обижал я тебя, сомневался, скаредными словесами во хмелю обзывал! Эх, какие все бабы несчастные!"

Чем дальше оставалась позади родная вотчина, тем виноватее чувствовал себя боярин Колычев перед женой, и час от часу сильнее становился страх его перед будущим.

Повернув коня, боярин, с растерянным видом пропустил мимо себя обоз и конную челядь: смогут ли его люди защитить его?

Из-под косматых малахаев невесело глянули на него глаза ратников.

- Зазябли, братцы? - приветливо спросил он.

- Не! Ничаво! - равнодушно прогудело в ответ.

Колычеву ответ показался недружелюбным. Всю дорогу старался он быть со своими людьми ласковым, заботливым, не как в усадьбе, и вот поди ж ты! Скрепя сердце одаришь их добрым словом, а вместо спасибо: "ничаво!" Вот тут и надейся на них! А как не кормить? Уж если возьмет голод, тогда и вовсе появится голос. На войне холоп молчать не станет. "О, война! размышлял охваченный тревогой Колычев. - Страшна ты боярину не токмо врагом, но и рабом!"

Снег слепил глаза. Буря оглушала внезапными порывами, даже думать становилось трудно. Обозные кони увязли, и всадникам приходилось слезать с коней, вытаскивать сани из сугробов.

В эти промежутки Колычев доставал из кожаного мешка, висевшего у него сбоку, баклажку с вином и, перекрестившись, прикладывался к ней с особым прилежанием, пока не успокаивалось тоскующее нутро. Неторопливо затем убирал Колычев баклажку снова в сумку и долго после того причмокивал и облизывался. "Господь бог не забывает рабов своих!" - отмахиваясь от снежных комьев бурана, успокаивал он сам себя.

На большой дороге к Китай-городу стало полегче. Путь пошел утоптаннее, уезжаннее. Виднелись следы многих коней, солома кружилась в воздухе, глянцевитые полосы от полозьев проглядывали местами сквозь наметы снега.

До слуха вдруг, откуда-то издалека, вместе с порывом ветра, долетел грохот пушечного выстрела.

Колычев икнул, почесал затылок: мурашки пробежали по телу.

Встречные одинокие всадники проносились мимо, не кланяясь, - видимо, царские гонцы. Простой народ останавливался, отвешивал поклоны боярину. Колычев снисходительно кивал головою в ответ. На Земляном Валу, предчувствуя близость Кремля, он остановил свой обоз. Крикнул что было мочи:

- Тянись! Прямись! В бока не сдавайсь! Копья не клони!..

Объехал своих людей, остался доволен. Царь любит порядок. Глаз его зорок. Неровен час - оплошность какая! Беда! Не токмо боярином, - не быть тогда и звонарем, и пономарем, пропадай тогда головушка! Весь в своего деда. Покойный Иван Васильевич Третий тоже крут был. Не попусту прозвали его "Грозным"*.

_______________

* Иоанн III был также прозван боярами "Грозным".

У Покровских ворот стража преградила путь. Из караульной воеводской избы, путаясь в широкой, длинной шубе, вылез боярин. Поклонился Колычеву. Тот ему:

- Спаси Христос!

- Бог спасет!

Подскочили люди, помогли Колычеву слезть с коня. Круглый, как шар, в косматом тулупе, Колычев облобызался с боярином. Старые друзья! Князь Семен Ростовский да Никита Колычев в Казанском походе в ертоульном полку* служили. Однажды князь Семен спас Колычева от татарского ятагана. Дружба старинная!

_______________

* Е р т о у л ь н ы й  п о л к - отряд легкой конницы, шедшей

впереди войска. Нечто вроде разведчиков. Введен в русском войске во

время Иоанна III.

- Войди-ка, погрейся... - сказал Ростовский, ведя под руку Никиту Борисыча в караульную воеводскую избу.