Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 2, Море)

• Название: Иван Грозный (Книга 2, Море)
• Автор: Валентин Костылев
• Жанр: История

---

Бояре? Но ведь они уже давно против войны в Прибалтике; они, напуганные казнями, угодничают перед царем. Трусам мало веры...

Опричники? Но им не доверяет земщина, их считают приспешниками царя, преторианцами... Да и сам он, царь знает, что они скажут то, что желает царь... От них прямого слова не услышишь... Они - слепые рабы царя.

Дворяне, мелкие помещики, гости, купцы, мещане и другие незнатные люди?!

Он, царь, должен признаться самому себе: плохо знает он их. Кто они? Как они мыслят? Сам бог велит прислушаться к их голосу. Они - сила. Ими держится царство.

Не ради архиереев, не ради князей и бояр, не ради ближних сановников и опричников созвал царь этот Земский собор... Вельмож царь видит постоянно около себя, он знает их хорошо, но ему неведом голос толпы незнатных людей.

Иван Васильевич открыл окно. Прислушался к рожкам опричников, собиравшихся для охраны царского выхода к народу. Пели петухи, лаяли псы, где-то стучали топоры плотников, достраивавших хоромы на опричном дворе.

Вот-вот сойдутся в Кремле: царь и народ...

Что скажут "они"? Война или мир?.. Вот уже пономари влезли на колокольни, готовясь ударить в колокола, возвестить Москве о выходе царя...

Иван Васильевич тяжело вздохнул и закрыл окно, словно боясь этого колокольного звона... Прошел на половину царицы. Застал ее за молитвою. Обождал. Затем приблизился к ней и крепко ее обнял.

- Мария, благослови меня! Слышишь? Колокола звонят. Зовут царя. Скоро увижу их!

Царица быстрым движением руки перекрестила Ивана Васильевича: "Не торопись, батюшка!"

На заре того же дня в покоях митрополита - тихая беседа, вздохи и молитвенный шепот. На высоких пуховых постелях в опочивальне владыки, под одеялами, украшенными шелковой зеленью и златоткаными узорами, лежат митрополит Афанасий и новгородский архиепископ Пимен.

- Батюшка родной ты мой, понять того невозможно, чего ради тиранство сие, вспомни, владыко, слово Апокалипсиса: "Убийцам часть в езере горящем огнем и жупелом, еже есть смерть вторая"... Помысли, владыко, - не един ли бог, как творец, может отнять у человека жизнь, егда захочет? Убийца восхищает себе божеское право, убивать ближнего.

- Помолчи, добрый пастырь, не услыхали бы, - погрозился на Пимена пальцем митрополит. - Ныне везде уши. Трепещу каждодневно. Просил отпустить меня, по древности лет, в монастырь. Осерчал! С нехотью отпустил. А то самое истинно, - жизнь есть первое счастье для человека. Узнику, сидящему в тесной и смрадной темнице, однако же приятно дышать, лепо глядеть на свет божий и сознавать, что он еще жив... Господи, господи, прости нас, грешных! До чего же мы дожили?

- Нарушено все законное, отеческое, все правила христианские. Синодики с поминовением душ убиенных множатся. Изверг адов - Малюта - уже и на свет божий не кажется. Недосуг ему. Душегубством занят. Волк. Сыроядец! Саул говорил своему оруженосцу: "Убили мя, яко объяла мя тьма лютая"... И царю пора бы...

Митрополит приподнялся на пуховиках, слегка наклонился в сторону новгородского архипастыря и едва слышно произнес:

- Привыкли мы к тому, братец мой духовный, привыкли, и уж говорить о том перестали... Видно, так господу богу угодно.

- А нам все то, што на Москве видим, кровавым самодурством представляется... Великий Новгород - гордая твердыня. Но шею перед царем не склонит. Хоть и нарушено у нас вече, но душа осталась вольной... Не побороть ее палачам московским, - говоря это, и Пимен приподнялся с ложа. Его глаза были гневны, он потряс кулаком, громко сказав: - Не поддадимся! Не склоним головы. Не надейся, великий князюшка!.. Устоим. Коли сами не справимся, нам помогут. Москва - щенок перед древним Новгородом.

Афанасий испуганно замахал руками на новгородского архиепископа:

- Тише, тише! Веслом моря не расплещешь. Полно горячиться!

- Не трепещи, любезный владыко, кто нас тут подслушает? Запуган ты, ой как запуган. Ты митрополит, - по-нашему, чином выше царя... Выше!

- Ныне я уже не митрополит, а смиренный инок Чудова монастыря... Буде! Выбирайте себе другого митрополита, - сказал с тихим торжеством в голосе Афанасий.

- Добро. Угодное всевышнему дело - сложишь с себя сан, чтоб не покоряться тирану. И каюсь аз, пошто приехал в Москву? Не верю в собор, не верю. Желаемое царю и рекут на соборе. Видимость одна. Как царь похочет, так оное и будет. Кто же осмелится стать поперек? Не найдется того человека. Новгородское вече основалось на радость свободных суждений, на крайнем разумении всякого инакомыслящего... Московские великие князья единомысленники, гордецы, себялюбцы. И Земский собор будет сходбищем рабов, бессловесных холопов...

Афанасий внимательно слушал Пимена.

- Господь бог смилостивился надо мною... На том земском сборище не быть мне... И не надо, Христос с ними! Пущай собираются... Грех един. Суета сует!

Пимен задумался. Вздохнул.

- В Новгороде же получен от московского великого князя строгий наказ, - быть мне чтобы на том соборе... Уговорили меня архиереи наши, гости да купцы новгородские исполнить наказ великого князя. Вот и приехал я в ваш грешный град.

Совсем тихо заговорил Пимен о Курбском, о том, что он в Польше хорошо принят королем, стал большим вельможей на Литве, хозяином и воеводою ковельских земель... "Умная голова нигде не пропадет", - закончил Пимен свой рассказ.

- Чужой край милостивее к нашим князьям, нежели свой, - с грустью закончил свою речь Пимен.

- Господь с ними, как там хотят. Омываю я руки. Удаляюсь от суеты земной... Не лежит душа моя к порядкам земным. Уйду подале от греха... Как токмо мог батюшка Макарий терпеть такое? Царство ему небесное, милостивцу! - перекрестился Афанасий.

Кабаки в Москве закрыты.

Строго-настрого заказано, чтоб в честь великого Земского собора не было ни хмельных забав, ни гусельного гудения, ни скоморошьих юродств, никакого иного "беснования", но чтобы дни соборных бесед царя с народом протекали, как дни строгого христианского праздника, украшенные добродетелью, смирением, благоговейною тишиной и взаимным дружелюбием...

Генрих Штаден тайно созвал в свою корчму самых близких друзей-немцев, тайных его союзников и советников, среди которых находились Фромгольц Ган, Эберфельд, Вейт Сенг, ливонские немцы, принятые в опричнину, - Таубе и Крузе, и уроженец Померании, слуга государева врача, Альберт Шлихтинг. Все собравшиеся здесь немцы знали русский язык и почти все несли по мере надобности службу, как толмачи.

За кружкой доброго российского пива немцы обсуждали вопрос, как наилучшим способом помочь императору захватить Россию.

- Надобно, чтобы император своею дружбою обманывал царя, - сказал Штаден, - чтобы перехитрил его. Великий князь давно склоняется к тому, что следует поддерживать дружбу с римским императором... Мы не будем обманывать себя: дружба эта нужна царю, чтобы переманить на свою сторону всякого рода мастеров и воинских людей. Его мысль подбить Германскую империю на войну с Польшею. Когда же немцы напали бы на Польшу, великий князь взял бы тогда город Вильну в Литве, чем приблизил бы свою границу к немецкой земле.

Иоганн Таубе, худой, жилистый, безволосый немец, постукивая пальцами по столу, ухмыльнулся:

- Зачем великий князь созывает этот шумный депутационстаг?

Элерт Крузе, его неразлучный друг, обтирая рыжие усы, смоченные пивом, вытянул свое лисье с раскосыми глазами лицо и произнес нараспев:

- Разве вы не знаете, что он "народный" царь?.. Его величество пожелало держать совет с мужиками. Еще бы! Он де-мо-крат!

Все весело рассмеялись.

- Вот слушайте, что мы написали на всякий случай...

Таубе вынул из кармана лист бумаги.

- Мы все записываем для польского короля, что видим и что не видим о Московском государстве и об его деспоте, - сказал с двусмысленной улыбкой Крузе.

- Слушайте, - провозгласил Таубе: - "Многие из вельмож, которые могли прежде выступать в поход с двумя-тремя сотнями лошадей, которые обладали состоянием во много тысяч гульденов, должны нищими бродить по стране и питаться подаяниями, а те, кто были их слугами и не имели ни одного гульдена, посажены в их города и имения, и одному нищему или косолапому мужику было столько дано, сколько десять таких имели прежде. И случилось так, как поется в старой песне: "Где правит мужичье, редко бывает хорошее управление..." Таким образом, состоятельные люди превращены в нищих и ограблены природными нищими, и у многих из них не осталось ни одного коня..."*

_______________

* "Послание Таубе и Крузе" ("Русский исторический журнал",

Петроград, 1922 г., кн. 8-я).

- Понравилось ли вам, что вы слышали? Будет ли это справедливо? спросил Крузе.

Началось общее оживление. Все подтвердили правдивость записи Таубе. Каждый хотел высказать и свое слово о великом князе и о его правлении. Штаден хвалил царя за то, что, "расшатывая старые устои, Иван Васильевич разоряет страну, обессиливает ее".