Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

• Название: Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
• Автор: Валентин Костылев
• Жанр: История

---

Много думала обо всем этом Феоктиста Ивановна, многое втайне она осудила в своем муже, и особенно его непомерную строгость к дочери. Она решила положиться на волю божью, усердно помолившись о том, чтобы никакого худа от сего не приключилось.

Сёма Слепцов, долго ли, скоро ли, но привел-таки ватагу беглых мужиков в стан Ивана Кольцо. Рубаху хоть отжимай! Намучился Семен, а главное, народ ворчать начал, удержа нет!

- Ну вот, - сказал Сема. - Пришли. Где лад, там и клад и божья благодать.

Мужики перекрестились на все четыре стороны.

- Глупый я, черный человек, не родовитый, а думаю: в согласном стаде и волк не страшен, - обтирая пот с лица, с тяжелым вздохом произнес Семен.

Иван Кольцо - рослый, задумчивый детина, с большим вихром на лбу, толстогубый, осмотрел с кислой улыбкой вновь пришедших:

- Голь убогая! Кобыла и та вас всех улягнет. Где такие заморыши родятся?! Господи!

Он поморщился, укоризненно покачал головой.

- Кто малым доволен, тому бог больше даст! Вот как, атаман! А между прочим, подай каждому из нас палец, а мы и руку укусим. Народ зубаст, осерчал. Коли что - не сдержишь, - проговорил Слепцов, кивнув головою в сторону своих односельчан.

- Ты не смейся, божий человек! - вступился в разговор дедушка Парамон. - Мир по слюнке плюнет - и море выйдет. Народ у нас дружный, охочий, всего натерпелся. Спаси, господи, и помилуй, коли в деле струхнет! Николи!

Сказал, с важностью, оглядел толпу своих товарищей и добавил: "Гляди, как смотрят!"

Раздались и другие голоса:

- Ты, мил человек, не думай, что криво зачесаны, - мысль в нас справедливая... Правды ищем. Сёмка обещал нас к правде привести. Добьемся ее, где умом, где кольем, рано, либо поздно, а добьемся...

- Добро, братцы! - сказал Иван Кольцо, довольный находчивостью вновь пришедших мужиков. - Ого! Ого! Видать, колючие! Гоже так-то!

Он приказал своим есаулам выдать всем им оружие. Замелькали копья, шестоперы, кистени, сабли в руках слепцовских людей, рассевшихся на лужайке.

Место глухое, овраг глубокий, заросший можжевельником и папоротниками, окруженный дремучей дубравой, а со стороны реки Суры прикрытый непреодолимым буреломом. На двух высоченных дубах ватажники устроили дозор: двое парней, словно птицы, прилепились к стволам, сидя на сучьях, только лапти сверкают.

Совсем рядом построенная великим князем московским крепость Васильгородок, но это Ивана Кольцо не страшит: чуваши, хорошо знающие местность, держат дозор вдоль реки Суры и, коли надвинется опасность от васильского воеводы, - чуваши тотчас же уведомят ватагу. Дружба у беглых мужиков с чувашами и черемисой крепкая, надежная.

В откосах оврага ватажники нарыли множество землянок. Устроили там свои жилища. Вырыли место и для укрытия коней. Громадный навес из поваленного березняка соорудили над конским табуном.

- Теперь нас много и все заодно супротив бояр и купцов. Да и царского добра пограбить, коли на то бог благословит, мы не прочь, - сказал, собрав ватагу в кучу, Иван Кольцо, - и случай такой нам господь посылает... В Вологду из Москвы вышел богатый царев караван: там и деньги, и кошт, и одёжа. Выходит: надобно нам догнать его, окружить да и стяжать, господь что пошлет. А стрельцов при нем двести душ, а нас вдвое больше, да и нападем мы из засады...

Загудели ребята. Началась веселая кутерьма.

Руки у всех зачесались. Не нашлось бы в ватаге ни одного человека, чтоб от такого верного дела отказаться. Накипело у каждого на душе, - не сладко жить в боярской да дворянской неволе. Да и засиделись на Суре. Пора!

- Сделайся овцой - волки готовы! - так говаривали деревенские, сбросившие с себя иго барщины. Теперь каждый из них чувствовал себя способным бороться с этими волками, потому что шли сообща, дружной толпой.

Лица ватажников оживились, засияли, будто в праздничек. Несчастья бояться - и счастья не видать. Разглаживали бороды самодовольно. Кое-кто в кустарниках молился богу, обратившись лицом к небу, молился о благополучном походе на царев обоз.

- Кто к богу - к тому и бог, - говорили молельщики. - Бог не в силе, а в правде. - И добавляли с улыбкой: - Бог-то бог, да и сам не будь плох.

Правда! Не за ней ли гоняется народ, убегая в леса? Правда - светлее солнца, дороже солнца. Правды нет в вотчинах боярских, на усадьбах дворянских, правды нет и в лабазах купецких. И недаром Иван Кольцо постоянно всем говорит:

- За правое дело стой смело! Нас зовут татью, разбойниками, а у нас о правде-то душа более царской да боярской болит. Моя совесть чиста, и ваша совесть должна быть чистой, как у святых угодников, на которых царь молится.

Рано утром поднялась ватага.

По низинам туманило. Холодок забирался под одежду. В тишине слышалось бряцание оружием, ржанье коней, сердитое покрикивание на них ватажников.

- Путь держать будем на Волгу... - сказал Иван Кольцо. - К Ярославлю.

- Воля твоя, атаман!.. - радостно загорланили ватажники. - С тобой хоть за море.

Заворочалась, поднялась, как один, толпа бородатых, волосатых дядей.

Поп вышел из толпы, прочитал молитву.

С обнаженными головами выслушали его непонятные причитания ватажники, притихли...

- Господь простит рабов своих, коих на грех татьбы толкнуло своевластие и гордыня владык земных! - сказал он, убирая в сумку деревянный крест.

Поп-вассиановец - из заволжских старцев, - усердно проклинавший на всех богомольях царя Ивана, благословил ватажников при выходе из оврага, и сам верхом на тощей кобыле поплелся за ними.

VII

Сквозь клены в окна пробивалось солнце на лесенку, ведущую в светелку Игнатия.

Прислонившись к бревенчатому простенку, стояла Анна, зажимая глаза от солнца, в своем нарядном розовом шелковом сарафане. Она как бы невзначай столкнулась здесь с ним, этим загадочным юношей. Он крепко прижал к сердцу ее руку, приговаривал тихо-тихо. "Солнышко мое, незакатное!" И вдруг близко прикоснулся к ней и поцеловал.

Она хотела оттолкнуть его и не смогла. Не хватило ни сил, ни смелости, да и жаль стало парня.

- Что ты? Что ты? Грешно! - прошептала она, когда он хотел увлечь ее к себе, быстро увернулась и, не помня себя от страха, скрылась во внутренних покоях дома. Но долго еще не покидало ее ощущение его теплых сильных рук, прикосновения горячих губ к щеке, его прерывистого дыхания. В своей горенке она стала на колени и помолилась на иконы, прося у бога прощения за то, что случилось с ней. Но горечи раскаяния, к великому своему удивлению, она не чувствовала. Нет. Напротив, - внутри что-то говорило, что "так нужно!"

На другой день ее мучил стыд и страх, когда она вспоминала об этой встрече с Игнатием.

Вместе с тем было приятно сознавать, что о случившемся никто не знает, кроме них двоих, что это ее тайна. Любопытство еще более разгорелось. Появилось нетерпение. Захотелось поскорее узнать: кто он, о чем он думает, о чем может поведать ей? Она почувствовала, что ее опять тянет к нему, к новой встрече с ним, и чтобы это произошло непременно поскорее, поскорее!

Эта новая встреча не заставила себя ждать, - теперь вечером, в сумерках, столкнулись они во дворе около медвежонка, когда она кормила звереныша хлебом с медом.

Неожиданно из конюшни вышел Игнатий. Остановился, как вкопанный, около Анны. И она уже не испугалась, а вся расцвела от радости, даже вздохнула с облегчением, подумав: "Слава богу!"

Он заговорил тихо и вкрадчиво:

- Касатка моя ненаглядная! Как я скучаю о тебе! Господь один то ведает! Пусть свет небесный погаснет, коли не суждено мне видеться с тобой! Ни в чем нет мне отрады, одна ты...

А сказал-то как?! Просто, нежно, словно бы давно-давно дружил с ней. Сердце замерло от счастья.

Чувствуя близость юноши, она не могла сойти с места. Он нежно обхватил ее стан своей рукой:

- Светик мой, цветочек аленький, посети мою горенку, осчастливь меня, одинокого. А я поведаю тебе о своей жизни сиротской, расскажу все начисто, как на духу.

И теперь, не долго думая, она торопливо последовала за ним.

А когда очутилась в его горнице, ей сразу стало легко, весело, словно улетела она на крыльях из дома в какой-то другой мир, где нет отцовской строгости, нет греха...

Едва дыша от радостного волнения, она прошептала:

- Как здесь хорошо!

Неожиданно Игнатий сжал ее в своих объятиях.

Анна слабо сопротивлялась:

- Что ты со мной делаешь!.. Милый!.. Грешно ведь...

Игнатий, тяжело дыша, выпустил Анну из своих рук:

- Прости меня, неразумного! Не знаю... я ничего не знаю... Прости!

Придя в себя, он взволнованно начал рассказывать ей о себе.

Она услыхала, что отца его казнили или убили на войне, - он этого сам не знает, а мать сослали в монастырь, после того как он родился. Ей сказали, что ребенок ее умер. Но он не умер, был взят чужими людьми, и детство свое провел в глухом лесу, в мужской обители, где один древний старец умудрил его грамоте, научил читать и древнее греческое писание святых отцов. А когда старец занедужил, то перед смертью приказал инокам монастыря отвезти его, Игнатия, к старушкам Колычевым в Москву, к теткам и сестрам казненных бояр Колычевых. Почему его поместили к ним, он не знает, а старец тот оставил после себя много денег и отослал их к тем же старушкам. Он был друг покойного митрополита Филиппа, который тоже происходил из рода Колычевых.