Наталья Андреева - Стикс

• Название: Стикс
• Автор: Наталья Андреева
• Жанр: Детектив

Их было двое — мальчиков-близнецов. Тридцать лет назад их жестоко разделили — кого-то осчастливив, кого-то наказав. Тридцать лет они жили вместе, не зная друг друга. Один — страж закона, другой — преступник, маньяк. Один исчез, пропал. Другой — не помнит, кто он. Понять — что это — спасение или наказание?!

---

— Да? А у меня, кажется, великолепный кроль! Смотри!

Он разбежался, бултыхнулся с берега в воду, почувствовал, как она оглушила, ударив по барабанным перепонкам, рванулся, вынырнул метрах в четырех от берега, поплыл размашисто, широко.

— Папа плывет, папа! — восторженно закричали с берега Головешки. — Ух ты! Смотрите, это наш папа!

Он чувствовал, что постепенно наберет ее, отличную физическую форму. Малышня на берегу визжит от восторга. В самом деле, кроль у него красивый. Роскошный кроль. Пусть девчонки гордятся тем, какой у них отец. Хорошо!

Когда вылез на берег, Зоя улыбалась. Сказала:

— А плавать ты стал совсем по-другому.

— А раньше как плавал? — поинтересовался он.

— Всегда хорошо, быстро, но не так красиво. Да я и видела-то всего пару раз, — стала вдруг оправдываться она. — Может, и так плавал. Ты на речку со мной не ходил, стеснялся, все говорил, что фигура у меня некрасивая.

— Бред какой! Из-за этого с женой на речку не ходить? Извини, я не имел в виду твою фигуру.

— Я некрасивая, — вдруг всхлипнула она. — Не пара тебе.

— Зоя, перестань! Ну, хватит же! Зоя! Дети смотрят. Ну, все, все.

И он, нагнувшись, поцеловал ее по очереди в оба глаза: один раз в карий, другой раз в голубой. Почувствовал вдруг, что в душе уже совсем другое. Нет, уже не «жалко, что ли?». Еще не любовь, но какая-то смутная, непонятная тревога. Предчувствие любви. «Где я был все эти годы? — подумал он. — Ведь как хорошо, спокойно. В душе тишина и полное равновесие. Как будто раньше она раскачивалась на двух чашах, между «хорошо» и «плохо», а теперь вдруг нашла эту единственную точку покоя и опоры и замерла. Надолго ли?» Пузырь внутри дремал или, может, исчез вовсе? Нельзя ему оттуда, никак нельзя.

— Твои родители не будут волноваться? — спросил он Зою.

И она опять не смогла сдержать удивленный взгляд: «Кто ты теперь? Кто?» А ведь он говорил такие простые, естественные вещи. Отчего же раньше никогда их не говорил?

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Ночь

Все счастливые дни похожи один на другой, тут уж ничего не поделаешь. Это горе разное, и причины его каждый раз разные. То денег нет, то здоровья, то просто тоска забирает оттого, что горя впереди больше, чем счастья. А что счастье? Это когда все есть, а этого всего не может быть ни больше, ни меньше. Каждый раз одинаково.

Этот день он тоже занес в актив, обдумав все его события ночью, в постели. События мелкие, незначительные: звонкий смех Головешек, тихую улыбку Зои, тайные, счастливые взгляды тещи, молчаливое одобрение тестя. Это была его Семья, люди, которые приняли его в свой круг, за свой стол, люди, которым он был обязан редкими минутами покоя и простой человеческой радости — вещам обыденным и всем понятным.

Он чувствовал, что вечер седьмого дня — закат его душевного равновесия. Завтра будет день восьмой, день тяжелый, и не потому, что понедельник, а потому что придется решать важную для себя проблему: сажать Игната Хайкина или не сажать. Ведь мог Игнат убить. И ту женщину, что нашли восемнадцать лет назад в Горетовке, и кума, и своего соседа. И мог не помнить, как убил всех остальных. Психиатрическая экспертиза, которую до сих пор почему-то еще не проводили, наверняка определит отклонения от нормы. Этот Хайкин, без всякого сомнения, человек больной.

«Убивец», — вспомнил он хриплый шепот подозреваемого и руку, тянущуюся к тяжелому дыроколу. И в этот момент вошел Руслан. И Хайкин сразу сжался.

Впервые прозвенел в душе звоночек. Хайкин боится Руслана. Его, следователя Мукаева, слишком долго не было. И с подозреваемым работал капитан Свистунов. «Ну, да ты, Игнат, все уже знаешь», — вот как работал.

— Ваня, ты почему не спишь?

Они лежали в постели, Зоя физически устала и, кажется, была очень счастлива. И то и другое расслабило ее, разморило. Но заснуть раньше, чем он, Зоя все равно не могла.

— Думаю, — ответил он не очень охотно.

— О чем?

— Есть одна женщина…

— Женщина? — Зоя мгновенно приподнялась на локте. — Какая женщина?

— Ее зовут Лора. Лариса. Я никогда тебе о ней не говорил?

— Лора? Может быть, Леся?

— Значит, о Лесе ты знала.

— Весь город знал.

— А о Лоре? О той, что живет в Нахаловке, в частном особняке?

— Вот, значит, какие они были, твои ночные засады, — грустно сказала Зоя. — А я думала, ты, когда домой не являлся, у Леси ночевал. А была, оказывается, еще и Лора.

— Все прошло, — твердо сказал он. И повторил: — Прошло. А начал я этот разговор, потому что, возможно, скоро с этой Лорой встречусь. И я хочу, чтобы ты узнала это от меня. Еще до того, как встреча состоится. Потому что понял уже, что такое провинциальный городок. Если есть что-то в нем быстрее скорости света, то это скорость сплетни.

— Раньше ты тоже говорил, что это твоя работа: встречаться с разными людьми. Но почему-то люди эти были преимущественно женщины. И встречался ты с ними по вечерам.

— Я хочу поменять работу, — твердо сказал он. — Но мне надо закончить два важных дела. Вэри Вэл просил. А потом все будет по-другому.

— И чем же ты собираешься заняться?

— Не знаю. Может быть, уеду в деревню. С тобой.

— И что мы там будем делать?

— Не знаю. Но мне кажется, что я должен начать оттуда. Это моя отправная точка. Я должен вспомнить свою жизнь. С настоящего первого дня, а не с того, с которого началось мое мытарство. И еще я должен…

— Что?

Он не хотел пугать Зою. Про то, что надо будет кого-то убить, ей лучше не знать. Может быть, и обойдется. Спишут на самооборону, в крайнем случае, выгонят с работы. Но ему другого и не надо. Обойдется.

— Спи. Спокойной ночи.

— Ваня?

— Да?

— А ты ведь совершенно другой. Я думала — пройдет. Не может же человек забыть некоторые свои привычки. Но в тебе же ничего не осталось прежнего. А если ты все вспомнишь, оно вернется?

— Что вернется?

— Все то. Плохое.

— Если честно, я никак не могу представить себя бабником, пьяницей и хамом. И не могу представить, что когда-то писал «жи-ши» через «ы».

— Писал, писал, — рассмеялась вдруг Зоя. — И долго писал. Если бы я с тобой не занималась, вряд ли сдал бы вступительные экзамены на свой юрфак. Мы же учились в одном классе! Помнишь? Русский ты всегда списывал у меня, а математику у Руслана.

— А у меня тогда кто что списывал? — вдруг совершенно по-детски обиделся он.

— У тебя просили защиты от старшеклассников. Ты был отчаянным, ни с кем не боялся сцепиться. И еще ты был лучшим волейболистом, футболистом, баскетболистом…

— И все-таки у меня должен был быть в школе любимый предмет. И каким-то образом я же поступил в юридический.

— Милый, наверное, все вступительные экзамены у тебя принимали женщины, — улыбнулась Зоя. — А этот предмет ты всегда знал на «отлично». И даже с плюсом. Спокойной ночи. Да, если ты пойдешь к Лоре, по крайней мере вспомни все, что ты мне раньше врал, если останешься у нее ночевать. Ведь я целых десять лет тебе верила.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Это был какой-то сплошной тягучий, клейкий кошмар. Без отдыха, без редких проблесков солнца. Не в смысле погоды: здесь-то все было как раз в полном порядке. Светило солнце, и поэтому он сначала никак не мог сосредоточиться. Деревня Ржаксы в его памяти была намертво связана с холодом, туманом и мелким, противным дождем. Слово Ржаксы тянуло за собой паровозом труп, выпачканный в рыжей грязи, и долгие поиски кого-то в склизком тумане.

Рано утром в прокуратуру привезли Хайкина. Тот отчего-то был весел и почти счастлив. Хотя чему было радоваться? Хайкина везли на следственный эксперимент. Везли в наручниках, как особо опасного преступника, и народу ехать с подследственным собралось много. Хайкин же, казалось, радовался тому, что произвел такую суету. Радовался Игнат и возможности увидеть родную деревню и, кажется, совсем не понимал, какое приезд всех этих людей произведет там впечатление.

«Он не убивал», — подумалось тогда в первый раз за этот бесконечно длинный, тягучий и душный день. День-кошмар. В самом деле, как мог человек с такой легкостью и в таком отличном настроении ехать на место, где, по собственным же словам, убил родственника, двоюродного брата? Причем убил страшно, не одним ударом, а многими, с каким-то остервенением втыкая нож в мертвое уже тело. Но, Хайкин?

— Быть может, вы не понимаете, Игнат… Платонович, в чем вас обвиняют? — негромко спросил он перед тем, как Хайкина повели в машину, милицейский «газик», на котором подследственный должен был ехать в Ржаксы в сопровождении конвоиров.

— Как не понимать? Понимаю, — нагнул шишкастую голову Хайкин.

— Вы признались в том, что убили десять человек. Десять!

— Ну, убил, — согласно кивнул Хайкин. — Так что ж? Едем, что ли?

…Деревня Ржаксы была большой, с двумя центральными улицами, идущими почти параллельно, остальные улочки и переулки расходились в стороны, словно ветви диковинного дерева с двумя стволами, на концах расщеплялись, порой заканчивались захламленными тупиками, порой выбегали в поле, на простор. Одну центральную улицу называли почему-то Западная, другую — Восточная. В конце Западной и был дом Хайкина, тот, который Игнат делил пополам с семьей убитого теперь двоюродного брата. Фамилия того, кстати, тоже была Хайкин. Оказалось, что тетка, оставившая сыну дом, была женой родного дяди Игната Хайкина.