Георгий Гуревич - Карта страны фантазий

• Название: Карта страны фантазий
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: Искусство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1967

---

Мечта, как правило, излагается на примере первого испытания. Припомните, как много генеральных репетиций и премьер в научно-фантастической литературе. У Ж. Верна — первый полет на Луну, первая подводная лодка, первый воздушный корабль, первый вездеход, первый автомобиль ("Паровой слон"). У Г. Уэллса — первые люди на Луне, первое путешествие во времени, первый человек-невидимка. Человек-амфибия А. Беляева — это первый подводный человек, голова профессора Доуэля — первая оживленная голова, доктор Сорокин — первый доктор, меняющий людям внешность.

Не случайно писатели-мечтатели предпочитают описывать испытательную стадию. Новое, непривычное потрясает не только читателя, но и героев. Автор имеет возможность рекламировать свою мечту, рисуя восхищение и удивление очевидцев. Сотый и даже десятый "Наутилус" никого потрясать не будет. И сюжет легко построить на столкновении могучего новшества с обыденностью.

Однако далеко не всякую мечту интересно изображать в готовом виде. Мне самому пришлось столкнуться с этим затруднением, причем неожиданно для себя. Я писал повесть о покорении вулкана. Мне казалось очень заманчивым рассказать, как люди взнуздают стихию, изменят русла огненных рек, усмирят извержение, кратер превратят в турбину, от подземного буйства получат электрический ток. Но вот вулкан покорился… А дальше что?

А дальше — ничего особенного. В электрическую сеть поступит несколько миллиардов киловатт-часов.

Или, допустим, вам захотелось изобразить осушение моря. Задача небывалая, техника фантастическая: плотины в сотни метров высотой, насосы, выкачивающие тысячи миллиардов тонн воды, проблемы отвода рек, баланса дождей и испарения… А в результате человечество получит еще одну территорию, поселится на ней, построит города и селения, проложит дороги, будет сеять хлеб, наладит жизнь, такую же, как в соседних странах.

Видимо, фантастика творческая интереснее мечты там, где путь необыкновенный, а цель обычная: вулкан для получения энергии, осушение моря для хлебопашества.

То же в темах, посвященных усмирению стихий. Землетрясение отменить — задача необычайная! А каков окончательный результат? Люди живут, как раньше жили, занимаются повседневными делами.

Вытесняет ли фантастика творческая мечту? Нет: теснит, но не вытесняет. Остается круг тем, где мечта по-прежнему интересна. В теме осушения моря интереснее творчество, а в теме создания человека-амфибии интереснее готовый результат. Пожалуй, можно сказать, что готовый результат важнее там, где появилось новое качество.

Кроме того, в качество переходит и количество. Вулкан, ставший электростанцией, дает миллион киловатт, по мощности это рядовая ГРЭС, включенная в цепь. Но если вы покорили атомное ядро и каждый литр воды превратили в электростанцию, затопили всю планету энергией, тут итог интереснее, о новой щедро энергетической жизни надо писать.

Нет проблемы: становление вместо результата, путь вместо цели. Творчество и мечта — только разные стадии одного и того же открытия. Но вот что замечательно: тема одна, разговор, казалось бы, об одном предмете, а сюжеты получаются принципиально иными.

На стадии научной идеи на первый план выходят размышления. И бывает их так много, что рассуждения затирают и характеры и сюжет, автора клонит к статье. Мы об этом говорили в предыдущей главе.

На стадии испытания главное — показать, что дает открытие. Задача автора — изобразить мечту заманчивой и выполнимой. Основной конфликт — столкновение мечты с прежней жизнью. Сюжет получается приключенческий, увлекательный в него легко вплетаются тайны, узнавание, борьба за власть над открытием.

А на стадии творчества сюжет замедленный, действие происходит на стройке или в лаборатории. Основные конфликты творческие, материал специальный, основательный, много науки и техники.

На стадии же всеобщего распространения надо описать, что дало изобретение всем людям. И сюжет получается широкий, многоплановый, с общественно-социальным уклоном.

Возьмите для сравнения пары: телевидение — "Брат мой, враг мой" М. Уилсона (созидание), "Чудесное око" А. Беляева (испытание). Или же: тема — воздухоплавание. "Робур-завоеватель" Ж. Верна (испытание), "Война в воздухе" Г. Уэллса (всеобщее распространение).

Меняется сюжет, и меняется отношение к герою. Если в испытательском романе, в романе-мечте, ученый — лицо второстепенное, добрая фея, приносящая в мир открытие, то в романе о творчестве ученый — главный герой, объект человековедения.

Герой романа-мечты — наследник волшебника и сам чудо-человек. Гениальный и таинственный капитан Немо где-то на уединенном острове изобретает и монтирует подводную лодку, такую совершенную, которую человечество не изготовит и через сто лет. Гениальный и странный, донельзя рассеянный и чудаковатый Зефирэн Ксирдаль, в мирских делах ничего не понимающий, запершись на несколько недель в лаборатории, овладевает атомной энергией и с ее помощью сбрасывает на Землю астероид из чистого золота ("В погоне за метеором" Ж. Верна). Одинокие и сверхгениальные, гениальные и сверходинокие творят чудеса в произведениях Ж. Верна, у Г. Уэллса и А. Беляева, А. Толстого и А. Конан-Дойля. Человек-невидимка и современный алхимик, авантюрист Гарин и мечтатель Лось, профессор Вагнер, вложивший человеческий мозг в голову слона, и звероподобный профессор Челленджер, заставивший Землю завопить, — все они потомки капитана Немо, все "сверхгениальные сверходиночки.

Образ одинокого гения оказался очень стойким в фантастике. Отчасти из-за сюжетных преимуществ. Одного изобразить легче, чем общество. Гений ярок, привлекателен, легко запоминается, у него есть выразительная черта характера — гениальность. И нет необходимости долго объяснять, почему именно этот человек опередил человечество на сто лет. Потому что гениальный. Другие ему по колено. Кроме всего, сверхгений удобен в роли феи, приносящей в мир готовое открытие. Он вынимает межпланетный корабль, как фокусник, из платка, остается только сесть в кабину и лететь на Марс.

И один-единственный недостаток у этого образа — он неправдоподобен.

В сверхгения читатель еще мог верить во времена Ж. Верна. Людей, имеющих дело с техникой, тогда было мало. Для малосведущих словно с неба валились технические чудеса: пароход, паровоз, телеграф, фотография. Легко было поверить, что и подводную лодку и воздушный корабль завтра кто-то предложит миру. Так было сто лет назад. Но сейчас научных работников сотни тысяч, новинками техники интересуются миллионы, газеты заранее сообщают о назревающем открытии. Всему миру известно, что полет человека на Луну близок, а Марс еще не встал на очередь, и никто не поверит, что некий инженер Лось смастерил в сарае на заднем дворе марсианский корабль.

Мы-то знаем, как достаются космические корабли!

Часто слышишь такие слова: "В прошлом были гениальные изобретатели-одиночки, а в наше время только коллективы создают нечто крупное".

В этом утверждении по крайней мере половина справедлива — вторая. Крупное в наше время создают только коллективы. Одиночка в лучшем случае способен быть автором теории, основанной, естественно, на фактах, добытых всей мировой наукой. Но и в прошлом, как ни непривычна эта мысль, крупное тоже создавалось коллективами, только присваивалось одиночками.

Только один пример приведу я за недостатком места.

На Западе изобретателем паровой машины считается Джеме Уатт. Его именуют творцом промышленной энергетики, отцом промышленной эпохи. Во всех детских книжках там вы найдете легенду о необыкновенном мальчике, который, глядя на крышку кипящего чайника, понял, какая сила скрыта в паре, догадался, что эта сила может заменить мускулы людей и лошадей. Великий провидец!

А на самом деле?

На самом деле уже в XVII веке европейцы повсеместно заменяли мускульный труд энергией воды и ветра. Водяные колеса мололи зерно, вращали валы механизмов. Мануфактуры лепились тогда возле рек.

Но угольные шахты не всегда находились возле рек, а шахты нуждались в энергии для откачки воды. Острее всего эта проблема стояла в густонаселенной Англии, которая сожгла свои леса и отапливалась углем. И там с середины XVII века пытались изобрести паровой насос.

Патент Сэвери — конец XVII века. Проект парового котла француза Папена (1690). Наконец насос Ньюкомена (1708). Этот уже мог работать. В XVIII веке насосы Ньюкомена распространились по всей Англии. Их были десятки на угольных шахтах. И вот однажды модель насоса попадает для починки в руки университетского механика Уатта. Модель работала худо. Уатт догадался, почему. У Ньюкомена цилиндр приходилось то разогревать, то охлаждать, на это уходило топливо и время. Уатт предложил охлаждать пар в отдельном конденсаторе. В этом и заключалась его заслуга: он изобрел не паровую машину, а конденсатор к ней.