Джером Джером - Третья книжка праздных мыслей праздного человека

• Название: Третья книжка праздных мыслей праздного человека
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-371-00258-7

«Третья книжка праздных мыслей праздного человека» (Idle Ideas in 1905) — третий сборник «праздных» эссе Джерома К. Джерома, большая часть которых — под другими заглавиями и в изменённом порядке очерёдности — выходила также в сборнике «Американские жёны и другие» (American Wives and Others, 1904). Перевод Л. А. Мурахиной-Аксеновой 1912 года в современной орфографии.

---

— Что за глупый вопрос! — отрезал я. — Молчи и не мешай мне слушать!.. Ничего смешного он еще не говорил.

Две минуты спустя снова тихий вопрос:

— А то, что он сейчас сказал, смешно?

— Нет, нет!.. Отстань, не мешай!

— Что же он говорит, дядя?

— О пенсиях для стариков. Разве не слышишь?

— Слышу. А разве это не смешно?

— Нет.

— Так почему же он не говорит о смешном?

Тщетно прождав еще с четверть часа, чтобы гость сказал что-нибудь смешное, молодая особа, основательно соскучившись, сползла с моих колен, чем я был очень доволен, и объявила, что идет спать. На следующее утро она, вся сияющая, выбежала ко мне в сад и с торжеством провозгласила своим звонким голоском:

— Дядя, а ведь вчерашний чужой дядя все-таки сказал смешное… много смешного!

— Разве сказал? — спросил я, думая, что накануне нечаянно пропустил мимо ушей самое интересное из разговора моего гостя. — Что же он сказал?

— Не помню, дядя, — созналась молодая особа. — Но только это было так смешно, что я долго хохотала… Может быть, как-нибудь вспомню, тогда скажу тебе, дядя… Я видела это во сне.

Жажда познакомиться со знаменитостью ставит нас иногда в не совсем удобное положение. Добившись счастья быть представленным воображаемой знаменитости, вы говорите, что давно уже мечтали о возможности этого лучшего момента в вашей жизни и со слезами в голосе уверяете, что уже с самых юных лет… Но тут тот, которого вы приняли за знаменитость, перебивает вас заявлением, что он вовсе не то лицо, за которое вы, очевидно, его считаете, а только его дед, дядя, брат, кузен или вообще что-нибудь вроде этого, смотря по годам данной личности, и вам остается только со смущенным видом сказать: «Простите, я был введен в заблуждение, услыхав такое громкое имя».

Я имел племянника, который отличался в велосипедных гонках… Впрочем, по милости Неба, он здравствует и теперь с тою только разницей, что велосипед обменял на мотор… Но во время его увлечения велосипедом меня всегда представляли всем незнакомым в качестве «дяди знаменитого велосипедиста Шорленда».

Зеленая молодежь с завистью глядела на меня и восклицала:

— А, так это вы дядя Шорленда! А чем вы сами занимаетесь, мистер Джером?

Разумеется, мне это было так же лестно, как тому из моих знакомых, который, будучи сам довольно известным врачом, женился на одной еще более известной актрисе и с тех пор стал жить под названием «супруга миссис М.».

Очень тяжело и даже иногда небезопасно бывать на торжественных обедах, где приходится сидеть с кем попало, но где непременно нужно говорить, чтобы не показать вида, что явился ради одной еды. Помню, как я был на одном таком обеде в «Клубе бродяг». Рядом со мной сидела дама, с которой потом, как это часто водится, я больше не встречался. Разговорившись со мной, дама спросила меня, что я думаю о последней книге одной модной в то время писательницы. Я исполнил желание соседки и откровенно высказал свое не особенно лестное мнение насчет этой книги. Моя соседка вдруг молча отвернулась от меня. После я узнал, что именно она и была автором той книги. Кроме того, оказалось, что дама нарочно пересела ко мне, узнав, что ей было назначено место рядом с другой писательницей, с которой она была «в контрах». Таким образом, бедняжка неожиданно попала, как говорится, из огня да в полымя.

Был со мной еще один случай, поставивший меня в такое неловкое положение, в каком мне никогда не приходилось быть. Дело в том, что однажды мне пришлось сопровождать знакомую молодую вдовушку на музыкальный вечер в одном богатом доме, где я еще не был знаком с хозяевами. Проходя мимо дворецкого, стоявшего на верхней площадке роскошной парадной лестницы, моя спутница сказала ему:

— Доложите: миссис Дэш и…

Дворецкий, человек еще молодой и порывистый, не дослушав, стремительно бросился к двери и громко возгласил:

— Миссис и мистер Дэш!

Эффект получился такой, что мы должны были пробиться весь вечер, чтобы выяснить глупое недоразумение. Этот инцидент долго еще спустя отзывался на нас, давая повод ко всевозможным более или менее остроумным намекам и шуточкам. Конечно, подобные истории могут случиться только в таких собраниях, где половина людей вам совершенно не знакома, а именно на таких собраниях чаще всего приходится бывать в больших городах.

Но как бы там ни было, а в жизни всякие недоразумения могут быть хоть объяснены, на сцене же это оказывается совершенно невозможным. Действующим там лицам не позволяется выяснять ошибки относительно их личности; это непреложный закон. Если, например, на сцене изображается человек, который ожидает… ну, хоть паяльщика для исправления чего-то в ванной, то он непременно обязан принять за этого паяльщика первого вошедшего к нему в гостиную мужчину, какого бы тот ни был вида. Этому мужчине не позволяется объяснить, что он вовсе не паяльщик, нисколько не похож на него и только по одному недоразумению его можно принять за паяльщика. Не дав ему и слова выговорить, его тащат в ванную и подвергают всем мытарствам, каким полагается подвергать паяльщиков. Только в самом конце последнего акта пришедшему удается доказать, что он — только назначенный местный викарий, явившийся было с визитом…

Как-то раз я присутствовал на представлении одной пьесы, которая вызывала гомерический хохот у публики, а меня привела в самое печальное настроение. В конце первого действия этой пьесы появилась миленькая такая старушечка. Мы, зрители, сразу признали в ней почтенную тетушку; лишь одни действующие в комедии лица долго не могли разобрать, с кем имеют дело. Эти лица приняли эту старушку за что-то вроде… цирковой наездницы и заперли ее в гардероб. По всей видимости, гардеробы на сцене только и служат для такой надобности: непременно кого-нибудь в них прячут. Впрочем, «наездницу» в продолжение всего представления несколько раз прятали от посторонних лиц не только в гардероб, но и в громадную бельевую корзину, за оконную драпировку и даже под диван. Всей этой возни отлично можно было бы избежать, если бы только «наездница» догадалась сказать: «Да что вы все тут, белены обелись, что ли? С какой стати вы меня прячете от добрых людей? Неужели я похожа на такую особу, которую стыдно показать другим? Кажется, у меня для этого слишком почтенная наружность, и я удивляюсь вашей близорукости…» Этим бы все дело и кончилось в десять минут, вместо того чтобы растянуться на два с лишним часа. И находят же люди, что это смешно!..

В действительной жизни я знаю только один случай, когда человек молча вынес большую обиду, которой тоже мог бы избежать двумя-тремя вовремя сказанными словами. Этот случай с покойным Корнеем Грэном. Знаменитый артист был приглашен дать представление в одном пригородном поместье. Владелица поместья, дама из так называемых выскочек, оценивавшая людей единственно по количеству числящегося за ними капитала или титула, распорядилась, чтобы артиста тотчас же по его прибытии накормили в людской. Дворецкий, лучше своей хозяйки знавший приличия, осмелился было возразить, что это будет очень неудобно по отношению к такой знаменитости. Но невежественная и напыщенная богачка знать ничего не хотела и настаивала на своем. Грэн спокойно отобедал с «людьми». После обеда он встал и сказал присутствовавшей челяди:

— Спасибо вам, друзья мои, за то, что вы так радушно приняли и угостили меня. Если желаете, я отплачу вам за вашу любезность маленьким представлением, которое, надеюсь, немного развлечет вас.

Разумеется, все были в восторге от такого предложения, и Грэн позабавил их с полчаса, выказав при этом все свое искусство. Он разошелся и продолжал бы еще, если бы не явился слуга, присланный хозяйкой с приглашением артиста в гостиную. Грэн простился с «публикой» и последовал за слугой в гостиную, где застал блестящее общество, приготовившееся смотреть его.

— Мы ждем, мистер Грэн, — небрежно бросила ему хозяйка.

— Чего? — тем же тоном спросил артист.

— Вашего представления.

— Но ведь я был приглашен вами только на одно представление и уже дал его, — возразил Грэн.

— Дали?.. Где же? Когда?

— Только что сейчас внизу, в вашей людской.

— Но как же это так! — воскликнула хозяйка, топнув ногой. — Разве я приглашала вас забавлять моих людей, а не гостей?

— Выходит так. Ведь вы же сами заставили меня обедать с вашими людьми, а я всегда развлекаю только тех, с кем обедаю… Впрочем, если тут вышло недоразумение, то это дело ваше… Честь имею кланяться.

И артист поспешил на вокзал.

Кстати расскажу другой случай, свидетельствующий о находчивости и остроумии Грэна. Однажды летом он вместе с одним из своих товарищей по профессии жил на даче. Грэн занимал нижний этаж, а его товарищ жил в верхнем. Как-то раз рано утром к Грэну зашел сосед, и они, усевшись перед открытым в сад окном, завели интересную беседу, привлекшую внимание верхнего жильца. Тот, еще в ночном костюме, полюбопытствовал узнать, о чем идет внизу разговор, и так неосторожно высунулся из своего окна, что угодил головой прямо в прелестную клумбу с цветами.