В. Александров - Набоков и потусторонность

• Название: Набоков и потусторонность
• Автор: В. Александров
• Издательство: Алтейя
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-89329-167-0

В. Е. Александров — профессор русской литературы и заведующий отделом славянских литератур Йельского университета, один из самых известных исследователей творчества В. Набокова. В книге В. Е. Александрова миросозерцание В. Набокова раскрывается благодаря детальному анализу поэтики русско- и англоязычной прозы писателя.

Книга адресована как студентам, преподавателям и исследователям творчества В. Набокова, так и широкому кругу читателей.

---

240

Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С. 338.

241

Гумилев Н. Собр. соч. Т. 4. С. 152.

242

Там же. С. 239.

243

Там же. С. 178.

244

Там же. С. 335.

245

Там же. С. 175.

246

Там же. С. 173.

247

J. Sisson (P. 138–140), осуществляя продуктивный сопоставительный анализ произведений Набокова и Уэллса, указывает, что набоковские представления о мимикрии находят отзвук в очевидных противоречиях между теорией Дарвина и чувством красоты, о котором говорит заглавная героиня романа Уэллса «Энн Вероника. Современная любовная история» (1909).

248

Установлено, что первые дарвинистские толкования мимикрии были выдвинуты в 1862 году на примере бабочек из долины Амазонки. См.: Carpenter and Ford. P. 5. См. также: Portmann. P. 70–74; Wickler. P. 7–8.

249

Классифицируя распространенные ныне в Америке антидарвинистские позиции, опирающиеся на религиозные начала, D. Futuyma отстаивает теорию эволюции. J. Simpson, бывший в начале века профессором естественных наук Нью-колледжа в Эдинбурге, приводит в защиту тех же религиозных воззрений более тонкие, да и более глубокие соображения (Р. 21–22). Не обращаясь к явлению мимикрии непосредственно, он приближается к эстетическому истолкованию явлений природы: чисто механические аргументы, пишет он, в этом случае не годятся, ибо «природа — это безупречный грим высшей духовной каузальности» (Р. 248). В общем, такой взгляд представляет собою разновидность теологического принципа «argument from design», который, восходя к евангельским текстам (Римл. 1: 20), особое распространение получил в XVIII веке и вполне сохраняет свое влияние и поныне. Интересно отметить, что известный американский ученый S. Gould отвергает «идеальное устройство» природы как аргумент в пользу теории эволюции, ибо это просто «подражание постулируемой деятельности всемогущего создателя. Странные устроения, забавные решения — вот доказательство существования эволюции, ведь разумный Бог таких путей никогда бы не избрал» (Р. 20–21). Остается, правда, совершенно непонятным, откуда ученому известны «умыслы Бога».

250

Краткий обзор жизни и творчества Успенского представлен в брошюре: Remembering Pyotr Demianovich Ouspensky. Есть и основательное исследование, написанное его ревностным поклонником — см.: Reyner.

251

Reyner. P. 2.

252

A New Model of the Universe. P. 42–43; первое издание вышло по-английски в 1931 г. Судя по упомянутой брошюре (Р. 18), Успенский закончил эту книгу до знакомства с известным мистиком Гурджиевым, которое состоялось в 1915 г.; выправляя английский текст (а русский появился только в 1993 году), автор постарался убрать все переклички со взглядами последнего. Ссылки даются в тексте на русский перевод (Успенский П. Новая модель вселенной. СПб., 1993).

253

Ко времени издания книги Успенского, биологи-эволюционисты, аргументируя сходство мимикрии и модели, не считали нужным оперировать количествами генетических мутаций (в терминологии Успенского, «повторными случайностями»). Ученые по сей день считают, что крупные различия могут быть результатом перерождения одного-единственного гена (Carpenter and Ford. P. 106). С позиций современной эволюционной биологии, Успенский неточно передает и другие аргументы Дарвина; но этот вопрос выходит за пределы настоящего исследования. Стоит отметить, что, рассуждая о благоприобретенных свойствах, как их понимал Ламарк, Набоков сознательно противопоставлял свои идеи господствующей ныне теории эволюции (Speak, Memory. P. 301).

254

Фиксируя нераздельность мира бабочек и потусторонности в творчестве Набокова, J. Karges (P. 17, 30) не углубляется, однако, в существо проблемы.

255

Tertium Organum. P. 171–172, 32 (по-видимому, эта самая известная и влиятельная из работ П. Успенского; вышедшая двумя изданиями, в 1912 и 1916 годах, в России, она вскоре была переведена на английский; в том же 1920 году в Англии были один за другим отпечатаны два тиража). Соблазнительно было бы проследить некоторые другие переклички. Скажем, в романах «Камера обскура» и «Просвечивающие предметы» уловимы отзвуки мыслей Успенского об искусстве как инструменте познания ноуменального через феноменальное, об оккультном смысле электричества, о воображаемой оценке дольнего мира со стороны существ мира горнего.

256

Nabokov V. Speak, Memory. P. 301.

257

П. Успенский (Указ. соч. С. 62) замечает, что книга Н. Евреинова «Театр в жизни» была опубликована в Санкт-Петербурге (1915), а затем переведена на английский (The Theatre in Life) и выпущена в Лондоне издательством G. G. Harrap & Со (без указания даты). Но такой книги у Евреинова нет, и ничего даже отдаленно похожего у него в 1915 году не выходило (подробные библиографические сведения см.: Golub. P. 275–276). По-английски такая книга существует, однако, по словам ее редактора, это лишь собрание фрагментов из ряда ранее вышедших по-русски работ. Таким образом, перед нами нечто вроде антологии критических сочинений автора, и именно поэтому (а также имея в виду, что П. Успенский ссылается на данную книгу) я опираюсь на указанное издание. Ссылки приводятся в тексте.

258

Н. Евреинов и В. Набоков более или менее сходно судят о связи между этикой и воображением. В статье «Искусство литературы и здравый смысл» говорится, что у преступников не хватает воображения представить себе последствия своих деяний. А Евреинов замечает, что Раскольников не убил бы старуху-процентщицу, будь он лучшим актером «для себя» (Р. 120–121).

259

Новалис, Шеллинг и Аст цит. по: Todorov. Theories of the Symbol. P. 168–169. Другой обзор этого вопроса см.: Wellek. P. 17, 47, 76, 136. Известно, что Новалис и другие романтики высоко ценились Евреиновым (Golub. P. 70). Успенский, хорошо начитанный в идеалистической философии, тоже, вероятно, их знал. О схожих идеях у Белого см. мою кн.: Andrei Bely. P. 109–118, 120–122.

260

Evreinov N. The Theatre in Life. P. 46–47.

261

Чтобы оценить степень влияния Успенского, и особенно его книги «Tertium Organum», на представителей современной ему культуры см.: The Spiritual in Art. P. 433 (все ссылки по указателю на «Успенский П. Д.»). Об общих друзьях Успенского и Евреинова, а также об их посещениях «Бродячей собаки» см.: J. E. Bowlt. Esoteric Culture and Russian Society // The Spiritual in Art. P. 172–173.

262

Я не могу точно указать содержание всех лекций Успенского; едва ли можно с уверенностью утверждать, что он читал о бабочках в дореволюционном Петербурге. В «Новой модели вселенной» Успенский говорит, что написал главу о мимикрии между 1912 и 1929 гг. Набоков в мемуарах упоминает, что заинтересовался бабочками в возрасте семи лет — т. е. в 1906 г.

263

Филд (см.: VN. Р. 53) цитирует опубликованный доклад Владимира Поля, в котором автор рассказывает, как пытался склонить молодого Набокова к мистицизму. Из мемуаров Набокова очевидно, что он был знаком с различными оккультными учениями (из чего не следует, что он принял их). Знакомство подтверждается пародированием их в «Соглядатае» (1930) и использованием гностической топики в «Приглашении на казнь» и других произведениях.

264

Короткая заметка об этом была опубликована за подписью «А. А.», с приложением неотчетливо воспроизведенной фотографии Набокова и других актеров (более четкое воспроизведение этой фотографии см.: Evreinov: Foto-biografiia. P. 47; изображение Набокова специально не атрибутировано, но он вполне узнаваем слева, в переднем ряду лиц. Другие сообщения об этом эпизоде см.: Golub. Р. 267. Филд утверждает, что опыт Евреинова следует оценить как значительное русское влияние на Набокова. Вот почему Набоков защищал стремление протагониста «Просвечивающих предметов» превратить реальность в трансцендентную иллюзию. То же стремление якобы прослеживается у Набокова, начиная с «Соглядатая» и «Славы» вплоть до «Бледного огня» и «Взгляни на арлекинов!» (Field. VN. Р. 129). Этот вывод не бесспорен — стоит напомнить, что такие несомненно положительные герои Набокова, как Федор в «Даре» (не говоря уже о самом Набокове в книге мемуаров) оцениваются с точки зрения того, насколько ясно они воспринимают собственную уникальную реальность; а отрицательные персонажи Набокова, «слепцы», воспринимают мир сквозь призму солипсистских построений. О возможном влиянии Евреинова на Набокова говорят также «А. А.» и Slonim.