Юрий Коваль - Рассказы из книги Опасайтесь лысых и усатых

• Название: Рассказы из книги Опасайтесь лысых и усатых
• Автор: Юрий Коваль
• Жанр: Русская классическая проза

---

...По натуре своей Тузик был гуляка и барахольщик. Дома он сидеть не любил и целыми днями бегал где придется. Набегавшись, он всегда приносил что-нибудь домой: детский ботинок, рукава от телогрейки, бабу тряпичную на чайник. Все это он складывал к моим ногам, желая меня порадовать. Честно сказать, я не хотел его огорчать и всегда говорил:

-- Ну молодец! Ай запасливый хозяин!

Но вот как-то раз Тузик принес домой курицу. Это была белая курица, абсолютно мертвая.

В ужасе метался я по участку и не знал, что делать с курицей. Каждую секунду, замирая, глядел я на калитку: вот войдет разгневанный хозяин.

Время шло, а хозяина курицы не было. Зато появилcя Аким Ильич. Сердечно улыбаясь, шел он от калитки с мешком картошки за плечами.

Таким я помню его всю жизнь: улыбающимся, с мешком картошки за плечами.

Аким Ильич скинул мешок и взял в руки курицу.

-- Жирная,-- сказал он и тут же грянул курицей Тузика по ушам.

Удар получился слабенький, но Тузик-обманщик заныл и застонал, пал на траву, заплакал поддельными собачьими слезами.

-- Будешь или нет?!

Тузик жалобно поднял вверх лапы и скорчил точно такую горестную рожу, какая бывает у клоуна в цирке, когда его нарочно хлопнут по носу. Но под мохнатыми бровями светился веселый и нахальный глаз, готовый каждую секунду подмигнуть.

-- Понял или нет?! -- сердито говорил Аким Ильич, тыча курицу ему в нос.

Тузик отворачивался от курицы, а потом отбежал два шага и закопал голову в опилки, горкой насыпанные под верстаком.

-- Что делать-то с нею? -- спросил я.

Аким Ильич подвесил курицу под крышу сарая и сказал:

-- Подождем, пока придет хозяин.

Тузик скоро понял, что гроза прошла. Фыркая опилками, он кинулся к Акиму Ильичу целоваться, а потом вихрем помчался по участку и несколько раз падал от восторга на землю и катался на спине.

Аким Ильич приладил на верстак доску и стал обстругивать ее фуганком. Он работал легко и красиво -- фуганок скользил по доске, как длинный корабль с кривою трубой.

Солнце пригревало крепко, и курица под крышей задыхалась. Аким Ильич глядел тревожно на солнце, клонящееся к обеду, и говорил многозначительно:

-- Курица тухнет!

Громила Тузик прилег под верстаком, лениво вывалив язык.

Сочные стружки падали на него, повисали на ушах и на бороде.

-- Курица тухнет!

-- Так что ж делать?

-- Надо курицу ощипать,-- сказал Аким Ильич и подмигнул мне.

И Тузик дружелюбно подмигнул из-под верстака.

-- Заводи-ка, брат, костер. Вот тебе и стружка на растопку.

Пока я возился с костром, Аким Ильич ощипал курицу и скоро забурлил в котелке суп. Я помешивал его длинной ложкой и старался разбудить свою совесть, но она дремала в глубине души.

-- Пошамаем, как люди,-- сказал Аким Ильич, присаживаясь к котелку.

Чудно было сидеть у костра на нашем отгороженном участке. Вокруг цвели сады, поскрипывали гамаки, а у нас -- лесной костер, свободная трава.

Отобедав, Аким Ильич подвесил над костром чайник и запел:

Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина...

Тузик лежал у его ног и задумчиво слушал, шуршал ушами, будто боялси пропустить хоть слово. А когда Аким Ильич добрался до слов "но нельзя рябине к дубу перебраться", на глаза Тузика набежала слеза.

-- Эй, товарищи! -- послышалось вдруг.

У калитки стоял какой-то человек в соломенной шляпе.

-- Эй, товарищи! -- кричал он.-- Кто тут хозяин?

Разомлевший было Тузик спохватился и с проклятьями кинулся к забору.

-- В чем дело, земляк? -- крикнул Аким Ильич.

-- В том, что эта скотина,-- тут гражданин ткнул в Тузика пальцем,-утащила у меня курицу.

-- Заходи, земляк,-- сказал Аким Ильич, цыкнув на Тузика,-- чего через забор попусту кричать.

-- Нечего мне у вас делать,-- раздраженно сказал хозяин курицы, но в калитку вошел, опасливо поглядывая на Тузика.

-- Сядем потолкуем,-- говорил Аким Ильич.-- Сколько же вы кур держите? Неверное, десять?

-- "Десять"...-- презрительно хмыкнул владелец,-- двадцать две было, а теперь вот двадцать одна.

-- Очко! -- восхищенно сказал Аким Ильич.-- Куриный завод! Может быть, и нам кур завести? А?.. Нет,-- продолжал Аким Ильич, подумав.-- Мы лучше сад насадим. Как думаешь, земляк, можно на таком участке сад насадить?

-- Не знаю,-- недовольно ответил земляк, ни на секунду не отвлекаясь от курицы.

-- Но почвы здесь глинистые. На таких почвах и картошка бывает мелкая, как горох.

-- Я с этой картошкой совсем измучился,-- сказал хозяин курицы.-- Такая мелкая, что сам не кушаю. Курям варю. А сам все макароны, макароны...

-- Картошки у него нету, а? -- сказал Аким Ильич и хитро посмотрел на меня.-- Так ведь у нас целый мешок. Бери.

-- На кой мне ваша картошка! Курицу гоните. Или сумму денег.

-- Картошка хорошая! -- лукаво кричал Аким Ильич.-- Яблоки, а не картошка. Антоновка! Да вот у нас есть отварная, попробуй-ка.

Тут Аким Ильич вынул из котелка отваренную картофелину и мигом содрал с нее мундир, сказавши: "Пирожное".

-- Нешто попробовать? -- засомневался владелец курицы.-- А то все макароны, макароны...

Он принял картофелину из рук Акима Ильича, посолил ее хозяйственно и надкусил.

-- Картошка вкусная,-- рассудительно сказал он.-- Как же вы ее выращиваете?

-- Мы ее никак не выращиваем,-- засмеялся Аким Ильич,-- потому что мы работники картофельных складов. Она нам полагается как паек. Насыпай сколько надо.

-- Пусть ведро насыплет, и хватит,-- вставил я.

Аким Ильич укоризненно поглядел на меня.

-- У человека несчастье: наша собака съела его курицу. Пусть сыплет сколько хочет, чтоб душа не болела.

На другой же день я купил в керосиновой лавке толковую цепь и приковал картофельного пса к елке.

Кончились его лебединые деньки.

Тузик обиженно стонал, плакал поддельными слезами и так дергал цепь, что с елки падали шишки. Только лишь вечером я отмыкал цепь, выводил Тузика погулять.

Подошел месяц август. Дачников стало больше. Солнечными вечерами дачники в соломенных шляпах вежливо гуляли по шоссе. Я тоже завел себе шляпу и прогуливался с Тузиком, напустив на свое лицо вечернюю дачную улыбку.

Тузик-обманщик на прогулках прикидывался воспитанным и любезным псом, важно поглядывал по сторонам, горделиво топорщил брови, как генерал-майор.

Встречались нам дачники с собаками -- с ирландскими сеттерами или борзыми, изогнутыми, как скрипичный ключ. Издали завидев нас, они переходили на другую сторону шоссе, не желая приближаться к опасной картофельной собаке.

Тузику на шоссе было неинтересно, и я отводил его подальше в лес, отстегивал поводок.

Тузик не помнил себя от счастья. Он припадал к земле и глядел на меня так, будто не мог налюбоваться, фыркал, кидался с поцелуями, как футболист, который забил гол. Некоторое время он стремительно носился вокруг и, совершив эти круги восторга, мчался куда-то изо всех сил, сшибая пеньки. Мигом скрывался он за кустами, а я бежал нарочно в другую сторону и прятался в папоротниках.

Скоро Тузик начинал волноваться: почему не слышно моего голоса? Он призывно лаял и носился по лесу, разыскивая меня.

Когда же он подбегал поближе, я вдруг с ревом выскакивал из засады и валил его на землю.

Мы катались по траве и рычали, а Тузик так страшно клацал зубами и так вытаращивал глаза, что на меня нападал смех.

Душа у владельца курицы, видимо, все-таки болела.

Однажды утром у калитки нашей появился сержант милиции. Он долго читал плакат про картофельную собаку и наконец решился войти. Тузик сидел на цепи и, конечно, издали заприметил милиционера. Он прицелился в него глазом, хотел было грозно залаять, но почему-то раздумал. Странное дело: он не рычал и не грыз цепь, чтоб сорваться с нее и растерзать вошедшего.

-- Собак распускаете! -- сказал между тем милиционер, строго приступая к делу.

Я слегка окаменел и не нашелся что ответить. Сержант смерил меня взглядом, прошелся по участку и заметил мешок с надписью "Пичугин".

-- Это вы Пичугин?

-- Да нет,-- растерялся я.

Сержант достал записную книжку, что-то чиркнул в ней карандашиком и принялся рассматривать Тузика. Под милицейским взглядом Тузик как-то весь подтянулся и встал будто бы по стойке "смирно". Шерсть его, которая обычно торчала безобразно во все стороны, отчего-то разгладилась, и его оперение теперь можно было назвать "приличной прической".

-- На эту собаку поступило заявление,-- сказал сержант,-- в том, что она давит кур. А вы этих кур поедаете.

-- Всего одну курицу,-- уточнил я.-- За которую заплачено.

Сержант хмыкнул и опять принялся рассматривать Тузика, как бы фотографируя его взглядом.

Миролюбиво виляя хвостом, Тузик повернулся к сержанту правым боком, дал себя сфотографировать и потом повернулся левым.

-- Это очень мирная собака,-- заметил я.

-- А почему она картофельная? Это что ж, порода такая?

Тут я достал из кармана картофелину и бросил ее Тузику. Тузик ловко перехватил ее в полете и культурно скушал, деликатно поклонившись милиционеру.