Джон Норман - Вождь

• Название: Вождь
• Автор: Джон Норман
• Издательство: Келвори
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-85917-086-6, 5-85917-085-8

Давным-давно, в мрачные и беспокойные времена крылья Телнарианской Империи простирались на целые галактики. Но, как известно, ни одна иперия не существует вечно. Приходит время и некогда могучий гигант оказывается коллосом на глиняных ногах...

Вот в такой империи и началась жизнь человека, известного под прозвищем Пес. Ему, найденному воином возле каравана невольников и воспитанному в деревне, предстояло немало повоевать за свою жизнь...

---

После переправы через Лотар Гунлаки осмотрел своего коня — он дрожал и стряхивал со шкуры ледяную воду. Животное не пострадало. Восточный берег превратился в грязное месиво; оттуда доносились жалобные крики, ропот, звуки ударов хлыстами — пленников сгоняли в кучу. Среди них были и дети, привязанные к матерям. Двоих мужчин убили прямо в воде за то, что они пытались закрыться руками от ударов. Гунлаки заметил полунагую женщину со связанными за спиной руками, стоящую на плоту. Ее щиколотки охватывал сыромятный ремень, более чем пригодный для этой цели. Женщина заметила взгляд Гунлаки и отвела глаза. Она была белокожая и стройная, красиво сложенная — такие женщины хорошо выглядят там, где им и надлежит быть, у ног воинов.

Отвернувшись, Гунлаки вгляделся в сторону противоположного берега, где виднелись развалины деревни. Поваленные остовы хлевов и хижин, закопченные в пламени, теперь покрывал снег. Развалины выглядели безмолвными и холодными. Они напомнили Гунлаки о том, как однажды зимой на опушке леса он видел поваленные деревья. Снег медленно засыпал деревню, оседая на земле и исчезая на поверхности реки.

Гунлаки вновь вспомнил о той женщине. Ей уже развязали руки и согнали с плота на берег. Женщина чуть не упала, поскользнувшись в грязи. Воин ударил ее, и она закричала от боли, барахтаясь на коленях на топком берегу. Женщина казалась ошеломленной; должно быть, она старалась понять, что с ней произошло. Ее пинком подняли на ноги и потащили к повозке, накидывая на шею веревку. Женщина оглянулась на Гунлаки, пока ее привязывали к задку повозки. Ее ноги были перепачканы илом. Гунлаки отвернулся.

Большая льдина медленно проплыла по реке, неторопливо поворачиваясь. Неподалеку, у берега, прибившись к связке мерзлого тростника, колыхался труп убитого в воде пленника. Следом за льдиной плыл ствол поваленного дерева; всадник с берега оттолкнул его копьем подальше от плота. Неподалеку от Гунлаки вскрикнула какая-то женщина — другая, не та, на которую он смотрел. Вероятно, ее ударили хлыстом — обычная мера наказания для коней, собак и женщин. Гунлаки размышлял, сколько женщин останутся в живых к тому времени, как колонна вернется в деревню. Его мысли переключились на других женщин — тех, о которых Гунлаки редко слышал, нежных женщин цивилизованных миров. Такие бы точно не перенесли тягот походной жизни. Интересно, для чего нужны слабые женщины, гадал Гунлаки. Он представил, как эти женщины спешат за колонной — босые, связанные, в шелковых одеждах и украшениях. Да, все эти увешанные ожерельями, браслетами существа с нежной плотью, отмеченной клеймом рабства, тоже для чего-нибудь годятся.

Взглянув на реку, Гунлаки расстроился — борьба колонны с потоком была закончена. Гунлаки жил для того, чтобы бороться, чтобы не упускать ни мгновения ужасной игры, которая разгоняет кровь, возбуждает азарт и приносит добычу.

Сейчас Гунлаки испытывал недовольство: одно дело — потрясать копьем в битве с равным противником, и совсем другое — нападать на деревни, сжигать их и брать в плен жителей.

Спустя час колонна двинулась в путь. Гунлаки слышал, как масса людей впереди пришла в движение, зазвенело оружие и цепи, заскрипели повозки. Чтобы тронуться с места, колонне потребовалось немало времени, поскольку она была слишком длинной, беспорядочной, обремененной поклажей и пленниками.

Гунлаки пришлось прождать у реки еще добрый час.

На небе сгустились тучи, снег повалил гуще. Гунлаки слышал, как шумит река, видел, как на ее темной поверхности образуется прозрачный лед. Конь Гунлаки фыркал и бил копытом. Пар его дыхания висел у морды, как туман или дым. Гунлаки следил, как по реке медленно проплывает скрюченная черная ветка с прибитым к ней мусором. Тело убитого колыхалось у берега; связку тростника рядом с ним уже подхватила вода. Тело закачалось на волнах, медленно продвигаясь вниз по течению.

Гунлаки очнулся, услышав, как ритмично стучат по мерзлой земле копыта лошадей. Звук далеко разносился в чистом зимнем воздухе. Гунлаки обернулся: всадники рядом с ним уже двинулись вперед, низкие тучи пара валили из лошадиных ноздрей. Восточный берег Лотара теперь казался пустынным на более, чем пять миль в обе стороны от переправы.

Дождавшись связного, Гунлаки направился вперед, продвигаясь вдоль колонны. Он чувствовал раздражение, отказался поддержать шутки своего младшего приятеля Муджина, и тот вскоре предоставил Гунлаки его собственным мыслям.

Гунлаки совсем не был уверен, что достойно обагрил свое оружие кровью. Не обязательно быть воином из шатров герулов, чтобы делать то, чем сейчас занимался Гунлаки.

Глава 3

— Женщинам хочется принадлежать, — произнесла она, приподнимаясь на локте среди смятых простыней. — Ты взял меня, как хозяин.

— Ты забыла напомнить, чтобы я заплатил, — сказал он.

— Я думала об этом, — смутилась она, — но в твоих руках почувствовала себя рабыней. Рабы не просят, им ничего не принадлежит. У них ничего нет. Рабы — ничтожества, они сами кому-нибудь принадлежат.

— Не понимаю, — проговорил он.

— Ты не женщина, — пояснила она.

— Все одинаковы, — возразил он, потому что слышал это от братьев.

— Нет, мы разные.

— Это ересь, так ведь? — спросил он.

Женщина побледнела и замолчала. Спустя минуту, отвернувшись к стене, она отчетливо проговорила:

— Ненавижу тебя.

— Почему? — изумился он. Казалось, она была всем довольна — кричала, стонала, умоляла продолжать, покорная и восторженная.

— Потому что ты не надел на меня ошейник и не приказал идти за тобой, — сказала она.

— Не понимаю.

— Это совсем другой мир, — произнесла женщина.

Он не ответил.

— И потом, ты даже не знаешь, кто ты такой, — заметила она.

Он поднял голову, перестав завязывать обувь.

— Потому ты и ненавидишь меня?

— Да, — кивнула она.

— Кто же я? — поинтересовался он.

— Мужчина.

Он пожал плечами.

— Так было еще при первом слиянии гамет, — пояснила женщина.

— Что такое «гаметы»? — спросил он.

— Ты нигде не учился, верно?

— Нигде, — кивнул он.

— Ты умеешь читать?

— Нет.

— Изначально, с самого начала ты был существом мужского пола, мужчиной. Так было определено в хромосомах.

— Тогда ты тоже была в них существом женского пола — женщиной?

— Конечно, — подтвердила она. — С самого начала я была женщиной и никем иным. По-другому никогда не бывает.

— Любопытно, — произнес он. Хотя он нигде не учился, но обладал пытливым, живым умом.

То, что существуют два пола, даже в его собственном роду, оказалось действительно достойным внимания. Конечно, она была у него не первой женщиной: он знал Тессу, Лиа, Сат, Пиг, которые увязывались за ним сами, удивляя его неистощимой энергией в поле, в сарае, на сеновале, на деревянном полу курятника; они сбрасывали одежду, и тени ложились на их живые, ждущие, красиво округленные, симметричные тела. Его любимицей была Пиг. Если бы не неприятности…

— Из какого ты сословия? — спросила он.

— Гумилиори — «пренебрегаемые», — ответил он, — но я не слуга и не колон. («Колонами» назывались земледельцы, находящиеся под защитой богатых владельцев земли.) — А ты?

— Я тоже из гумилиори, — ответила она. — Неужели ты думаешь, что если женщине нужно платить, если она ждет в такой тесной комнате грязной таверны с одним тусклым окном, в постели, то она не принадлежит к сословию гумилиори?

— Я из крестьян, — пояснил он.

Она быстро повернулась к нему лицом.

— У тебя тело не такое, как у крестьян, — возразила она. — Его не испортила тяжелая работа, мотыга и плуг.

Он стоял, завязывая тунику.

— А какое тело у меня? — спросил он.

Женщина соскользнула с постели и подошла к нему, внезапно бросившись на колени и обхватив его ноги.

— Не уходи, — попросила она, и он опустил голову. — Есть хозяева, а есть рабы. Каждый должен знать, кто он такой.

Да, еще до неприятностей с Пиг он собирался уйти из деревни близ фестанга. Он уже вырос и отказался надеть длинную одежду с капюшоном, подпоясанную веревкой. Это было разумно, ибо вершины Баррионуэво и фестанг Сим-Гьядини находились далеко от города, и жители деревни не входили в цеха ремесленников и не считались колонами.

— Ты складно говоришь, — заметил он. — Ты очень умна. Умеешь читать?

— Да.

— Значит, ты не всегда жила среди гумилиори, — предположил он.

— Когда-то я была дочерью сенатора — на другой планете, далеко отсюда, — подтвердила она.

— Тогда ты жила среди хонестори, «почитаемых», — пораженный, заключил он.

— Да, — кивнула она.

— А теперь стоишь голая на коленях.

— Говорят, что из таких, как я, получаются самые лучшие рабыни, — объяснила женщина.