Василий Бетаки - Замыкание времени. Стихи разных лет

• Название: Замыкание времени. Стихи разных лет
• Автор: Василий Бетаки
• Издательство: EDITEURS REUNIS 11, rue de la Montagne Ste-Geneviève, Paris 5e
• Жанр: Поэзия
• Год: 1974

---

А нам, презревшим тесные берлоги,

Понятны и близки любые боги,

Любые листья на любом стволе.

В Стамбуле турком быть, в Афинах — греком,

Не быть никем. Быть просто человеком.

Мы всюду дома, только б на Земле.

5

Мы всюду дома. Только б на земле

Вновь идолов живых не наплодили,

Чтоб нас заставить кланяться горилле

И втихаря летать на помеле.

Нет, лучше в честном кожаном седле

Провековать, глотая тучи пыли...

А те, кто лбы об стену не разбили —

Пусть дышут, если дышится в петле.

Похлебка есть для каждого раба:

В ней — долг и честь, в ней — вера и судьба...

Она, по счастью, мало нам знакома,

Но и понюхав — не избыть стыда!

А потому — дай Бог, чтоб никогда

Нам не грозил цепями призрак дома.

6

Нам не грозил цепями призрак дома

Не потому, что нет его для нас,

А потому, что вдруг, в какой-то час

Чужое можно предпочесть родному.

Ведь не равна одна страница тому,

И перечитывай хоть в сотый раз —

Нет больше пищи для ума и глаз,

Одно лишь утешенье, что знакома.

Прав был Улисс и жалок был Эней:

Я верую в сожженье кораблей!

Пусть мачты вспыхивают, как солома,

Пока леса растут и есть топор —

Мы всё плывем, благословя простор,

И верою в самих себя ведомы.

7

И верою в самих себя ведомы,

Мечтая, не идем в рабы к мечте.

Смысл жизни, обретенный в пустоте,

Не уложить в простые аксиомы.

Любым векам и странам мы знакомы:

Живет апокриф странный на листе

Старинного пергаментного тома,

И кто-нибудь, открыв страницы те,

Прочтет о серых ангелах преданье:

Мы — не жрецы, не жертвы для закланья,

Мы навсегда верны одной Земле.

Рай нас отверг, и серный ад не принял.

Мы — средь людей. Отвеку и поныне

Ни свету мы не отданы, ни мгле.

8

Ни свету мы ни отданы, ни мгле,

И под аркан не подставляем шею.

Умеем все терять, и не жалеем,

Хоть втайне и мечтаем о тепле.

Но соль морей не сохнет на весле:

Ветра по расписанию не веют,

Отечества пророки не имеют,

И птица не завидует пчеле.

Omnia mea — мысли, краски, звуки,

Да женские ласкающие руки —

Иных от жизни нам не надо благ,

И суета сует так мало значит!

Пускай свистят нам вслед, пускай судачат,

Пускай рядят хоть в шутовской колпак!

9

Пускай рядят хоть в шутовской колпак —

Мы сами балагану знаем цену:

Скрипучую раскрашенную сцену

Преображаем, как бездумный маг,

В минутный храм поэтов и бродяг,

И озорство предпочитаем плену.

Ну, конура, вынюхивай измену!

(Язык от лая — на бок, словно флаг)

А лицедей, творец бродячих истин,

Приманчив для тебя и — ненавистен,

Но что волкам до суетных дворняг?

Пусть лижут цепь! Мы не разделим с ними

Наш тайный тост под звездами немыми:

Пророк, а не беглец — наш каждый шаг.

10

Пророк, а не беглец наш каждый шаг,

Но песнь Лилит не хочет слышать Ева.

И все же сохранится тень напева

В крови столетий, и в пыли бумаг.

Но если даже будет все не так,

И заглушит бамбук следы посева,

И мирный птичник задрожит от гнева,

И злой осокой обернется злак,

Проснется месть порубленных садов,

Леса придут на место городов,

И красные от кирпича потоки

Съедят металл — что ж, значит — новый круг...

Одно не дай нам Бог увидеть вдруг:

Что под ногой — пустыни сон глубокий...

11

Что под ногой? Пустыни сон глубокий?

Барханов рыжих золотое зло?

Нет, просто море в полдень принесло

На гребнях волн мираж тысячеокий:

И вовсе не песок сжигает щеки,

А первый снег (его слегка мело)

...Ночная скачка в Царское Село

Ломилась в ненаписанные строки,

И липы облетали, и была

Ночь та, что серебрила купола

В последний раз... Но промолчав об этом,

Мы с нею не простились... А потом

Шуршала под дамокловым рассветом

Листва, присоленная ноябрем.

12

Листва, присоленная ноябрем,

Должна б не сниться в шорохе магнолий!

Так ванты, заскрипевшие от соли,

Едва ль кому напомнят старый дом!

Кто ложь назвал тоскою о былом?

Кто придал ей и вид и привкус боли?

Кому настолько душу измололи,

Что уместился в ней один Содом?

Но — клином свет! Но — все живое мимо

Прибой Атлантики и камни Рима...

И — день за днем, пока не рухнет гром

Последний над содомскими стенами.

Он нами предугадан, призван нами!

Все в разум свой мы с жадностью вберем!

13

Все в разум свой мы с жадностью вберем:

Опаловых закатов наважденье,

Полярный отсвет и миров рожденье,

И тихий голос хвои под дождем,

И все слова на языке людском —

Шамана ли камчатского моленье,

Или гриотов сенегальских пенье,

Строку Сафо и Джойса толстый том...

Куда, какие звезды нас ведут?

Откуда мы и для чего мы тут?

Чтоб под корой бунтующие соки

Гудели в ритмах мысли и весны!

Когда переплетутся с явью сны —

Все превратится в кованые строки!

14

Все превратится в кованые строки —

Не зря Гефест органы смастерил!

У Аполлона не хватило б сил

Озвучить век, столь гулкий и жестокий.

Не нам перечислять его пороки,

Но нам — не сосчитать его могил.

Мы так же были в нем, как в нас он был.

Мы всем близки и всюду одиноки.

В нас — тьма и свет. В нас — Люцифер и Бог.

В нас, повстречавшись, Запад и Восток

Существованье начинают снова.

Едина плоть — Земля и Океан.

Одну страну сменив на сотню стран,

От ног мы отрясаем прах былого.

15

От ног мы отрясаем прах былого,

И первого свидания не длим:

Иначе всех проглотит «Третий Рим»,

И память не сумеет влиться в слово.

Мы всюду дома, только б на Земле

Нам не грозил цепями призрак дома.

И верою в самих себя ведомы,

Ни свету мы не отданы, ни мгле.

Пускай рядят хоть в шутовской колпак —

Пророк, а не беглец — наш каждый шаг.

Что под ногой? Пустыни сон глубокий?

Листва, присоленная ноябрем?

Все в разум свой мы с жадностью вберем,

Все превратится в кованые строки.

1973 Петербург, Вена, Рим. 

II. СОЛЬ ВАРЯЖСКИХ ВОЛН

«Я пью за варягов, за дедов лихих,

Кем русская сила подъята,

Кем Киев прославлен, кем грек приутих,

За синее море, которое их,

Шумя, принесло от заката!»

(А. К. Толстой) 

* * *

Н. Струве

«Нам внятно все: и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений!»

(А. Блок)

Червленые щиты вдоль борта корабля.

В холщовый парус бьет звон Киевской Софии,

И Новгородская слышна до Византии...

Гуденьем трех Софий озвучена земля.

Ни половецкий свист, ни дикие поля

Не в силах поглотить их голоса живые,

Пока норманнский меч не позабыт Россией —

Волосяной аркан — не мертвая петля!

Псковская звонница не станет минаретом,

И Дао никогда не слиться с Параклетом.

Русь Европейскую — Московской не зови:

Да, мы изнемогли под тяжестью тумана,

Да, мы еще несем проклятье Чингиз-хана,

Но соль варяжских волн гудит у нас в крови!

ПСКОВ

Но вот и Новгорода младший брат.

Довмонтовой стены тяжелый камень.

Высоких контрфорсов мощный ряд,

Что держит многотонными руками

Массив стены, с которой не палят

Уж двести с лишним лет... (Тогда войсками

Был полон город, и последний гром

Здесь грохотал, разбуженный Петром.).

Взгляни с верхушки круглой Кутекромы

На ижицу сливающихся рек,

Забудь про стены, храмы и хоромы,

Запомни только плавных вод разбег,

Да там лесов зубчатые изломы,

Которые и наш неровный век

Переживут... Но сосны-великаны

Не знают ближних леспромхозов планы!

Слияние Великой и Псковы

Заполнено сиренью и церквами,

И тишиной, и уханьем совы,

Живущей до сих пор между зубцами...

Собора шлемовидные главы

Слегка фосфоресцируют ночами,

И город от Поганкиных палат

До Запсковья молчанием объят.

Клубком свернулась ночь в начале лета

И спит в глазницах звонницы пустой,

Пока ее трехглазые рассветы

Не выметут лучистою метлой

Из трех беленых арок. Три кометы