Джером Джером - Трогательная история

• Название: Трогательная история
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-371-00258-7

«Трогательная история» (A Pathetic Story, 1891) — рассказ Джерома К. Джерома из сборника «Дневник одного паломничества и шесть очерков» (Diary of a Pilgrimage and other Stories, 1891). Перевод Л. А. Мурахиной-Аксеновой 1912 года в современной орфографии.

---

Положим, в глубоком смысле этого слова мой приятель не был велик, то есть он не принадлежал к числу тех истинно великих людей, которые сами не знают своего величия. Но с точки зрения современности он не мог не считаться великим. Ведь каждая написанная им книга тотчас же по выходе ее в свет раскупалась нарасхват в ста тысячах экземплярах, а каждая пьеса, поставленная им на сцене, шла обязательно пятьсот раз подряд. И чем больше он писал, тем громче прославлялся его талант и тем сильнее гремело по всему миру его имя. Куда бы он ни являлся, его повсюду встречали с величайшими почестями. Общество буквально носило его на руках, ухаживало за ним, всячески лелеяло и баловало. Во всех журналах и газетах красовались прочувствованные описания его чарующего домашнего утла, его чарующих улыбок, слов и манер и всей его чарующей особы.

Сам Шекспир в свое время не был так прославлен, как мой приятель. Как же, повторяю, было мне не гордиться дружбой с такой знаменитостью? Ну, я и гордился. К счастью, он в это время был в городе и, что еще лучше, даже оказался дома, когда я пришел к нему. Я застал его сидящим с сигарой в зубах, перед открытым окном в роскошном кабинете.

Он и мне предложил сигару. Его сигары не из тех, от которых принято отказываться. Поэтому я взял сигару, закурил ее и поведал приятелю о своих тревогах.

Выслушав меня, он довольно долго глубокомысленно молчал. Я уж подумал, что он, быть может, только притворялся слушающим меня, и хотел обидеться на его невнимательность — про себя, разумеется. Но вдруг он отвел свой усталый взгляд от низко нависших над городом тяжелых туч, сквозь которые тщетно пытался прорваться чересчур отважный луч солнца, вынул изо рта сигару и сказал:

— Так вам нужна настоящая трогательная история? Пожалуй, я могу рассказать вам одну. Она коротка, но грустна, а стало быть, и трогательна.

Он говорил таким серьезным тоном, я невольно весь превратился во внимание.

— Это история человека, потерявшего самого себя, — начал мой знаменитый приятель, снова устремив глаза в то место, где шла борьба между океаном седых туманов и крохотным лучом солнечного света. — Человека, стоявшего у собственного смертного одра, наблюдавшего собственную медленную смерть и знавшего, что ему нет воскресения.

Дело в том, что когда-то жил на свете бедный мальчик. Он почти не имел ничего общего с другими детьми; любил быть один и целые дни бродил по окрестностям, погруженный в никому неведомые мысли и мечты. Он не был ни угрюм, ни зол, но в его детском сердце постоянно звучал голос и твердил, что ему должно открыться нечто такое, что не может быть понято его сверстниками, и чья-то незримая рука вела его в пустыню, где ничто не мешало ему слушать и видеть недоступное другим.

Но и среди уличного шума ему постоянно слышался таинственный голос, шептавший, что он должен приготовиться к тем Божьим делам, которые будут поручены ему, как одному из немногих, способных их совершить. Эти дела состояли в том, чтобы оказывать нравственную поддержку тем Божьим поборникам, которые хотят стремиться к усовершенствованию мира и не пасть в тяжелой борьбе с мировым злом. И когда он оставался где-нибудь один, то простирал к небу свои детские руки, благодарил за обещание дать ему возможность приносить великую пользу и горячо молился о том, чтобы Божья сила помогла ему быть всегда достойным своего избрания в работники на Божьей ниве. В переполнявшей его душу радости о предстоящих трудах на этой ниве бесследно тонули мелкие житейские огорчения и лишения, и по мере того как он подрастал, внутренний голос становился все громче, яснее и понятнее, пока, наконец, мальчику не прояснился во всех подробностях тот путь, по которому ему предстояло идти до конца своей жизни.

Но вот, когда он уже возмужал и, вполне подготовленный, мог приступить к своему делу, к нему явился нечистый дух и стал соблазнять его, тот самый дух, который сгубил так много великих людей ранее, губит их в наши дни и будет губить и впредь, дух мирских успехов и славы. И этот дух стал нашептывать ему соблазнительные слова, и он стал прислушиваться к ним.

— Какая будет польза тебе от распространения твоих великих мыслей, от того, что ты будешь открывать другим вековечные истины, которых никто не хочет знать? — шептал злой дух. — Чем вознаградит тебя за это мир? Разве ты не знаешь, чем и как всегда вознаграждал мир величайших учителей, величайших мыслителей и поэтов, которые все свои богатые силы, всю свою благородную жизнь отдавали на служение ближнему? Разве тебе неизвестно, что их уделом всегда было общее негодование, презрение и нищета? Оглянись и посмотри, как жалка участь немногих правдивых, честных и серьезных тружеников мысли, в сравнении с осыпанными всякими благами угодниками толпы, пляшущими под ее дудку?

Ты возразишь мне, что истинных певцов признают после их смерти, и зароненные ими в людские головы великие мысли с течением времени все более и более разрастаются и распространяются, пока не овладеют миром, который на все лады повторяет эти мысли, часто не зная даже имени их творцов; прославляет и носится с ними, покуда на смену им не придут новые. Но какая же от этого польза для тех, которые умерли в позоре и нищете?

Ты талантлив, даже, пожалуй, гениален. Посвяти же свои великие дары на угождение миру, и мир немедленно вознаградит тебя всем, чем только пожелаешь. Он даст тебе богатство, даст тебе славу, даст тебе величие, — то величие, которое не мозолит ему глаз. И всем этим ты будешь пользоваться, вплоть до тех пышных похорон, венков и памятников, которыми благодарная толпа проводит тебя в тот мир, о котором никто ничего не знает.

Человек тот поддался коварным нашептываньям демона и пал. И, вместо того чтобы быть служителем Божьим, он сделался рабом людей. Он стал писать для толпы то, что было ей приятно. Она рукоплескала ему и целыми пригоршнями бросала ему золото. Он подбирал это золото и снова спешил к столу, чтобы написать похвалу «благородству» и «великодушию» своих владык-развратителей.

Чистый дух поэзии, который идет рука об руку с духом пророчества, покинул его, и он превратился в простого торгаша, все старания которого сводились к тому, чтобы уловить вкусы толпы и вовремя угодить им.

«Милая толпа, — думал он про себя, — скажи мне только, чего ты желаешь, и я исполню твое желание. Может быть, тебе угодно повторение старой лжи, старых условностей, изношенных житейских формул, злых мыслей, смрад которых душит все светлое и доброе? Может быть, прикажешь повторить тебе ту бессмысленно глупую и пошлую болтовню, которую ты слыхала уже миллионы раз, но которая все еще не надоела тебе, потому что она так хорошо подлажена под твое понимание?.. Скажи мне… прикажи, что я должен делать, чтобы ты была всегда довольна мною и не прекращала поток своих щедрот для меня? Прикажешь защищать неправое, провозгласив его правым? Прикажешь обелять черное и чернить белое? Какой лести желаешь ты услышать от меня сегодня, завтра и в остальные дни?.. О, не томи меня, скажи, прикажи, и я, если нужно, вывернусь наизнанку, лишь бы всегда, до самой моей смерти, угождать тебе, моей милостивой повелительнице!»

И он сделался богатым, славным и великим. Он получил все, что было ему обещано демоном-искусителем: роскошно обставленное жилище, чистокровных рысаков, шикарные экипажи, дорогую одежду, вкусный стол, множество слуг, раболепствовавших перед ним и делавших вид, что готовы за него в огонь и в воду, а втайне обманывавших его и издевавшихся над ним.

Словом, этот угодник толпы был бы вполне «счастлив», если бы на дне его письменного стола не лежала пачка тоненьких пожелтевших тетрадок, исписанных неумелым детским почерком. У него не хватало духа уничтожить эти глупые тетрадки, и они служили ему вечным напоминанием о бедном мальчике, который когда-то бродил босиком по избитым камням мостовой, погруженный в сладостные мечты о том неземном величии, являющемся уделом истинных служителей Божьих, — о мальчике, который много лет тому назад мечтал сделаться совсем не тем, чем сделался, когда возмужал…

Мой приятель замолчал и, тяжело вздохнув, погрузился в грустные размышления. Я не решился отвлечь его от этих размышлений и потихоньку удалился.

Это действительно была очень грустная история, но не в том духе, какой требуется для рождественского номера семейного журнала, поэтому издатель «Еженедельника» не принял ее, и мне, в конце концов, все-таки пришлось наскоро написать «трогательную историю» о покинутой девице, умершей от разбитого сердца…