Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы

• Название: Персидские юмористические и сатирические рассказы
• Автор: Голамхосейн Саэди
• Издательство: Издательство «Правда»
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1988

В сборник включены произведения основоположника современного сатирического рассказа Ирана Мохаммада Али Джамаль-заде, а также писателей-юмористов Хосроу Шахани, Феридуна Тонкабони, Голамхосейна Саэди и Аббаса Пахлавана.

В рассказах зло и остроумно обличаются пороки буржуазного мира: продажность чиновников, напускная добродетель богатых, инфляция моральных и нравственных ценностей в условиях ускоренной модернизации общества.

Современный персидский юмористический рассказ развивает гуманистические и демократические традиции мировой классической новеллистики.

---

— Я могу быть уверен?

— Да, можете быть совершенно уверены!

*

…Раздаётся телефонный звонок. Главный редактор берет трубку:

— Алло, главный редактор слушает.

— Ага… Мы заказывали объявление о назначенной на вчерашний вечер панихиде, но в газете почему-то ничего не было напечатано?

— Разве?

— Вот именно!.. Что же нам теперь прикажете делать? Мы потратили столько денег, устроили пышную панихиду, но никто не был оповещён, и поэтому никто не пришёл. Так не делается, ага…

— Должно быть, места не хватило!

— Как же все-таки вы решили со мной? — робко спрашивает Акбар-ага.

Главный редактор, забыв о том, что его слушают по телефону, завопил в бешенстве:

— Я же сказал вам, ага-джун, что мы дадим разъяснение, что этот головорез не имеет к вам никакого отношения!.. Что вам ещё надо?! Чего пристали?!. Убирайтесь вон!

— Что? Что вы сказали, ага?.. — слышится в трубке растерянный голос — Какой головорез? Этот человек, благослови его Аллах, был воплощением честности, порядочности и благородства. Дожив до восьмидесяти пяти лет, он ни разу не имел дела ни с полицейским участком, ни с префектурой. Кто сказал, что он был головорезом?.. Теперь мне стало ясно, почему вы не напечатали некролога!..

— Ага, простите! — растерянно бормочет главный редактор,— я это не вам.

— Что значит не мне? Вы ещё ответите за это! Честного и порядочного человека с добрым именем и хорошей репутацией вы называете головорезом?! Сейчас я сам подъеду в вашу редакцию и на месте разберёмся, кто головорез…

…И пока главный редактор пытался что-то объяснить, тот раздражённо бросил трубку, и телефон разъединился.

*

…Главный редактор, тяжело вздохнув, закуривает. В это время он замечает корреспондента по экономике:

— Ага, где же ваш обещанный репортаж о конференции по расширению торговли со страной?..

— Я его готовлю, но…

— Но что?

— Но на конференции были кое-какие нежелательные выступления, и мне кажется, их не следует печатать.

— Какие ещё выступления?

— Представители некоторых торговых фирм утверждали, что торговые дела в стране… идут неважно, и что рынка сбыта у них нет, и что все их накопления сосредоточены в иностранных банках…

— Ладно, об этом можно и умолчать. Подготовьте заметку о том, что можно писать.

Затем главный редактор поднимает трубку внутреннего телефона и набирает номер фотолаборатории.

— Ага, попросите одного из фотокорреспондентов подняться наверх.

— Фотокорреспондентов на месте нет.

— Куда же они запропастились?

— Один отправился в полицейский участок, другой поехал снимать дорожный инцидент на шоссе Абеали, третьего вы сами только что послали на конференцию по обучению, четвёртый…

Главный редактор, не дождавшись конца объяснения, бросает трубку.

— На-ка,— обращается он к курьеру,— отнеси это сообщение наборщику, а эти два снимка — в цинкографию…

Тут он вспоминает, что ещё не принесли кроссворда для семейной полосы.

— Где кроссворд? — спрашивает он.

— Составитель кроссвордов сообщил по телефону, что он заболел.

Главный редактор задумывается. В углу комнаты два корреспондента пьют чай и курят:

— А ну-ка, господа, давайте, вместо того чтобы прохлаждаться, составьте быстренько кроссворд из тринадцати клеток. И чтобы через полчаса он лежал у меня на столе! Составитель кроссвордов заболел.

Корреспондентам приходится взяться за карандаши и линейку.

— Первый по горизонтали: семь букв!., сидит на ветке и поёт.

— Пиши: соловей!

— Второй по вертикали…

*

С другого конца зала корреспондент по иностранной хронике обращается к главному редактору:

— Будем сообщать об аварии самолёта в Эфиопии?

— А почему бы нет?

— Но ведь…

— Никаких «но ведь». Переводите и давайте сюда. Относительно Доминиканской Республики тоже все переведите и принесите мне.

Снова звонит внутренний телефон. На этот раз метранпаж:

— Ага, заголовок о раскрытии антиправительственного заговора в Доминиканской Республике семьдесят вторым шрифтом не помещается. Что делать?

— Прочтите заголовок!

— Читаю: «Сегодня в Доминиканской Республике сторонниками президента раскрыт антиправительственный заговор».

— Вычеркните «президента»!

— Все равно не помещается!

— Сократите «сторонниками». Получается?

— Да, но по краям остаются просветы!

— Перед «Доминиканской» поставьте слово «страна», и все будет в порядке… Ну как, получилось?

— Получилось!

*

Главный редактор кладёт трубку и обращает взгляд на двух корреспондентов, которые должны были подготовить кроссворд:

— Так, что же с кроссвордом?

— Ага, мы составили… Вот только в двенадцатой колонке по вертикали получилась какая-то абракадабра…

— Что же получилось?

— Фансеравискес!

— Чего, чего?

— Фансеравискес!

— Нечего сказать, составили! Ладно, выкручивайтесь как знаете!

…Уже час дня. А до двух газета должна быть отпечатана и разослана.

Главный редактор спускается в типографию, где часов до трёх ему предстоят дебаты с наборщиком, фотографом и метранпажем.

Филателист

Мне доводилось слышать, что люди собирают марки и составляют коллекции, стоимость которых достигает нескольких тысяч туманов, но видеть, что это такое, никогда не приходилось. Признаться, я никак не мог понять, каким образом тысяча погашенных марок достоинством в один кран оценивается в несколько тысяч туманов.

И вот случай свёл меня с господином Доулат-заде — одним из богатейших людей нашего города, имеющим уникальнейшую коллекцию марок.

Когда я пришёл к господину Доулат-заде, в гостиной сидел сын хозяина, погруженный в чтение какой-то книги, а две дочери Доулат-заде — Сузи и Сузан — стояли у аквариума, любовались рыбками и кормили их крошками хлеба.

После чая и фруктов, когда мы уже обо всем переговорили, Доулат-заде спросил меня:

— Не желаете ли полюбоваться моей коллекцией марок? Поскольку я никогда раньше не видел таких коллекций, мне

любопытно было взглянуть, что это такое.

— Конечно, с удовольствием,— ответил я.

Достав из кармана связку ключей и выбрав из неё нужный, хозяин открыл дверцу шкафа и вынул из него сундучок. В сундучке лежало несколько толстых альбомов. Усевшись поудобнее в кресле напротив меня, Доулат-заде стал перелистывать один из альбомов и объяснять:

— Перед вами уникальнейшая марка. Она была выпущена в память о первом дне насморка Наполеона Бонапарта и теперь стоит сто тысяч туманов!

Мои глаза полезли на лоб. Как? Марка, имеющая два сантиметра в длину и два в ширину, стоит сто тысяч туманов?! Да! Не зря, видно, альбом хранится в железном сундуке, который, в свою очередь, находится в шкафу, ключ от которого спрятан в потайном кармане хозяина!

Я все ещё находился под впечатлением от стоимости марки в сто тысяч туманов, когда Доулат-заде прервал мои мысли.

— А вот эта марка посвящена тому памятному дню, когда личный портной Людовика XVI закончил шить платье для Марии-Антуанетты. Таких марок во всем мире только две! Ах, если бы не было второй, моя была бы единственной и бесценной! Однако и теперь она стоит пятьсот тысяч туманов!.. Вот марка, которая выпущена в память о первой встрече русского царя Николая Второго с Распутиным!

Когда мы посмотрели марки, связанные с памятными датами из жизни великих людей прошлого, хозяин вытащил второй альбом.

— Эта серия марок посвящена Дню ребёнка. Она напечатана специально для того, чтобы привлечь внимание к подрастающему поколению и оградить его от различных опасностей и несчастных случаев. Оценивается эта серия в десять тысяч туманов.

В это время сын Доулат-заде, сидевший спиной к нам, не оборачиваясь, спросил:

— Папа… знаешь, что сегодня случилось у нас в переулке?

— Нет, не знаю,— бесстрастным голосом ответил Доулат-заде, продолжая любоваться своей серией.

— Пятилетнюю дочь соседского дворника раздавила машина.

— Ну и черт с ней, с этой девчонкой! Наплодилось их тут видимо-невидимо,— равнодушно произнёс хозяин, не отрываясь от листков альбома.

Наступила короткая пауза.

— …Да, а вот эта серия марок посвящена Дню матери. Она дополняет серию, выпущенную в честь Дня ребёнка. А эта серия из четырёх марок напечатана к Дню отца, в знак уважения к главе семьи — хозяину дома.

В этот миг, как нарочно, мне в глаза бросился крупный заголовок статьи в газете, лежащей тут же на столе: «…истощённый голодом отец троих детей кончает жизнь самоубийством».